Румянец уже стал исчезать, а затем снова пополз по шее к лицу, — Я заканчиваю в пять.
— Извини, детка, но ты слишком молода для меня, и в любом случае я должен работать.
— Мне восемнадцать, — сказала она.
«Ой, сомневаюсь!». Бернардо, по-видимому — тоже.
— У тебя есть ID,[10] чтобы это доказать? — спросил он.
Она опустила глаза и, наконец, покачала головой. Позади нас просигналила машина. Человек с бэйджиком, который гласил — «менеджер», зашел в ее маленькую кабинку. Она пробормотала, — Пожалуйста, проезжайте к следующему окну, сэр.
Он начал проводить с ней беседу, о ее поведении, когда мы поехали вперед, чтобы занять уже опустевшее место перед нами. Другие машины забирали свою еду и разъехались, пока он флиртовал.
— Нужно быть очень осторожными с молоденькими девушками, — сказал он, — они лгут, что им восемнадцать, и при этом неприятности возникают не у них. Полиция всегда считает, что молодых, невинных девушек все обманывают. У меня была одна шестнадцатилетняя, которая присылала мне снимки своего нижнего белья. В некоторых штатах за наличие такого дерьма в электронной почте могут обвинить в распространении детской порнографии.
— И что ты сделал?
— Сообщил о ней в полицию. Сказал им, что я озабочен тем, что она может отправить такое кому-то, кто может не оказаться таким морально устойчивым, как я и она пострадает.
— Ты не сообщал, — сказала я.
— О да, так и было. Глупышки думают, что это всего лишь развлечение, или что-то в этом роде, но это не их могут посадить за такие дела за решетку. Так или иначе — малолетки, меня не привлекают. — Он посмотрел на меня, и я успела уловить в его взгляде что-то такое, как я поняла — что-то дразнящее, и мне это не нравилось. — Но ты это делала?
— Делала — что? — спросила я.
— С малолетними, или это только слухи, что у тебя были отношения с вертигром Сиднея, или с кем ты там теперь живешь в Лас Вегасе?
— Это Синрик и это не слухи.
— Шестнадцатилетние слишком молодые даже для меня Анита. — Но усмехнулся мне, когда говорил это с чувством нравственного превосходства. — И насколько я помню — ему тогда только-только стукнуло шестнадцать.
Что я на это могла сказать «что я не хотела заниматься сексом с Синриком? Что мы были захвачены самым гадким из всех вампиров — Марми Нуар?» Так-то оно так, но через какое-то время оправдания казались пустыми словами, потому что я была вынуждена продолжать это делать.
— Ему семнадцать, и он уже совершеннолетний и находился в Сент-Луисе, потому что единственный голубой живой тигр мужского пола на сегодняшний день, которого нам удалось обнаружить. Он был у Арл… плохих парней в черном списке.
Тут я поняла, что сказанное больше не являлось правдой. Итан был голубым и взрослым вертигром. «Теперь я могу отослать обратно домой в Лас-Вегас Синрика? А могла ли я? Он был моим голубым тигром зова, но Алекс был моим красным, и он жил в другом штате. И конечно же Арлекин может его убить, чтобы вывести меня из равновесия. Дерьмо».
— Таким образом, ты обеспечила Синрику безопасность, — сказал Бернардо.
— Пыталась.
— Отымев его?
Я смерила его взглядом. — Большое спасибо, Бернардо.
Он усмехнулся мне, выезжая на главную улицу.
Я глянула на него и развернула мой бургер. Я так не хотела начинать есть, пока у нас происходил этот разговор, но я хотела подкрепиться, пока мы не добрались до Эдуарда с Олафом. Я определенно не хотела видеть Олафа на пустой желудок. Мне нужна была вся сила, которую смогу собрать.
Я пыталась решить, «должна ли я реально на него злиться и если я действительно злюсь, то почему? Из-за того, что я чувствую вину за Синрика, и это заставило меня обороняться». Я ела свой бургер не чувствуя его вкуса и уже не в первый раз задумывалась, «что же делать с Синриком».
— И это все? — спросил Бернардо, — Это все, что ты можешь мне сказать? Раньше тебя было легче зацепить.
Я отпила немного колы и взялась за картофель фри. — Ты пытаешься начать конфликт?
Он улыбнулся. — Не настоящий конфликт, просто тебя прикольно выводить.
Я жевала свою жареную картошку, зная, что она вся в масле и соли, но именно это делало ее такой вкусной. «Почему множество вредных для здоровья вещей так чудесно на вкус».
Он глянул на меня, затем снова на дорогу. — Либо тебе действительно нравится дитя, либо он реально тебя волнует.
Я вздохнула, поедая свою вкусную картошку и стараясь не сутулиться на пассажирском сидении. Я так не хотела этой беседы с Бернардо, но он встретил Синрика в одно время со мной.
— Ты и я встретились с ним в одно время, Бернардо. Он был девственником, потому что у белых кланов, как и всех остальных, все дело в чистоте родословной, и их тигриная королева, Вивиана, любит, чтобы ее мужчины были моногамными.
— Это потому что она держит мужа, большого М в ежовых рукавицах, и она не смогла бы спрашивать с главного вампира Вегаса за то, что она сама и ее тигры не соблюдали бы.
— Да, — подтвердила я. — А также, молодняк не в состоянии себя контролировать в свой первый оргазм, он может перекинуться и сожрать своего партнера.
— Ну и как себя контролировал голубой мальчик?
Я пожала плечами, сознательно не глядя на него. — Хорошо, и не называй его так. У него есть имя.
— Синрик звучит каким-то не реальным именем для парня-подростка, — сказал Бернардо.
— Он использует короткую версию своего имени.
— Рик? — спросил он.
Я помотала головой.
— Рик — единственное сокращение его имени, — сказал Бернардо.
— Неа.
Он начал подстраиваться под транспортный поток. Возможно, это означало, что мы скоро приедем. Я не особо обращала внимание на то, где мы находились, и не достаточно хорошо знала город.
— Тогда как он себя называет?
Я что-то промямлила с набитым ртом.
— Что?
— Син, ясно, ему нравится Син.
Бернардо аж прослезился, разразившись хохотом во всю глотку, запрокинув голову.
— Да, да, наслаждайся, смейся над мальчиком, — сказала я.
Когда он смог говорить, то произнес: — Это слишком хорошо, Анита. Так просто.
— Я пыталась отговорить его, но его кузен Родерик уже зовется Риком, так что он думает зваться именно так.
Он издал этот низкий мужской смешок. — Син, ты спуталась с семнадцатилеткой, называющим себя Грехом.[11] О, черт, когда я встретил тебя, ты была словно королева девственниц, такая недотрога, а теперь…
— Просто прекрати, ладно, мне и так тошно.
Он глянул на меня, ожидая пока машины, дадут ему проехать. — Почему тебе из-за этого тошно? Он молод, и что с того?
— Ты сам это сказал, он был маленьким шестнадцатилекой. И я лишила его девственности, Бернардо.
— В тот момент твои мозги трахала Мамочка Тьма и Синрика кстати тоже.
— То же самое случилось и еще с четырьмя вертиграми. Твой первый раз не должен произойти в вызванной вампирами оргии, но с ним было именно так.
— Это была не твоя вина, Анита. Я был в Лас-Вегасе. Тебе повезло, что ты пережила это, и вертиграм тоже.
Я пожала плечами. И убрала оставшуюся еду в пакет. В моем животе образовался тугой узел, и есть сейчас просто было не возможно.
— Ну, на этот раз они это не переживают.
— Это не твоя вина, что Мамочка Тьма, посылает злых вампиров, охотится на вертигров.
— Возможно, — согласилась я.
— Эх, возможно это всеобщая вина.
— Что это значит? — спросила я, посмотрев на него.
— Это значит, что ты делаешь то, что делаешь, и пытаешься наслаждаться этим процессом. Мы все так делаем.
— Но только ты дразнил меня Синриком, — надавила я.
— Это потому, что ты должна была послать меня к чертям, как ты обычно делаешь. И не должна была поддаваться на провокации. Если бы я понял, что ты из-за этого паршиво себя чувствуешь, я бы оставил тебя в покое.
— Спасибо, наверное, — сказала я, и посмотрела в окно, он вел автомобиль по узким улочкам.
— Почему ты так о нем беспокоишься?
— Ему семнадцать, — сказала я.
— Значит, в следующем году ему будет восемнадцать.
— Он ученик выпускного класса старшей школы, Бернардо. Жан-Клод, его официальный опекун, вынужден был пристроить его в школу. Он приходит домой с домашкой и дерьмо, затем мечтает об объятиях и сексе. Это обрекает меня на то, чтобы его отослать.
Он молчал, пока ехал через постепенно сужающиеся улицы. — Ты даже не спросила, куда мы направляемся.
— К Эдуарду, — ответила я.
— Ага, но не в полицейский участок, а ты не спросила почему, — он глянул на меня. — Ты просто помешана на контроле. Почему же не интересуешься?
Я задумалась над вопросом и, наконец, ответила: — Я не знаю. Кажется, мне все равно. То есть я доверяю тебе, доверяю Эдуарду, и даже Олафу выполнять работу. Я не доверяю ему только в том, что касается меня.