Но вот уже не сердце, а холод напомнил путешественникам о связи с Землей. Земля теперь не дарила тепло, а забирала его. Теркель и Феликс поджали ноги и, дрожа всем телом, прижались друг к другу спиной. Но не было сил унять эту дрожь. Через несколько минут от сна не осталось и следа.
Собрав вещи, мужчины сначала трусцой, а затем бегом направились к кромке скал, навстречу занимающемуся утру. Пока бежали, согрелись. Тем временем густая тьма уступила место рассвету, расписавшему небо легкими мазками теплых тонов. С каждой минутой он накладывал на холст неба все новые и новые слои. За песками поднималась заря.
– Видишь, друг Феликс, как легкий туман набросил на утро прозрачные шелка. Детали еле выражены и мягко переходят одна в другую. Так и мы не всегда понимаем, что делать! Наши мысли неопределенны, мы ищем. А ведь утро расписывает зарю каждый день и, никогда не повторяясь, творит совершенство. Миллионы лет человек, восхищаясь торжеством нового дня, не может оставаться равнодушным. И тот, кто заворожено устремив взгляд в алую даль востока, с трепетом и радостью встречает новое утро, – совершенствуется. Разве ты, Феликс, не чувствуешь, что именно сейчас и здесь совершенствуешься, меняешься в лучшую сторону? Здесь, в пустыне, «умирает» циник, насмехающийся над всем. Прагматик, планирующий каждую минуту своей никчемной жизни, перерождается в романтика-поэта. Неуклюжий увалень превращается в танцора и, подняв к солнцу лицо, кружит в невиданном танце. Здесь каждый чувствует себя музыкантом, касающимся струн невидимой скрипки легким ветром, как смычком…
– Ты прав, Кеша… Менее чем за сутки я пережил массу доселе неизведанных ощущений. Изнемогал от жажды под палящими лучами солнца, обжигал легкие, дыша раскаленным воздухом. Падал и взбирался на барханы, сплевывая пересохшими губами песок. От глотка обычной воды получал несравнимо большее наслаждение, чем от самого дорогого из известных мне напитков. Я приблизился к познанию вечности и бесконечности. Несколько минут назад стучал зубами от холода, я сейчас, увидев восход, – словно родился заново. Ты прав. Здесь невозможно оставаться таким как прежде.
– Пустыня – место самых ярких суточных перевоплощений! – резюмировал Теркель, подняв палец к небу, а затем повернулся лицом к Саенко. – Ты заметил, что здесь понятие «жизнь» приобретает совершенно иной смысл? Здесь идет непрерывная борьба за жизнь! Хотя в нашем цивилизованном мире мы все время на передовой: то новых технологий, то новых приемов конкуренции. Так вот, вернувшись к нашему разговору о справедливом обществе, хочу тебя спросить: может ли оно существовать без справедливых людей? Ответь мне, Феликс?
– Априори невозможно!
– А скажи мне, дорогой, кто может его создать?
Саенко вдохнул полные легкие воздуха, на некоторое время задержал дыхание, как бы укрепляясь в мысли, и произнес:
– Его могут создать только свободные, равные в правах люди.
– Вот именно! Это верно, как дважды два четыре! – воскликнул Теркель, – Так вот, Феликс, в этом обществе необходимо создать ассоциации равных и свободных производителей, – утвердительно предложил Иннокентий. – А чтобы создать и контролировать деятельность таких промышленных объединений, необходимы управленцы, выбираемые из желающих заниматься подобной деятельностью. И мы с тобой, Феликс, это хорошо знаем. – Теркель поднялся с земли, прикрыл глаза ладонью, как козырьком, осмотрелся. – Такие попытки предпринимались неоднократно и во многих государствах. Все претенденты первоначально обещают создать справедливое государство.
– Да, и все приходящие к власти обещали вести постоянный мониторинг состояния общества и открытость для контроля за выбранными, – дополнил Феликс и, оживившись, добавил: – Повсюду пестрят бигборды, а с них всякие рожи обещали и обещают: «Услышу каждого». И что в итоге? Справедливого общества как не было, так и нет. Считаю, что главная задача общества – не допускать во власть разного рода бездарей, проходимцев и казнокрадов…
– Следовательно… – Теркель прервался, чтобы сделать глоток воды, а затем, подняв голову к небу, продолжил. – Перед тем, как применить «Интел-реврайтер» для отбора претендентов с их последующим тестированием, надо определиться, по какому пути пойдем: по пути развития или деградации.
