Эйвери еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько уязвимой. Мало того, что она была прикована к больничной койке и не могла двигаться, так она еще едва говорила.
Она кивнула и закрыла глаза:
— Рассказывай.
— Ладно, ты действительно ненормальная, Эйвери Блэк. Хорошо, что кто-то там включил тебе мозги и ты позвонила мне и 911, находясь в доме. Если бы ты подождала немного, то вряд ли лежала бы здесь сейчас. Но об этом в другой раз. Ты все же взяла его.
Он снова улыбнулся.
— Три выстрела и все попали в цель. Один в пах, один в сердце и один в голову. Он мертв. Больше никаких жертв. Кстати, нам повезло, что ты осталась жива, — присвистнул Рамирес. — Знаешь что? Он вколол тебе какую-то дрянь, которая парализует тело в течение шести часов, а затем медленно разъедает все внутренности, пока ты не умрешь. Врачи с подобным еще не сталкивались, но им удалось быстро создать противоядие на основе остатков жидкости в шприце. Тем не менее, ты все еще в критическом состоянии.
Она посмотрела на цветы и воздушные шарики.
— У тебя было много посетителей, — ответил он. — Приходил кэп, Коннелли, даже Финли. На самом деле, для них это немного значит. Они все ехали со мной.
Эйвери бросила на него взгляд.
Рамирес ухмыльнулся.
— Ты может и сумасшедшая, — продолжил он, — но я-то нет. Я позвонил Коннелли сразу же после нашего разговора. Мне нужна была помощь!
Эйвери одарила его глубоким, любопытным взглядом. Его темно-карие глаза, как правило, игривые и пытливые, смотрели на нее с теплотой и заботой, как если бы между ними что-то было.
— Ты? — спросила она.
На его лице выступил румянец.
— Ну, — пробормотал он, явно смутившись и пытаясь подобрать слова. — Я какое-то время провел здесь. Это так. Лишь хотел быть уверен, что с моим напарником все в порядке. К тому же, — пожал он плечами, — я ведь сам еще отхожу от ранения. Так что я подумал, а почему бы не сделать это тут? Иногда дома становится совсем одиноко, знаешь? В любом случае я рад, что ты выкарабкалась, — сказал он, избегая ее взгляда. — Ладно, оставлю тебя одну. Доктор постоянно повторяет, что тебе нужно отдохнуть.
— Нет, — прошептала она.
Тихонько она протянула руку.
Рамирес сжал ее пальцы и крепко держал.
Как только стало известно, что Эйвери пришла в себя, список посетителей тут же увеличился. Финли пришел во второй половине дня вместе с капитаном О’Мэлли и Коннелли, который ждал у двери, опустив голову.
— У этого сумасшедшего ублюдка, — сказал О’Мэлли, — целый сад в подвале напротив его лаборатории. Он выращивал, наверное, все галлюциногенные растения, которые только можно представить. Там же находились контакты, соответственно, мы сможем остановить поставки этого дерьма. Отличная работа, Эйвери.
— Мы также разобрались с телами, — влез Коннелли. — Он, видимо, поклонялся так называемым Харитам из древнегреческой мифологии. Они были прислужницами богини Венеры — три молодые девушки олицетворяющие красоту. Мы думаем это и послужило причиной, по которой он старался сделать все настолько реалистично после их смерти. Мы нашли кучу рисунков в доме.
Финли рассматривал подарки, лежащие на подоконнике.
— Черт, — сказал он. — Мэр послал тебе цветы? Я никогда ничего не получал от мэра. Могу поспорить, если бы ты вызвала меня на помощь, он отправил бы их и мне. Долбанный Рамирес. Я был твоим напарником. Я.
О’Мэлли уставился на Эйвери.
— Когда будешь готова, поговорим о нарушении тобой протокола, — сказал он. — А сейчас отдыхай и поправляйся.
* * *
Рэнди Джонсон пришла навестить Эйвери в тот же вечер. Храбрый, невысокий судмедэксперт распустила свои косички в стиле афро. Она была одета в платье в красный горошек и принесла с собой цветы и газету. Эйвери только поужинала и уже успела утомиться.
— Привет, детка! — сказала Рэнди. — Слышала, ты поправляешься.
Эйвери попыталась улыбнуться.
— Не пытайся говорить. Даже не вздумай, — настаивала Рэнди. — Я знаю, что у тебя был нелегкий день. Я просто зашла, чтобы убедиться, что моя девочка жива и здорова, — ее глаза расширились. — И посплетничать!
Она присела рядом.
