Инспектору стало неловко. Как сказал бы коллега Томпсон, услышь он этот разговор: «Ты должен был это знать сам!»
– Но, если в доме держали кислоту, то она, вероятно, должна находиться у садовника, – предположил Хорн.
– Почему Вы так решили, сержант?
– Я слышал, что некоторые кислоты используются для подкормки почвы и в качестве компонентов минеральных удобрений. А ещё их применяют для защиты от вредных насекомых, – чётко отрапортовал он.
Инспектор был посрамлён два раза подряд. Кроузы в обозримом прошлом своего рода всегда брезговали мелким копанием в земле, предпочитая уноситься в своих мечтаниях подальше от неё в заоблачные выси.
– А что, это мысль, сержант Хорн, – лейтенанту для сохранения лица ничего не оставалось, как проявить себя, хотя бы щедрым и справедливым начальником, – я лично допрошу садовника, – он уже хотел уйти. – Да, а насчёт патрулирования японского квартала, я погорячился, – Кроуз доверительно тронул догадливого сержанта Хорна за руку. – Я отмечу в рапорте полковнику Бэйли вашу сообразительность.
– Благодарю, сэр! Служу Британской короне!
– И у вас это весьма неплохо получается, – инспектор, снова погрузившись в свои размышления, заспешил по лестнице.
Теперь он думал о словах коллеги Томпсона, в которых усмотрел одну немаловажную и существенную для себя деталь. «Старый тюлень отчего-то совершенно определённо не верил в самоубийство девчонки, – ещё раз прокручивая в голове состоявшийся между ними разговор, повторял сам себе Кроуз. – Я отчётливо помню, он сказал: «Которым она, якобы перерезала себе горло». Якобы перерезала… Разве не сам Томпсон проинформировал его об отсутствии каких-либо доказательств причастности к смерти переводчицы кого-либо ещё? Тогда почему, якобы?»
– Нет, нет, Джозеф, поверь мне, здесь что-то не так.
Коллега Томпсон перевёл каретку своего «Адлер-рояля» в исходное положение и перестал стучать по клавишам. Сигарный пепел, который толстяк, увлекшись, забыл стряхнуть, полетел на рассыпанные по его служебному столу бумаги.
– За тридцать лет службы мне никогда не доводилось сталкиваться с тем, чтобы самоубийцы заметали следы или уничтожали улики. Спроси у отца, если мне не веришь. Ты знаешь, мы с ним начинали распутывать грязные делишки, когда здесь ещё не было телеграфа!
– Знаю, знаю, – устало подтвердил Кроуз. – Если бы она не пыталась сжечь кислотой себе руки…
– Послушай меня, Джозеф. Я бы скорее поставил все свои деньги на зеро в Монте-Карло с мошенником крупье, чем на то, что девчонка хоть что-то слышала о дактилоскопии.
– Значит, ты полагаешь, что она не…? – немного опешив, переспросил молодой инспектор.
– Это что-то другое. А «пальчики» стёр убийца! – коллега Томпсон со значением снова вставил в рот сигару и продолжил невозмутимо стучать по клавишам.
Вот тебе и на! Кроузу, конечно, и самому казалась странной такая осведомлённость простой переводчицы в новинках криминалистической экспертизы. Но представить себе, что её странный поступок может и вовсе не иметь никакого отношения к сведению папиллярных узоров, он как-то не догадался. Ай, да старина Томпсон!
– Да, я подумаю, – рассеянно из своего угла отозвался он.
– Подумай, – согласился толстяк, – только не вздумай отпускать этого, твоего «гуся». Он ещё у нас, в «мышеловке»?
Джозеф Кроуз уклончиво ответил, что Лемюэль Смит находится под надёжным присмотром. О том, что коммивояжер проживает у них с отцом в доме, занимается переводами рукописи Ся Бо, да ещё безнадзорно разгуливает вечерами, где ему вздумается, он предпочёл умолчать.
Послушника инспектор застал привычно развалившимся на персидском диване в гостиной с блаженной, детской улыбкой на лице поглощающим сэндвичи.
– Не дождались ужина, Смит?
Тот даже как будто не сразу заметил полицейского.
– Ах, простите, мистер Кроуз, – спохватился он, принимая вертикальное положение, – дурацкая привычка. Ничего не могу с собой поделать! Как только я натыкаюсь на какую-нибудь любопытную загадку, так тотчас же у меня разыгрывается зверский аппетит!
– Что-нибудь кроме волшебной флейты? – сострил инспектор.
А сам подумал, что в таком случае его постоялец должен был бы поглощать пищу беспрерывно, с тех пор, как покинул пределы монастыря Тяо Бон.
– Ну что Вы! Флейта – это безусловное чудо, тут и думать нечего! Мои мысли заняты исключительно фрагментом рукописи, который Вы мне поручили перевести.
