— Мне очень жаль, Энни, правда жаль.
Вытирая слезы рукавом, она улыбнулась.
— Это не ваша вина, это действительно не так.
Он сел рядом, чтобы держать ее за руку.
— Ты слишком добра, но, если бы у меня не случился роман годы назад, этого бы никогда не произошло. Я привык наблюдать, как Уилл переходит от одних отношений к другим, и это разбивало мне сердце. Я хотел сказать ему, что он никогда не будет счастлив, живя так, но как я мог? Он бы захотел узнать, откуда я вдруг стал таким экспертом.
— Вы не можете винить себя. Как бы вы могли узнать, что где-то есть дочь, которая обижена на вас? Если кто и виноват, так это ее мать, потому что не говорила вам о ней все эти годы. Я почти уверена, что вы оказались бы в немилости, но недолго. Что, если Амелия – если это вообще ее имя – не ваша дочь, и это просто ложь, которую ей говорили с раннего возраста? Неужели ее мать действительно не связалась бы и не сказала бы вам? Наверняка она хотела бы получить от вас деньги?
— Тогда у меня было не так много денег. Бизнес только начинал набирать обороты. Я работал день и ночь, чтобы превратить его в успех, каким он стал до того, как его продал. Так что у меня были деньги, но немного, потому что я продолжал вкладывать большую их часть обратно в бизнес. Много лет спустя я наконец смог расслабиться и пожинать плоды, а к тому времени Сара умерла, и остались только мы с Уиллом. Мне так повезло, когда появилась Лили. Ей было наплевать на деньги. На самом деле она думала, что я здесь садовник, и с удовольствием пошла со мной на свидание, так что я знал, что она та самая. Я правда готов заплатить деньги, как и сказал тем детективам. Я бы бросил все это в одно мгновение, чтобы знать, что Уилл в безопасности и снова в твоих объятиях.
Том обнял ее за плечи, и притянул ближе к себе. Энни прислонилась к нему головой, изо всех сил стараясь не расплакаться на его клетчатую рубашку. Они сидели так до тех пор, пока Лили не вышла за ними. Она кивнула Тому и улыбнулась, а затем вернулась в дом.
Энни отстранилась первой.
— Простите, я никогда не плачу, но с тех пор, как встретила Уилла, превратилась в настоящую неженку. На самом деле я никогда не позволяла себе раскисать. Держала все внутри. Теперь же превратилась в заговаривающуюся развалину. А еще я очень устала. Вы не возражаете, если я пойду прилягу?
— Конечно, после всего, через что ты прошла, неудивительно, что ты эмоционально разбита. Да, я собирался предложить тебе отдохнуть. Даже если не сможешь заснуть, все равно станет немного легче. Как ты себя чувствуешь? Лили позвонила моему врачу, чтобы он пришел и осмотрел меня. Я бы хотел, чтобы он посмотрел и тебя, потому что в курсе, что тебя не выписали из больницы сегодня утром. Медсестра, с которой я разговаривал, когда звонил, сказала мне, что ты практически вырвала капельницу из руки и ушла в больничном халате и босиком.
Том приподнял одну бровь, глядя на нее, но в то же время ухмыльнулся.
— А, вы слышали об этом. Знаете, что охранник подумал, что я сбежала из психиатрического отделения, и собирался отвести меня обратно? Я действительно выглядела ужасно, но думаю, что со мной все в порядке.
— Моему сыну невероятно повезло, что он нашел тебя, Энни. Вы оба сделаны из одного и того же прочного материала. Пожалуйста, успокой разум старика и дай доктору осмотреть тебя. Тогда я не буду так сильно возражать, когда ты бросишься спасать Уилла.
Она засмеялась и встала, протянув руку, чтобы поднять Тома.
— Если вам от этого станет легче, я так и сделаю.
— Хорошо, а теперь иди и отдохни, или прими ванну, или что тебе там нужно. У Лили полно одежды, которой хватило бы на целый год в женском приюте.
— У меня все есть, спасибо. Я оставила здесь кое-какие вещи, когда мы останавливались у вас в последний раз.
Она подождала, пока Том вернется внутрь, а затем последовала за ним и закрыла за собой дверь. Энни поднялась наверх в гостевую комнату, которая была старой спальней Уилла, а Том отправился на поиски Лили.
