целые их ряды, выступы и острия, насколько хватало глаз. Лично меня открывшийся вид изумлял — наверное, коридор давным-давно возник из трещины в монолитной стене запруды, которую сила воды расширила и размыла до нынешних размеров. Сразу интересно стало, сколько еще таких мест вдоль побережья — даже более просторных, глубже залегающих… чем черт не шутит. Если наловчиться переживать холодные зимы, накапливать воду и кормиться тем, что дает тебе море, здесь вполне можно было и
жить.
Конечно, теплой жизни тут не жди. Скала держала холод и в августе, так что зимы в пещерах — наверняка сущий ледяной ад. Кто бы ни похитил Кейси — он был толстокожим сукиным сыном, если это место считал своим домом.
Как я уже сказал, какое-то время все шло легко, ибо нужно было двигаться только в одном направлении. Но потом все стало сложнее. Участок тоннеля вдруг разделился надвое — на левое и правое ответвления примерно одинаковых размера и формы.
— Вот дерьмо, — пробормотал Стив.
— То еще.
Мы осмотрели пол на предмет пятен крови. Их не было ни на первом, ни на втором направлении. Что это говорило о судьбе Кейси, понять было нельзя. Может быть, кровотечение остановилось, потому что рана оказалась пустячная. А может, все дело в том, что человек перестает обильно истекать кровью, когда умирает.
Так налево или направо нам пойти?
Я некоторое время думал над выбором.
— Слушай, — сказал я наконец, — кажется, пока мы шли параллельно берегу, так? Может, немного забирали к земле. Я прав?
— Думаю, да.
— Значит, полагаю, надо идти направо. Мне кажется, что местному жителю нужен какой-то проход к пляжу. Не может быть, что дырка в подвале дома Краучей — его единственный вход и выход. Думаю, впереди есть пробоина в дамбе, или что-то наподобие. Место, откуда можно попасть к воде и еде.
— Ага. Давай попробуем.
— Надеюсь только, больше таких поворотов не будет. Как бы не заплутать.
Мухи остались далеко позади, а смрад остался. Но по мере продвижения я чувствовал, что выбрал правильный путь, потому что воздух на этом направлении казался свежей, все сильней пах морем. Коридорчики были короткие, пять футов туда — десять сюда, но меня не покидало чувство, что мы просто движемся наружу, к лицевой стороне скалы. Я был начеку, Стив — тоже, и я, если честно, поражался нам обоим. Нас будто связала туго натянутая жила — странное чувство, как если бы мы делили с ним общую нервную систему, чьи сигналы двигали наши мышцы. Я ведь его едва знал, в самом-то деле. Вернее, только теперь — узнал по-настоящему. Вот почему дружеские связи так легко завязываются на войне, почему безжалостна преданность и зачем нужно ее избегать, если можешь, — урон столь велик, когда эту живую струну рвет снаряд или пуля. Я не беспокоился о Стивене, я волновался о нас с ним как о чем-то целом и неделимом.
Мы добрались до угла, встали и прислушались, направив свет фонариков вниз. Посветили за угол — и я бросился к стене перед собой, с вилами наизготовку. Стив поднял топорище, готовый в любой момент крушить вражеские черепа.
Я думаю, мы позаимствовали этот прием из полицейских боевиков. Главное правило наблюдения: ты видишь кого-то — значит, этот кто-то может видеть тебя. У всех людей голова, вместе с глазами, находится примерно на одной и той же оси. Смещение этой оси дает преимущество над находящимся за углом противником.
Так или этак, прием казался эффективным. Мы провернули его четырежды, и каждый раз все было чисто. Я весь подобрался в надежде вновь ощутить угрозу в непосредственной близости — как тогда уловил присутствие затаившегося ужасного врага вне поля зрения. Кто-то страшный и большой открыл охоту на людей в этих подземельях, но на этот раз я был готов. При мне — и подмога, и оружие. Я жажду встретить любую опасность лицом к лицу.
Ага. Двадцать раз жажду.
Я ударился плечом в пятую по счету стену, будучи уверен, что уж теперь-то к цели мы как никогда близки.
Все, что высвечивал нам луч — еще один проход. Где было пусто и тихо.
Коридор представлялся коротким. Длина — шесть-семь размашистых шагов от силы. Мы преодолели его наполовину и замерли — в душе не ведаю, почему, но, опять же, синхронно. Обменялись знающими взглядами.
Сердце пустилось вскачь. Помню, как Стив слегка улыбнулся мне. Тот же изгиб губ, что и тогда, когда он был милым и ироничным, только на этот раз все было по-другому — он будто привечал меня и сразу же вместе с тем прощался.
Иначе и не скажешь.
Меж этих полярностей пролегла вся жизнь, все время для нас обоих.
Я направил фонарь на землю. На стенах выплясывали сарабанду тени. Под их сень я и шагнул — пропуская луч электрического света вперед себя.
Тогда-то я и увидел Кейси и что с ней стало.
Мельком я успел оглядеть большую сводчатую пещеру, в которую попал.
Заметил сросшиеся со сталактитами сталагмиты — колонны, нисходящие от потолка к полу, утончавшиеся в середине, как растянутая меж зубов жвачка. По ним стекали осклизлые ручейки.
Кейси была там.
Прислоненная к одной из колонн в четырех-пяти метрах от нас, с широко расставленными ногами. Ее нервно моргающие глаза с застывшим в них холодным выражением напоминали свечи на ветру. Один лишь только ее вид подействовал на меня как ледяной душ, как удар в солнечное сплетение.
На мгновение я попросту растерялся.
Нечто скрючилось над ней, повернувшись к нам длинной черной спиной. Я видел, как оно дрожит и дергает головой вверх-вниз, щелкая зубами и ворча.
Кейси смотрела сквозь тварь — и сквозь нас тоже. Сверлила взглядом дорогу назад, через тоннель, через подвал, через леса. В какой-то момент, играя в прятки в доме Краучей, она надела-таки свою армейскую рубашку. Ныне та была полностью разорвана у плеча и потемнела от крови. Кровь была на голубом облегающем топе под ней, и еще — на распоротых в промежности кремовых шортах, и на ногах, и на оголенном животе. Лицо Кейси лучилось пугающей бледностью; огромный черный пес — тварь была именно псом, как я через некоторое время понял, —