– Возникли какие-то трудности? – отстёгивая накладные манжеты, осведомился Кроуз.
– Да, как бы сказать, переводить текст было, в общем-то, несложно, но у меня создалось впечатление, что в середине текста выпущен какой-то важный фрагмент, точнее два фрагмента!
«Интересно, откуда взялся второй?» – удивился инспектор, приглаживая волосы перед старинным зеркалом, закованным в почти музейное бронзовое литьё. Но постарался не подать виду.
– А вот, взгляните сами, – подпрыгнул коммивояжёр, быстро вскакивая с дивана и стряхивая со своего сюртука крошки от сэндвича.
Джозеф Кроуз взял из рук переводчика два исписанных нервным, изломанным подчерком белых листа бумаги. Перевод отрывка текста, где Ся Бо писал о соотношении логики и психологии в псевдослучайных играх был выполнен Лемюэлем Смитом, если не считать небольших стилистических расхождений, почти тождественно переводу Ляо, и заканчивался словами: «В как бы случайных играх достаточно логики, но следует ловить рыбу в карповом пруду, а не забрасывать удочку в лужу». Это показалось инспектору несколько прямолинейным, у Ляо данная концовка выглядела намного изящней. Однако, смысл текста в редакции Смита, в целом, оставался идентичным.
Дальше в оригинальной рукописи следовал отрывок на английском языке «Камень – Ножницы – Бумага», который Кроуз благополучно удалил. А после него Ся Бо, как известно, сообщал об открытых им Универсальных Принципах Выигрыша: «Играя много лет в самые разные игры, я пришёл к формулировке нескольких Универсальных Принципов Выигрыша. Приведённый пример, как нельзя лучше иллюстрирует один из них…».
Инспектор с замиранием сердца приблизил к глазам второй лист, но каково же было его разочарование, быстро сменившееся ещё более сильным удивлением, когда он обнаружил там, как и в переводе Ляо, вместо обещанных принципов, всё тот же, хорошо ему знакомый фрагмент об игре в «Дурака»!
Джозеф Кроуз в полной растерянности посмотрел на переводчика, протягивая обратно ему листы, будто этим жестом спрашивал: «что это такое?! где?!». Но коммивояжер истолковал этот немой вопрос по-своему.
– Вы заметили? – торжествующе спросил он. – Два разрыва! Во-первых, Патриарх Тлаху пишет английскими, в смысле, латинскими буквами: «Приведённый пример как нельзя лучше иллюстрирует один из них», имея в виду какие-то «универсальные принципы выигрыша». Но ведь никакого конкретного примера в данном тексте просто нет! Как и обещанного универсального принципа выигрыша!
– Так, что же это получается? – Кроузу и самому срочно потребовался персидский диван. – Девчонка, которую я подозревал в тайном коварстве здесь вообще не причём?! Просто Ся Бо в этом месте действительно ничего не написал?
– Я Вам говорил, мистер Кроуз… Вы разочарованы, мистер Кроуз? Патриарх Тлаху – очень хитрый и умный человек! А что покойная переводчица? Вы прежде сталкивались с чем-то подобным? – стрекотал без умолку коммивояжер, пока инспектор в который раз за сегодняшний день обдумывал, каким образом к общей картине произошедшего присовокупить, вновь открывшиеся весьма удручающие обстоятельства.
– Да, помолчите, Вы, ради Бога! – полицейский, не скрывая раздражения, наконец, оборвал немолчный гомон Смита.
– Хорошо, хорошо, я просто хотел… – коммивояжер умолк как ребёнок, которого обидели глухим и чёрствым непониманием.
«Что касается рукописи, теперь уже можно играть в открытую. Пусть этот паяц окончательно уверится в том, что я снял с него все подозрения в совершении убийства Ляо, а там посмотрим… Неплохо было бы ещё выяснить, что он думает по поводу произвольной последовательности, в которой она переводила записки Ся Бо…» Кроуз прекрасно помнил, что в её переводе первый английский фрагмент обнаруживался после 5-го, а четвёртый – после 1-го. В то время как в оригинале все они располагались в порядке естественной последовательности натурального ряда чисел.
Инспектор вдруг снова вспомнил о чудесной флейте из саквояжа Смита, выдумывавшей, каждый раз новые мелодии.
– Ну, полно Вам, Смит, не дуйтесь, – (на коммивояжера было жалко смотреть). – Признаюсь Вам откровенно, – Кроуз предложил ему присесть рядом с собой на персидский диван, – я хотел проверить, не скрыла ли умышленно от меня Ляо некоторые важные детали текста, а заодно мне нужно было окончательно убедиться в Вашей, дорогой Лемюэль, компетентности и лояльности.
