– Б… дь, – выдохнул один из гостей. – Пятая ведь девчонка уже.
– Если это все. Нам же никто не рассказывает ничего. А Яма большая. Народ новый появился. Так что может и больше. Пять – это только те, про которых мы знаем.
Зиновьев заскрипел зубами:
– Поймать бы паскуду, да яйца оторвать. И глаза так же вырезать суке, как он с девчонками поступает. А потом в помойку выбросить его, как собаку.
– Так давай, – сказал папа.
В летней кухне повисло молчание. Катя прислушивалась, боясь шелохнуться. Тишину нарушил один из гостей:
– Данилыч, ты серьезно, что ли? Или пиво уже по шарам дало?
– А чего не серьезно-то, – заскрипел решительный и злой голос отца. – Вы сами все видите. Менты и власти от нас отгородились. Моя хата с краю, ничего не знаю, а вы живите, как живете. Мы отдельно – вы отдельно. Раз нам никто не помогает, что делать еще? Только самим.
– И что ты предлагаешь?
– Ну вот смотри. Нас пятеро. Человек двадцать смело можно еще набрать только в нашем квартале, потому что терпелка у всех уже давно до краев. А это сколько уже человек? Много. Человека по два-три разделиться, да по вечерам походить по улицам. По самым темным закуткам. Ведь та паскуда здесь где-то бродит, рядом с нами, понимаете? Вот что мне покоя не дает.
Катя вздрогнула, почувствовав кожей движение сзади. Обернувшись, увидела растерянную и почему-то испуганную маму.
– Сережа пришел…
Катя не понимала, в чем причина удивления. Сергей приходил каждый день. Но, когда мама накинула шлепанцы и почти побежала во двор, волнение передалось и ей. Катя, не думая, зачем, побежала следом.
– Здрасте, теть Тань, – привычно поздоровался Сергей и застыл, увидев лицо хозяйки дома. И лишь когда та выпалила парню в лицо слова, Катя осознала, что так раздирало сердце мамы.
– Где Валя?!
Сергей застыл, ничего не понимая.
– Я… Я не знаю, я… Сам к ней пришел…
Мама стремительно бледнела. Катя почувствовала, как заходится в бешеном ритме страха ее сердце. Хлопнула дверь – из дома вышел папа, привлеченный голосами во дворе.
– Чего у вас?
– Где Валя? – в голосе мамы звенела паника. – Я думала, она с Сергеем! Кать, где она? Она куда-то собиралась?
– Я не знаю, – пробормотала Катя, беспомощно глядя на налившиеся ужасом глаза мамы и окаменевшее лицо папы. – Она… не говорила ничего…
Папа стиснул зубы и бросился в дом. Раздались встревоженные мужские голоса. Через несколько секунд папа выскочил назад, с топором в руках. За ним семенили раскрасневшиеся от пива мужики.
– Сидите здесь! – рявкнул папа и пулей выбежал из калитки.
Этот день Катя запомнила навсегда. И каждый раз, вспоминая те события, проклинала судьбу.
– Как обстановка? Где объект? Понял. Сигнализируйте сразу, хорошо? Отбой. – Поляков спрятал в карман сотовый телефон и пояснил остальным: – Пока все по-старому. Мотается по округе. То в одном квадрате сигнал срисуют, то в другом.
– Будем ждать, – пожал плечами Коротов.
Редкие машины, проползавшие по темной улице, яркими лучами фар освещали рябую стену ниспадающей с черного неба воды. С тоскливым скрипом работали дворники, сгоняя с лобового стекла капли бесконечного ноющего дождя и помогая создавать хоть какое-то подобие видимости. Окна запотевали от влажности и горячего дыхания сидящих в автомобиле людей, и изредка кто-то из оперов опускал стекло, чтобы впустить в салон прохладный и влажный ночной воздух.
Машина спряталась в обочине на углу старой хрущевки. Вдоль улицы бесконечными силуэтами тянулись трех- и пятиэтажные жилые дома. Они понуро глядели тускло горящими, завешанными изнутри, окнами на огромное черное копошащееся пятно по ту сторону разбитого дорожного полотна. Пятно жило – на это указывали редкие вспышки-фонарики далеких фар машин, невесть как оказавшихся в этом грязном бездорожье, или моргания открывающихся на миг входных дверей далеких, натыканных друг на друга домишек и землянок. Но редкие, вспыхивающие то тут, то там огоньки только подчеркивали царящую там плотную и густую черноту. Яма, как она есть.
Где-то вдалеке, наверху, прогрохотал гром. Молний не было.
– Дождь усиливается, – сплюнул Халилов. – Не лето, а параша. Тот, кто сказал, что у природы нет плохой погоды… Нехороший он человек.
В душном и сыром салоне сидели пятеро. Коротов за рулем, Халилов рядом. Сзади – Поляков и молоденький худой парнишка с выпирающим адамовым яблоком. Как его звали, Катя не помнила. Сама Катя жалась посередине.