– Иннокентий, сегодня из семи миллиардов населения полтора управляют автомобилями, и никто из них не подверг сомнению метод компьютерного тестирования при сдаче экзаменов.
– Правильно. Тестирование избираемых на пост главных управленцев должно быть обязательным. Все, подавшие заявку на участие, проходят медицинское освидетельствование, публично открывая себя. И все это до того, как станут кандидатами. Ведь, отбирая людей для полета в космос, не берут хилых и старых, четко понимая, что для них это смерть. Но на земле хиляки, как никто другой, рвутся к власти. А когда дорываются, то вся их деятельность сводится к борьбе за свое здоровье. Понятно, что окружению, временно исполняющему работу лидера, такая ситуация на руку. Им выгодно, чтобы это тянулось десятилетиями. А общество страдает…
– Кеша, и к этому еще одна поправка: за «ошибки молодости» – исключение из списков.
– Ты имеешь в виду судимость или что-то еще?
– В первую очередь это. В таком случае кандидат будет четко знать: идешь в управление обществом – ты открыт для всех со всеми своими прошлыми, настоящими и будущими деяниями и мыслями.
– Именно так и должно быть, а иначе ничего не изменить. Истина обогащает человека и делает его жизнеспособней. Ложь, выдаваемая за правду, делает человека слабее и уязвимее.
– Да, Феликс, общаясь с добрым, честным руководителем, подчиненные выполняют свою работу с большим энтузиазмом. – Теркель зачерпнул горсть песка и тонкими струйками просыпал сквозь пальцы. – Алчный и лукавый руководитель сеет зло, а зло, как песчинки, что соединяются вместе, вырастает в гору ненависти. Ненависть убивает всякое стремление к созиданию и порождает желание свергнуть лживую власть.
Наступила пауза. Феликс тоже набирал и просыпал песок сквозь пальцы.
– Послушай, Феликс, – прервал тишину вопросом Теркель, – а как ты думаешь, наши мысли согласуются с религией?
– Там, где начинается сфера физических взаимодействий, заканчивается действие божественного промысла. Так говорил еще Исаак Ньютон. Будучи искренним христианином, он все-таки разделял материальное и духовное.
– Здорово, что ты все понимаешь. Вот мы и подошли к ответу на главный вопрос: «Интел-реврайтер», управляя мозгом, находится в сфере Бога или в области физических процессов?
– Кеша, ты ведь программист, и сам понимаешь, что процесс записи, хранения и удаления информации на носителе есть процесс физический. В случае, когда это проделывается с биологической структурой мозга, процесс превращается в физико-химический. И здесь нет никакого божественного промысла.
– Я тебя так дотошно выпытываю лишь для того, чтобы до конца уяснить для себя, что в твоем понимании сканирование человеческого мозга всего лишь синергия современной науки: медицины, математики, электроники, нанотехнологий, а не религия. Может, мы лезем в святая святых? Может, это промысел самого Господа?
– Религия и наука, Иннокентий, сходны в том, что и первая и вторая нацелены на познание истины. Но только религия – это особая форма осознания мира. Определенная совокупность духовных представлений, основывающихся на вере в организованное поклонение высшим силам. Основы большинства мировых религий записаны в священных текстах. По убеждению верующих, писания продиктованы или вдохновлены непосредственно Богом либо святыми. В фундаментальных религиях движение вперед остановлено, так как истина, по убеждению верующих, найдена.
А наука – это непрерывное движение в поиске истины. Сначала ученый вырабатывает прикладную теорию, или гипотезу, объясняющую определенные открытия. Затем ставит эксперименты, чтобы установить, работает ли гипотеза. Если да, то она становится проверенной теорией. С этого момента теория или закон считаются истинными до тех пор, пока они объясняют все известные факты. Но как только будут открыты новые детали – теория или закон могут утратить силу.
– Ты не ответил, а лишь очертил понятия науки и религии.
– Да, «Интел-реврайтер» – наука! – с нотками раздражения в голосе произнес Саенко.
– Пойми меня, мой новый друг Феликс, мы не имеем права ошибиться, предлагая обществу новый инструмент для отбора и контроля «избранных». Мы ни в коем случае не должны столкнуть лбами науку и религию. Бог нам этого не простит.
– Я тебя понимаю. Но нельзя узнать вкуса вина, не испив его. Мы должны рискнуть и попробовать. Здесь пан или пропал. Я готов рискнуть, – подвел черту Феликс. – А правы мы или ошибались, будет известно очень скоро.