Потому что он знает так же, как и я, что, возможно, никогда больше не будет хорошо.
ХоллиИзображения ярко оживают на обратной стороне листа бумаги, что оставила одна из медсестер. Образы моего прошлого и настоящего сливаются в прекрасный хаос, несовершенный, но бурный.
Трэвис покинул палату полчаса назад, чтобы забрать свою маму из аэропорта. Как только он рассказал ей, что мы пережили, она настояла на том, чтобы приехать и быть рядом. Прежде, чем он уехал, я взяла его лицо в руки и напомнила, что у него была семья.
— Это и есть любовь, Трэвис, — сказала я ему. — Это твоя мама.
Он глубоко поцеловал меня, отчего мои колени ослабли, и улыбнулся.
Думаю, он наконец-то верит мне.
Деда немного шевелится на своей кровати и бормочет имя бабушки Эли. Она была красивой, доброй и веселой. Я очень скучаю по ней и по родителям.
Не знаю, как я могла забыть их. Но даже когда моя память покинула меня, я держалась за них, потому что сущность того, кем я являюсь, напрямую связана с ними. Моя семья. Они научили меня бороться, даже когда надежды, казалось, не существовало. Они гордились моей независимостью. Они окружили меня радостью и любовью.
С того момента, когда я открыла глаза, я боролась. Я смеялась. Я любила.
За это я должна благодарить их.
Поправляю маску на носу у Деда, обеспечивающую его кислородом, но он отворачивается в другую сторону, подальше от меня. Руки тянутся к Деду, когда он снова шепчет имя бабушки, и я склоняю голову в молитве, одновременно ей же опираясь на его руку, стараясь не потревожить капельницу.
Я так сильно скучаю по ним.
— Я знаю, что ты плачешь не из-за старика.
Поднимаю голову на звук голоса Деда. Голос слабый, но его улыбка дает мне понять, о чем уже говорил Трэвис. Деда — боец.
Он вытирает мои слезы трясущейся рукой, но останавливается, начав кашлять. Его глаза наполняются слезами, когда он пытается остановить кашель, и отворачивается не в силах сделать это.
Я сижу на кровати и держу его за руку, пока жду, когда кашель утихнет. Знаю, он страдает, и мне жаль, что я не могу ничем ему помочь. Найдя салфетку на своей тумбочке, вытираю ему рот, когда он перестает кашлять, а потом поправляю кислородную маску.
— Никогда, Деда.
Целую его в щеку, и он хватает мою руку. Он слабый, но проснулся. Это что-то.
— Я плачу, потому что только что узнала, что пропустила большую распродажу красивых туфель.
— С ремнями и большими каблуками? — спрашивает он, и я киваю. — Звучит странно.
Я хихикаю. Мне не нужно много времени, чтобы рассказать ему о том, что произошло в сарае, как только Трэвис и я пришли туда, тем более что я опускаю часть про пытки.
Вздыхаю, когда добираюсь до того момента рассказа с участием Деррика. Деда устает, поэтому я останавливаюсь на середине фразы и смотрю на его кровать.
— Рассказывай, девочка, — требует он.
Смех бесследно исчезает, в то время как я поеживаюсь на кровати и смотрю мимо него в окно.
— Так плохо, да?
— И да, и нет, — я пожимаю плечами, но не смотрю на него.
Сердце разрывается, мой дух сломлен. Жизнь продолжается, наши истории никогда не закончатся, так как мои отношения с болью становятся еще более близкими и нерушимыми.
Деррик — сын Мандо. Он знал, что его отец виноват в моем похищении, но я верю, что он пытался защитить меня, одновременно защищая своего отца. Но когда я позвонила ему и сказала, что Деда похитили, Деррик должен был спасти его. Я могу простить ему все его ошибки и заблуждения, но не то, что он подверг опасности Деду.
Прикусываю нижнюю губу, не зная, что сказать Деду.
— Холл, — говорит он мягко, привлекая мое внимание. — Забудь об этом. Не надо ничего предпринимать, забудь об этом. Мы в порядке, и это главное.
Я киваю.
— Есть еще кое-что, о чем ты должен знать, Деда. Я объясню все позже, а сейчас хочу, чтобы ты знал: Деррик спас нас, — я вытираю слезы, текущие по лицу. — Просто когда Мандо собирался убить меня и Трэвиса, Деррик повалил его на землю. Пока они дрались, Трэвис вытащил тебя, а я взяла грузовик Деррика. Нам удалось сбежать с его помощью. Хотя я так и не увидела покидающего сарай Деррика, Деда.
Делаю глубокий вдох, и сердце трепещет от отчаянья.
— Я услышала выстрел, когда Трэвис посадил тебя в машину, но так и не видела, чтобы Деррик вышел из сарая.