Все пятеро были в кевларовых бронежилетах, спрятанных под натянутыми поверх куртками-дождевиками.
– Нас трое, – пробормотал Поляков, совершенно не беря в расчет Катю и паренька, включенного в группу исключительно для сопровождения следователя СК во время операции. – Там еще четверо. Семь человек. Семь… Надеюсь, хватит…
Коротов бросил, не оборачиваясь:
– Плюс фургон со спецназом, не забывай.
Поляков покачал головой и ничего не ответил. Фургон с бойцами спецназа стоял в сотне метрах от них, ниже по улице. Но задача бравых парней с автоматами заключалась не в штурме дома, а в его полном блокировании и оцеплении уже после штурма. Главное предстояло сделать оперативникам. Сыщики были на двух машинах – вторая стояла через дорогу, застыв темным силуэтом посреди дрожащих от дождя луж. В ней сидели четверо оперов, среди которых был и оперативник из Промышленного ОВД, который хорошо, как и Поляков, ориентировался в лабиринтах Ямы. Поляков сам придумал план. Но что-то не давало ему покоя. Чтобы унять нервы, он чуть припустил стекло и закурил. Как по команде, за сигаретами потянулись и Коротов с Халиловым. Катя сдержалась, хотя она нервничала и волновалась нисколько не меньше остальных.
У Полякова снова завибрировал сотовый телефон.
– Да. Понял. Будет на месте, сообщайте сразу. – отключившись, он взялся за карманную рацию и нажал на кнопку микрофона: – Группы два и три, звонила техподдержка. Наш объект заехал на территорию Ямы. Уже скоро.
Рация захрипела. Потом кто-то все-таки соизволил буркнуть в эфир:
– Понял.
Повисла тишина. Каждый старался не думать о том, как все пройдет, потому что тогда нервы разыграются не на шутку. Катя благодарила создателя успокоительного. Перед выездом на операцию, куда она напросилась сама, Катя выпила две таблетки.
– Поляков, – нарушил молчание Халилов, – ты стрелял когда-нибудь? Ну, не считая предупредительного в воздух?
– Один раз, – нехотя отозвался Поляков.
– В человека?
– По колесам.
Халилов кивнул, аккуратно стряхивая истлевший кончик сигареты в крохотную пепельницу над рычагом переключения передач.
– А я стрелял.
Катя приготовилась слушать очередную байку. Она не раз принимала участие в засадах – когда этого требовали обстоятельства, например, немедленные следственные действия после операции – и наслушалась много таких историй.
– Мы на квартиру пришли. Там жила баба, которая знала человечка, который мог нас вывести еще на одного человечка. Как обычно, в общем. Звоним в дверь. Бабский голос: «Кто это?». Полиция, говорю, откройте. Она тут ойкнула как-то. И сразу выстрел. Мы опомниться не успели, и – бабах! Прямо через дверь. Нас двое было, я и Иваныч. И повезло как – пуля между нами прошла. Прям посередине. Я рукой почувствовал жар, когда она пролетела и ошпарила кожу. Зато щепки всю рожу расцарапали.
Халилов выбросил окурок в окно, за которым, нарушая гробовую тишину, шелестел дождь, и сразу же поднял стекло.
– Мы за стволы. Я в дверь стреляю. Пять раз, как потом посчитали. Отстрелил замок, ногой е… нул и высадил ее. Ору: «Лежать, полиция!». Все дела, короче. А на полу в прихожке эта баба лежит и корчится. Рожа красная вся, хрипит. Чувак ей кулаком в солнышко двинул, хорошо так двинул, она чуть не отключилась. Потом понятно стало – чувак думал, что это она нас как-то навела на него. Чувак в розыске был. А мы там совсем по другим делам оказались. Судьба-злодейка, мать ее за ногу…
Все ждали продолжения. Даже парнишка с кадыком оторвался от созерцания залитой водой пустынной улицы и уставился на подголовник кресла, в котором сидел Халилов.
– Ну, и что дальше? – не выдержал Поляков.
Халилов вздохнул.
– Чувак в окно сиганул. Второй этаж был, невысоко. Я к окну подбегаю – а вот он, тварь, в траве. Вскакивает и улепетывает. Ору: «Стой, стрелять буду!». Он бежать. Я выстрелил. Не попал ни хрена, правда.
Коротов хмыкнул:
– И стоило огород городить?
Халилов хмуро покосился на напарника и после паузы продолжил:
– Я назад побежал. Выбегаю из квартиры. А на полу, прямо на площадке, Иваныч лежит. В луже крови. Хрипит, корчится, а в глазах… Оказывается, пока я в дверь стрелял, эта паскуда внутри тоже еще раз жахнула. А я даже не понял ведь сразу. Думал, Иваныч за мной бежит, что он рядом. А он кровью истекает. Ему в живот пуля вошла.