В спальне, которую Энни и Уилл использовали всякий раз, когда оставались на ночь, Энни сбросила туфли и упала на кровать. Она никак не могла уснуть, но так устала, и у нее болела грудь. Энни не знала из-за операции ли это по восстановлению ее проколотого легкого или из-за Уилла. У нее болела голова, а глаза хотелось крепко зажмурить и прогнать кошмар.
Перекатившись на сторону Уилла, она свернулась калачиком и начала очень сильно концентрироваться, чтобы увидеть, есть ли поблизости кто-нибудь из ее друзей-духов, кто мог бы помочь и дать ей ключ к тому, где его держат. Она очистила свой разум и попыталась ни о чем не думать, что казалось трудно, потому что образ Уилла всегда был там, витал в уголке ее сознания. Она начала глубоко дышать, сосредоточившись на том, чтобы попросить о помощи. Иногда Софи, девятилетняя девочка, которой она помогла сбежать от человека-тени в прошлом году, подходила и здоровалась, но не очень часто. Теперь, когда она со своей мамой, она не была привязана к земле, как раньше. Энни попыталась вызвать ее. Для девятилетней малышки она была очень мудрой и знала много обо всем. Но Энни не могла достучаться, как будто что-то мешало ей с ней связаться. Она почувствовала, что засыпает, не в силах остановиться, и позволила своему телу расслабиться.
Звук ногтей, скребущих по оконному стеклу, заставил Энни открыть глаза. Она не была уверена, где находится, но было темно и очень холодно. В совершенно темной комнате, раздавшийся шум заставил ее вздрогнуть. Кровать казалась жесткой. Непохоже, что это был тот же матрас, на который она легла спать. Ее укрывало одеяло, но оно было грубым, а не пуховым, как в доме родителей Уилла.
Сердце Энни бешено забилось. Она знала, что это сон, но все равно ей стало страшно. Сев, она подождала, пока ее глаза привыкнут к мраку. Движение в одном углу заставило волосы у нее на затылке встать дыбом. В комнате с ней кто-то был, и она понятия не имела, кто это и где они находятся. Энни прищурилась, сосредоточившись на углу, и в ужасе наблюдала, как проявляются очертания женщины, которую она видела стоящей посреди дороги перед аварией. Ее голова была наклонена вперед, так что длинные темные волосы падали ей на лицо. Женщина в углу была одета в длинное белое хлопковое платье и ходила босиком. Платье было изодрано и порвано, как будто она пробегала через ежевику, и когда Энни посмотрела на ее ноги, она увидела царапины и синяки, покрывавшие их.
— Кто ты?
Женщина не ответила, но подняла голову, и Энни увидела белое лицо и кристально-голубые глаза. Она смотрела прямо на Энни, не отрывая взгляда, и Энни впервые за несколько месяцев почувствовала, что ее жизнь может быть в опасности. Кем бы ни была эта женщина, она не хотела передавать сообщение своей семье, потому что, судя по тому, во что она была одета, вся ее семья, вероятно, умерла по меньшей мере двести лет назад. Энни продолжала смотреть ей в глаза, слишком боясь первой отвести взгляд. Она должна дать понять, что ее не запугать, даже если все ее внутренности сжались от страха.
— Я спросила кто ты и что хочешь?
Женщина улыбнулась. Ее кожа, натянутая на зубы, выглядела так, словно вот-вот треснет и загноится.
— Кто я? Мне следовало бы задать тебе тот же вопрос. Какое ты имеешь право приходить и разрушать мой дом? Он принадлежит не тебе, он навсегда принадлежит мне.
— Твой дом? Мне жаль тебя разочаровывать, но это дом был твоим давным-давно. Пришло время тебе его оставить и уйти в свет. Почему ты все еще здесь и что ты делаешь, пытаясь напугать всех, кто заходит внутрь?
— Позволь тебе сказать, что для меня нет света. Свет меня не принимает. Это не место для женщин, которые любят убивать ради удовольствия. Ты не беспокоишься о своем мужчине? Знаешь, куда его увезли?
Энни покачала головой.
— Нет, я не знаю. Пожалуйста, если ты знаешь где он, скажи мне.
— Почему я должна тебе что-то рассказывать? Однако мне очень нравится твой мужчина. Он напоминает мне моего Джосса, хотя я очень давно его не видела.