— Во-первых, определенно Дилан Коннелли влюбился в тебя. Я не шучу. Он несколько раз заходил по поводу расследования и дважды спрашивал о тебе. Первый раз это было чем-то вроде «Эй, ты уже навещала Блэк?». Просто вскользь спросил и все. А второй раз сегодня: «Как дела у Блэк?» Этот человек никогда не спрашивал меня ни о чем, кроме рабочих вопросов. Так что шутки в сторону. У тебя появилась новая игрушка, если захочешь.
Эйвери неодобрительно нахмурилась.
— Да, он не для тебя, — продолжила Рэнди. — Но Рамирес? Он явно замечтался. Ты можешь получить его, детка. И он спас твою жизнь!
Она улыбнулась, но постепенно снова стала серьезной.
— Мы можем поговорить об этом убийце девушек, пожалуйста? — спросила она. — Когда мы сможем?
Эйвери подняла большой палец вверх.
— Тридцать шесть котов, — в недоверии фыркнула Рэнди. — Тридцать шесть! Кто заводит тридцать шесть котов? Знаешь, что еще удивительнее? Это все кошки. Ни одного кота среди них. А все эти фотографии на стенах в подвале? Не знаю, помнишь ли ты всю эту кучу неадекватных фото бедных кошек и собак, девушек, которых он убил. На всех изображены разные этапы их превращения в чучела, понимаешь? Все женского пола. Сумасшедший белый парень имел собственный женский клуб. Коннелли сказал, что все завязано на древних мифах об Афродите и всех этих девушках, но я просто думаю, что он псих.
Из губ Эйвери вырвался звук.
Она откашлялась и вложила все силы в единственное слово:
— Семья?
— Были ли у него какие-нибудь родственники? — уточнила Рэнди. — Ты это хочешь знать? О, да. Этот парень, который застрелился, был его дядей. Я думала, ты в курсе. В статье это указано, — сказала она. — Дядюшка нанял этого маньяка около года назад. Убийца подыскивал девушек на ярмарках вакансий. Он знакомился с ними, когда они приходили в офис.
Она положила газету на грудь Эйвери.
Заголовок гласил: «Убийца студенток пойман». На фото было место преступления. Ниже был еще один подзаголовок: «Неудавшийся адвокат, ставший копом, находится в критическом состоянии». Дальше шла статья о том, как она покинула место преступления, чтобы поймать настоящего маньяка.
— Ты герой! — повеселела Рэнди.
Для Эйвери было сложно думать о себе, как о герое или кем-то в этом роде. Она была слишком измучена, чтобы сосредотачиваться на чем-то продолжительное время. Тело все еще находилось в пост-паралитическом шоке, который притормаживал движения.
Герой. Это не то, чего она хотела. Она никогда этого не хотела. Она лишь хотела исправить свои ошибки, засадить ублюдков навсегда.
Пытаясь загладить вину, она поняла, что есть те, перед кем она никогда не сможет этого сделать.
Глаза отяжелели и она уснула. Было сложно представить, что она больше никогда не сможет ходить.
На удивление, в четверг утром Эйвери проснулась бодрой и физически отдохнувшей. Она с легкостью могла двигать руками без вялости, самостоятельно сидеть и ясно соображать. Краткий разговор с утренней медсестрой также подтвердил, что мышцы гортани стали сильнее.
Ей было сложно вспомнить все события из того злополучного дома. Она четко видела собак, всех кошек, странные стены подвала, сделанные из дерева и обвешанные фотографиями. Даже пугающий образ Эдвина Пеша в виде паука с горящими глазами, прыгающего из стороны в сторону, задержался в памяти. Как она умудрилась выжить? Она вспомнила шепот и лицо Рамиреса.
Эйвери в шоке подняла глаза на резко открывшуюся дверь. Ее сердце бешено заколотилось при виде Роуз, буквально влетевшей в палату.
— Мам! — закричала она и крепко обняла ее. — Я так испугалась за тебя.
Эйвери закрыла глаза, прижав дочь изо всех сил. Слезы катились по лицу, крепкое объятие согревало душу.
Она обрывками вспоминала их последний неудачный обед, сообщение, которое она оставила перед тем, как по собственной глупости пошла в дом убийцы в одиночку.
«Она вернулась, — думала Эйвери. — Моя Роуз вернулась ко мне».
Роуз, в конце концов, отпустила ее.
— Я звонила всем подряд, — сказала она. — Я понятия не имела где ты. Никто ничего мне не говорил. И, наконец, капитан перезвонил мне и сказал, что ты здесь и жива. Я приехала, как только смогла.
Эйвери улыбнулась, не в состоянии говорить сквозь слезы.
— Мама, я ужасно себя чувствовала из-за того, как мы поговорили. Мне очень жаль. Всю эту неделю я могла думать лишь о том, что если ты умрешь, мне придется жить с этим чувством до конца. Прости меня. Это просто…
Слезы текли по щекам Эйвери: