Она принялась считать. За последние десять дней они занимались любовью, как минимум, пятнадцать раз. Это было значительным превышением их обычной практики. Пола не жаловалась: ее волновала новая сексуальность Майлза и его повышенная страстность в интимные моменты. Но она не могла понять, откуда исходила эта перемена, и решила, что свалившееся на них богатство придало ему недостающую уверенность. Она заметила, что в высококонкурентном обществе мужские качества зачастую напрямую зависят от способности делать деньги. Но делать их в начале литературной карьеры сложно, каким бы ни было гормональное состояние автора. До сих пор Майлз мало зарабатывал, но теперь вдруг завладел большой наличностью. Это не только польстило его самолюбию, но и усилило «либидо», решила она, улыбаясь мысли о психологической зависимости мужчины-самца.
— Майлз!
— Да?
— «Лю» тебя!
— Не понял?
— Я сказала «лю». Молчание.
— Ну?
Он сел на постели и уставился на нее.
— Какого черта означает это «лю»?
Ей показалось, что он начинает терять память.
* * *
Они поужинали при свечах в ресторанчике возле Хамильтона. Пола вспомнила, как обедала здесь лет десять назад, побывав с несколькими подругами на Бермудах во время весенних каникул.
— Когда-то здесь была лучшая на острове кухня, — заметила она, изучая вместительное меню вместе с мужем. — И самая дорогая, — добавила она, содрогаясь при виде высоких цен.
— Кого волнует, сколько это стоит? Я голоден.
— Прекрасно, Говард Хьюз.
— Может, сделаем одинаковый заказ?
— О, Майлз. Я не хочу бифштекс — мне хочется что-нибудь из французской кухни. Он холодно взглянул на нее.
— Я и не собирался его заказывать.
— Но ты всегда…
Нахмурясь, он подозвал официанта. Осведомившись, был ли шеф-повар настоящим французом и где он обучался, Майлз сделал пространный заказ из четырех блюд, сопровождаемых отборными винами и коньяком к десерту, Пола была поражена.
— Майлз, с каких это пор…
— С каких пор я заинтересовался хорошей кухней? — прервал он, — С момента, когда бросил курить. Ты не замечала, насколько лучше ощущается вкус пищи, если поры языка не забиты смолой?
— Да, но откуда такое знание всех этих тонкостей?
— Ты же знаешь, я два года занимался французским, и не безуспешно. Кроме того, Пола, мне сдается, что дома, в Нью-Йорке, нам следует сделать с кухней нечто большее, чем приобретение новой мойки. Наш холодильник просто пожароопасен. И отсутствует место для стойки. Думаю, нужно оборудовать кухню по-новому, чтобы можно было хозяйничать, не спотыкаясь друг о друга.
— На это уйдет куча денег!
— Тысячи три-четыре, но это оправдывается. Конечно, придется договориться с домовладельцем. Например, получить от него пятилетнюю аренду в обмен на деньги, которые мы потратим на переоборудование. Думаю, он на это пойдет. Ты согласна?
— Вот уж не знаю, — глубоко вздохнула она, борясь с тошнотой от выкуренной сигареты.
— Ты не хочешь новую кухню?
— Конечно хочу. Но деньги…
— Подумай о том, сколько мы сэкономим на сигаретах.
— Не так уж и много.
— В конечном итоге достаточно. И сэкономленное на сигаретах я предполагаю вложить в качественную пищу.
— Тебе всегда нравилось то, что я готовила.
— Не в этом дело. Скорее в том, что ты страдаешь, находясь в этом жалком помещении. Необходимо наслаждаться жизнью, большую часть которой составляет кухня и ее производное.
Лицо Полы покраснело от сдержанного дыхания. Она выдохнула.
— Пожалуй, ты прав. Ведь жизнь дается лишь раз, да?
— Верно, — слегка улыбнулся он. — Живешь лишь раз…
* * *
Всю следующую неделю они плавали, катались на велосипедах, играли в гольф, танцевали, ныряли с аквалангами, занимались любовью и приобрели прекрасный загар. Пола никогда не отдыхала так замечательно и раньше не замечала подобной активности в муже. Но две вещи портили ей настроение. Первое — роман. Хотя она и не ожидала, что Майлз возьмется работать в отпуске, но ей уже казалось, что он совершенно потерял интерес к книге. Она не могла объяснить, откуда это предчувствие, но доверяла своему инстинкту. Майлз и раньше «выдыхался» на некоторых романах, о чем стыдился ей рассказывать. Зная, как много времени он потратил на эту работу, она боялась даже подумать, что он «выдохся» и сейчас.
Однажды во время игры в гольф в клубе Мид-Оушн она вскользь заметила:
— Ты все еще рассчитываешь закончить роман за четыре месяца?
Майлз следил за длинной пробежкой маклера-англичанина. Он повернулся и непонимающе уставился на нее.
— Роман? Ну да, пожалуй. Хочешь повести первой? Она оставила разговор, понимая, что мысли его витают далеко от работы. Управляясь с мячиком, она думала о том, что в последнее время голова у него забита множеством идей. Как раз это и беспокоило Полу во-вторых. Что-то изменилось в ее муже и подтверждением служили разные мелочи: повышенная сексуальность и энергичность в всем, чем он занимался. Раньше он был довольно инертен и мечтателен, теперь же постоянно находился в движении и явно наслаждался физической активностью.
Но было и нечто более важное: его мозг, казалось, внезапно закрылся для нее. Раньше они общались легко и быстро, а теперь почему-то такое общение прекратилось. Они разговаривали, но не общались.
«Он переключился на другой канал, — думала она, замахиваясь клюшкой и пытаясь сосредоточиться на мячике. — Это наилучшее объяснение тому, что происходит. У него не только резко ухудшилась память, но и произошло переключение менталитета. Или же он настолько изменился?»
Она ударила, непроизвольно зажмурясь. Мяч слегка прокатился вперед и замер перед ее левой ногой.
— Проклятье, я никогда не усвою эту дурацкую игру! Можно попробовать еще раз?
— Это обойдется в штрафной удар.
— Какая низость.
Она вновь установила мячик, вызывая недовольство стоящих позади игроков.
«Я знаю, что мои мысли безумны, но он в самом деле изменился. Возможно, лишь временно. Боже, как я надеюсь на это!»
Она размахнулась и ударила. Мяч взмыл в воздух, ушел вправо и, перелетев через валун, упал в океан.
— Ненавижу эту игру! — простонала Пола. «А вдруг что-то произошло с его мозгом? — подумалось ей. — Какая-то опухоль, умственное расстройство или неведомая страшная болезнь?.. Нет, не может быть. Он никогда на казался более здоровым и энергичным. С ним ничего не могло случиться. Или все же могло? Боже, я начинаю сосредоточиваться на нем, как сосредоточивалась на Дункане и Роксанне. Немедленно перестань! С ним все в порядке. Абсолютно. И если он кажется чуточку другим что ж, деньги меняют людей. Они и меня сделали другой…
Впрочем, я не могу пожаловаться на его повышенную сексуальность. Да, в этом смысле жаловаться не на что…»
Вернувшись в Нью-Йорк, они обнаружили, что отныне им принадлежит собака: Робин.
Мэгги доставила домой Эбби и та вела на кожаном поводке огромного Лабрадора.
— Мама! Папа! Поглядите, кого мне подарила Роксанна!
Пола уставилась на пса.
— Она подарила его тебе? Когда?
— Два дня назад, — подсказала Мэгги. — Вначале позвонила мне и поинтересовалась, не будешь ли ты возражать, если она отдаст его Эбби. Потому что под Рождество девочка сказала ей, будто всегда мечтала о собаке, и, поскольку Робин принадлежал Дункану, она решила отдать его…
— Но мне не нужна собака! — фыркнула Пола. — Ты же знаешь.
— Но что я могу возразить? — беспомощно пожала плечами Мэгги. — Эбби буквально запрыгала от радости, и мне не хотелось обижать Роксанну. Вспомни о рояле и деньгах. Мне показалось, что ты захочешь сделать ей одолжение, а она очень хотела избавиться от Робина.
— Мама, он отличный пес. Видишь? — Эбби обняла Лабрадора за шею. Робин поднял морду и лизнул ей лицо. — Он просто замечательный и даже не делает пи-пи и прочее на ковер…
— Он в самом деле вышколен, — заметила Мэгги. — К счастью.
«Но я не вынесу присутствия этого животного», — подумала Пола, вспоминая канун Нового года и страх, охвативший ее, когда пес вышел из гостевой комнаты. Она повернулась к Майлзу.
— Майлз, скажи ей сам. Майлз смотрел на Робина.
— О чем именно?
— Скажи, что не хочешь собаку.
— Пожалуй, пес нравится Эбби, — потер подбородок Майлз. — И, поскольку он уже здесь…
— Майлз!
— Не стоит волноваться.
— Но ты всегда повторял, что терпеть не можешь собак!
— Эбби хочет его, а я не вижу причин отказывать Роксанне.
— Но я не хочу этого пса!
— Почему?
— Потому что я боюсь его!
Все уставились на нее, она тут же пожалела о слетевших с языка словах. И посмотрела на Робина. Тот, помахивая хвостом, терся о ладонь Эбби. Трудно было представить себе более мирную сцену.
