– Садитесь.
Министр государственной безопасности сел. Небрежно взмахнув двумя пальцами с зажатой в них сигаретой, премьер велел охранникам закрыть дверь. Не надо было даже объяснять, чтобы они вышли, а уж потом закрыли за собой дверь. Ясно ведь, что разговор пойдет сугубо конфиденциальный.
– Бунджи бежала из тюрьмы Драпчи, – сказал премьер без какого-либо вступления.
Министр государственной безопасности мгновенно отреагировал на это заявление.
– Я прикажу расстрелять всех, ответственных за такое грубое нарушение служебных обязанностей.
– Ответственность несете в первую очередь вы сами.
– Но я все это время был в Пекине и не имел никакой связи с Лхасой.
– Однако теперь вы отправитесь в Лхасу и уладите этот неприятный инцидент.
Министр государственной безопасности тотчас направился к двери.
– Немедленно выезжаю, товарищ премьер, – произнес он, облегченно вздохнув.
– Сядьте! Я еще не объяснил вам, как надо действовать... Вы поедете не один, – начал премьер, понизив голос до еле слышного шепота.
Министр государственной безопасности кивнул.
– «Огонь нельзя завернуть в бумагу», – привел премьер одно из конфуцианских изречений. – Происшедшее невозможно долго держать в тайне.
– Люди уже открыто говорят про возвращение бунджи. И проявляют явное беспокойство.
– Есть одна английская поговорка, – откликнулся премьер. – К сожалению, не помню дословно. Что-то вроде «с пожаром надо бороться огнем».
– Если точно, «с огнем надо бороться огнем».
Премьер сморщил свое бульдожье лицо.
– Когда поедете в Лхасу, прихватите с собой огонь, с помощью которого, возможно, удастся потушить пожар. Вы знаете, что я подразумевая под «огнем».
– Нет, – признался министр госбезопасности.
Премьер посмотрел на кончик своей сигареты и подул на него. Красный огонек разгорелся сильнее.
– Совсем небольшой огонек, – тихо сказал премьер, – и тлеет не так уж долго. Поэтому его пламя может стать для всех неожиданностью. Но не исключено, что этот крошечный огонек своим очистительным жаром поможет погасить большой пожар.
Подумав, министр произнес:
– Таши-лама[35]?
Китайский премьер торжествующе кивнул.
– Да, таши.
– Не слишком ли рано отправлять таши в Тибет?
– Будем надеяться, что не слишком поздно.
Как-то странно озираясь по сторонам, министр поднялся, собираясь направиться к двери.
– Еще несколько слов напоследок, – тихо бросил вдогонку премьер.
Министр обернулся, явно озадаченный.
– Да, товарищ премьер.
– Это вы хитро придумали – отключить телефон. Я, пожалуй, воспользуюсь вашей уловкой, когда надо будет отделаться от этих стервятников, членов политбюро.
* * *
Таши находился в своем роскошном доме в нескольких милях западнее Пекина. Сидел, медитируя, на подмостках, высоко над полированным полом из вишневого дерева. Отсюда он смотрел на всех своих слуг свысока, даже на самых рослых.
Подоткнутые под шафранно-желтое облачение ноги его были невидимы. Ярко сверкающие, полные мудрости глаза отдыхали на страницах древнейшего манускрипта. Чтение таких вот древних манускриптов было одним из немногих его удовольствий.
Китайское правительство удовлетворяло все, без исключения, желания таши. Единственное, в чем ему было отказано, это в возможности смотреть телевидение. Власти хотели уберечь ламу от его тлетворного влияния. Таши не выказывал недовольства по этому поводу, хотя телевидение его очень интересовало, а рассказы слуг только подогревали этот интерес.
И вот таши перелистывал страницы своими короткими пальцами, которые никогда не знали труда, даже здесь, в раю трудящихся, где он теперь жил в ожидании часа своей славы. Власти заверяли его, что час этот уже близок.
Бедняга уже довольно долгое время жил в изгнании. Вероятно, китайцы, не являясь последователями Будды, смотрели на время иначе, чем он. Но, будучи таши, он проявлял терпение, дожидаясь благоприятного расположения звезд, которое должно предшествовать его возвышению.
Двойные двери открылись внутрь, вошел слуга, остановился и простерся ниц, прижавшись головой к роскошному ковру.
– Говори, – медово-сладким голосом велел таши.
– Час наступил, о таши!
– Что ты хочешь сказать?
– Тебя ожидает фей-чи, чтобы отвезти в святую Лхасу, о таши.
Услышав неблагозвучное китайское слово, означающее «вещь, которая летает», такое неуместное в изысканной тибетской речи слуги, таши заморгал яркими карими глазами.