Деда сидит и укачивает меня в своих объятиях.
Комната начинает вращаться. Я сжимаю челюсти, закрываю глаза и начинаю считать.
Один. Я медленно вдыхаю через нос.
Два. Выдыхаю сквозь зубы.
Три. Снова вдыхаю и вынуждаю напряжение отпустить мою челюсть.
Четыре. Я выдыхаю, открывая губы.
Пять. Открываю глаза и оглядываюсь на Деда.
Шесть. Я улыбаюсь.
Семь. Мы живы.
Восемь.
Дверь в палату Деда открывается, и Трэвис входит вместе с Барбарой.
Девять. Мое сердце сразу узнает его.
Десять.
Трэвис сообщает:
— Рад, что ты проснулся, старик, — говорит он.
Барбара тихонько шлепает его рукой.
— Я хотел познакомить тебя с моей мамой.
Глаза Барбары округляются, отчего на моих губах появляется улыбка.
— Мама, это Эд, Деда Холли. Деда, это моя мама, Барбара.
Вместо того чтобы пожать руку Деда, Барбара поворачивается к Трэвису и обнимает его. Деда с любопытством следит за мной — я обещаю, что объясню ему позже.
Медсестры приходят вскоре после появления Трэвиса и Барбары, и в то время, как Деда убеждает нас поехать домой, я отказываюсь уезжать, пока не поговорю с доктором. Деда отдает приказы безропотно выполняющей все пожелания медсестре.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе «нет»? — спрашиваю я.
Он выглядит еще более уставшим, глаза еле открыты, но я боюсь того, что он закроет их.
— Нет, если они знают, что для них лучше.
Дверь снова открывается, но на этот раз через нее проходит доктор Харрис, и я встаю, чтобы поприветствовать его. Он высокий и с такими же уставшими глазами, как у Деда.
Доктор, знакомый со мной после бесчисленного количества времени, проведенного за вчерашним разговором, пока мы ждали, когда Деда проснется, кладет свою руку мне на плечо и выдавливает свою невысказанную уверенность.
— Я слышал, ты не уйдешь из больницы, пока не поговоришь со мной, — он улыбается, обнажая ровные пожелтевшие зубы.
— Она хочет убедиться, что я проснусь, если усну, — слегка усмехается Деда, легко читая меня.
Наклоняю голову вперед, и доктор Харрис смеется.
— Холли, ваш дедушка перенес несколько довольно серьезных травм, в результате которых половина мужчин его возраста осталась бы беспомощной, но я слышал, что он уже сел в постели, и если дадут зеленый свет, то он, наверное, будет ходить по коридорам больницы, — доктор Харрис дружелюбно мне улыбается.
Пусть я и согласна с ним, но его слова не унимают мое беспокойство.
— Вот такой он упрямый сукин сын, — я подмигиваю Деду, который, прикрываясь руками, прячет смех. — У него пневмония.
— Поэтому он принимает антибиотики и стероиды. Он на лечении кислородотерапией, — врач смотрит на Деда с предупреждением в глазах, зная, что Деда хотел быть одним из тех пациентов, с которых снимут кислородную маску. — Но он преуспевает. Он прошел через многое, и ему нужно отдохнуть. Наши медсестры позаботятся о нем. Я обещаю, — он кладет свою правую руку на сердце и смотрит прямо мне в глаза.
— Хорошо. Нам тоже нужно отдохнуть, — теплая рука Трэвиса берет мою холодную и тянет к нему.
— Мы отдохнем, — говорю я, глядя на Трэвиса. Его глаза красные от усталости. — Но только на пару часов.
— Ничего другого я не ожидал, — Трэвис тянется ко мне, и я наваливаюсь на него, когда он прижимается губами к моем лбу.
— Позаботься о моей внучке, — взгляд Деда цепляется за нас, и я вижу радость в его глазах в то время, как его голос становится суров.
— Каждый день всей оставшейся части моей жизни, — обещает ему Трэвис.
***
Изнеможение настигает меня, когда мы, наконец, приезжаем в дом Деда, поэтому после того, как Трэвис целует Лилу и успокаивает ее, прыгающую возле нас, он поднимает меня на руки и несет в мою комнату, оставив Барбару у подножия лестницы, не сказав ей, где гостевая спальня. Она во всем разберется.
Я нахожусь в полусне, когда он кладет меня на кровать, но просыпаюсь, когда он снимает мои джинсы.
— Душ, а потом спать.
Он целует мой живот, прежде чем спуститься поцелуем вниз к одной ноге и затем к другой, стягивая с меня джинсы. Я наблюдаю за ним, мои глаза полны решимости проследить все его действия. Когда он заканчивает, я сажусь и поднимаю руку над головой, чтобы он смог снять мою рубашку.