– Я готов, – сказал он, откладывая книгу и выпрямляясь. С суровым выражением лица, решительно выдвинув вперед подбородок, он ждал, когда сильный слуга спустит его с подмостков.
Ни один смертный человек не видел бегства бунджи-ламы и ее защитников из тюрьмы Драпчи, но священная летопись отметила, что это чудесное деяние было совершено тайно, в полной темноте. При этом погибло много угнетателей. Все они умерли спокойно, даже не сознавая, что их настигла блаженная смерть, несомненно, дарованная им по бесконечному милосердию Агнца Света.
* * *
– Может, нам следовало пристрелить нескольких парней, – пробормотала Скуирелли Чикейн, выскальзывая из ворот тюрьмы Драпчи в необыкновенно яркое лунное сияние. Млечный Путь, казалось, висел у них прямо над головой: протяни руку и дотронься.
– Зачем? – просил Кула, который тащил по «АК-47» в каждой руке так, словно это были игрушечные пистолетики.
– Не хватает драматизма, – пояснила Скуирелли.
– Драматизма?
– Мы просто переступаем через тела, – сказала Скуирелли. – Посмотрите, на них даже нет следов. Не очень-то впечатляюще это будет смотреться на пленке. Слишком нереально.
Кула знаком остановил женщину. Впереди орудовал мастер Синанджу.
– Вы просили мастера Синанджу не снимать больше скальпов с китайцев.
– Но я не говорила, чтобы он снижал накал действия! Накал должен нарастать.
– Вы говорите загадками, бунджи.
– Называй меня Буддой Ниспосланным. Мне это больше нравится. Соответствует космическим масштабам. Несколько автоматных очередей не дадут публике уснуть на своих сиденьях.
– Ты собираешься принимать простую публику? – недоуменно спросил Кула.
– Нет, но должна же быть у меня своя. Все происходящее напоминает мне «Гудзонского ястреба»[36]. Нам нужна одна из тех сцен, что есть в фильме «На север, к северо-западу»[37].
– Понятно, – кивнул Кула, увидев, что мастер Синанджу поманил их в темноте рукой – лишь на какой-то момент став зримым, он подтолкнул бунджи-ламу вперед.
Впотьмах Кула обратился к Чиуну:
– У бунджи было видение. Она говорит, что мы должны идти на север, к северо-западу.
– Это не очень хороший план, – возразил Чиун.
– Но ведь она бунджи!
– Зовите меня Буддой Ниспосланным.
– К северо-западу лежат горы, а за ними – Чамдо. Ты знаешь, кто там живет?
Кула скорчил гримасу.
– Кхампы, – буркнул он.
– Кто такие кхампы? – поинтересовалась Скуирелли.
– Горные охотники, – ответил кореец. – Бандиты.
– Трусы, вот они кто. Прямо как бабы, – продолжил Кула. – Носят красные нити в волосах и думают, что похожи на монголов, – добавил он, чтобы просветить бунджи.
– А звучит не так уж ужасно, – вмешалась Скуирелли.
– Бунджи-ламе самой судьбой предназначено войти на Львиный трон, – перебил Чиун. – Ничто не должно помешать этому.
– Да, да, Львиный трон. Где же он?
– Вон там. – Чиун указал на Красную гору.
В лунном свете можно было разглядеть во тьме длинное белое здание со множеством окон, из которых освещалось лишь одно.
– Что это?
– Неужели вы не узнаете дворец Потала, бунджи, – сказал Лобсанг, – обитель, где находится символ вашей земной власти?
Скуирелли грустно поморщилась.
– Нет, не узнаю. А должна была узнать?
– Последнее ваше тело предупреждало, что вы не узнаете ничего из того, что происходило в вашей прошлой жизни, – напомнил Чиун.
Скуирелли подняла глаза на огромное строение.
– Ну такое большое сооружение я должна была бы узнать!
– Мы поднимемся во дворец Потала, – сказал Чиун.
В ночи много кто бодрствовал. Солдаты. Регулярные войска Народно-освободительной армии. Агенты общественной безопасности. Китайцы в штатской одежде. Тибетские коллаборационисты.
Они шли по улицам Лхасы, стараясь никому не попадаться на глаза.
Горожане спали беспокойным сном. Время от времени мимо пролетали джипы, ехали они достаточно быстро, но не на предельной скорости.
– Они еще не успели объявить тревогу, – заметил Чиун.
– А не объявить ли ее нам самим? – с надеждой спросила Скуирелли.
– То есть как это? – удивился Чиун.
– Послушайте, мы только что вырвались из тюрьмы, радуемся, точно у нас пикник. Но наш фильм не какая-нибудь дешевка. В такой я ни за что не стала бы сниматься. Впереди уже третье действие. Второе был «сплошной перепихончик, легли и встали, спасибо, мой пончик».
