— Не нравится мне, что мы роемся в его вещах, — сказал Кинен. — Пусть их у него почти нет, но он имеет право на личную жизнь. У меня просто стояла перед глазами эта картина — как он лежит весь синий с иглой в вене, понимаете?
Когда мы вышли на улицу, он сказал:
— Ну, деньги-то у него есть. Значит, воровать ему незачем. Если только не сорвется на кокаине, тут уж никаких денег не хватит, только он никогда не любил кокаин. Пит предпочитает средства посильнее — старается нырнуть как можно глубже.
— Могу его понять.
— Ну да. А когда у него кончатся деньги, он всегда сможет продать «тойоту» Франси. Документов на нее у него нет, но по каталогам она стоит восемь-девять косых, так что он наверняка найдет покупателя, который выложит за нее несколько сотен без всяких документов. Такая уж у наркоманов экономическая политика, им это кажется вполне разумным.
Я пересказал ему шутку Пита насчет разницы между пьяницей и наркоманом. И тот и другой украдут у вас бумажник, но наркоман поможет вам его искать.
— Вот-вот, — сказал он. — В этом-то все и дело.
На следующей неделе произошло несколько событий.
Я три раза ездил в Сансет-парк — два раза один, а на третий раз — в обществе Ти-Джея. Как-то днем мне было нечего делать, я позвонил ему по пейджеру, и он почти тут же мне перезвонил. Мы встретились в метро на Таймс-сквер и вместе поехали в Бруклин. Там пообедали в закусочной, выпили cafe con leche в кубинской кофейне и немного погуляли. Мы говорили о том о сем, и, хотя я мало что узнал о нем, он обо мне мог кое-что узнать, если, конечно, слушал.
Когда мы ждали поезда, чтобы ехать обратно в центр, он сказал:
— Послушайте, вы можете ничего мне не платить за сегодняшний день. Потому что мы ничего не сделали.
— Твое время должно чего-то стоить.
— Да, если я работаю, а сегодня я болтался без дела. Старина, я всю свою жизнь занимаюсь этим бесплатно.
В другой раз, вечером, я только-только собрался отправиться на собрание, как мне позвонил Красавчик Дэнни, и я помчался в один итальянский ресторан в районе, который называется Корона: там какие-то три мелких жулика недавно стали швыряться большими деньгами. Вряд ли это было то, что мне надо: Корона находится в северной части Куинса, в нескольких световых годах от Сансет-парка, но я все равно отправился туда, пил у стойки минеральную воду и ждал, когда три парня в шелковых костюмах придут и примутся гулять вовсю.
Телевизор был включен, и в десять часов в новостях пятого канала показали трех человек, которых только что арестовали за недавнее вооруженное ограбление ювелира на Сорок Седьмой улице. Бармен сказал:
— Эй, смотрите-ка! Ведь эти козлы последние три вечера сидели тут и тратили деньги так, будто хотели поскорее от них избавиться. Я-то догадывался, откуда у них такие деньги.
— Откуда всегда, — сказал человек, сидевший рядом со мной. — Украли.
Я был всего в нескольких кварталах от стадиона «Ши», но все равно чувствовал себя в сотнях километров от «Метрополитенз», у которых «Кабз» в тот день с трудом выиграли в Ригли. А «Янки» у себя дома играли с «Индианз». Я дошел до станции метро и поехал домой.
* * *
Как-то мне позвонил Дрю Кэплен и сказал, что Келли и его коллеги из бруклинской бригады по расследованию убийств хотят, чтобы Пэм поехала в Вашингтон и зашла в ФБР, в Национальный центр анализа уголовной преступности в Куонтико. Я спросил, когда она едет.
— Она не едет, — ответил он.
— Отказалась?
— По совету ее адвоката.
— Ну, не знаю, — сказал я. — Конечно, ФБР сильнее всего по части саморекламы, но, насколько я слышал, тот их отдел, который занимается серийными убийцами, работает неплохо.
— Тогда жаль, что не вы ее адвокат, — сказал он. — Я ведь защищаю ее интересы, приятель. Но так или иначе, гора идет к Магомету. Завтра они присылают своего человека.
— Дайте мне знать, как пройдет беседа, — сказал я. — Если только это будет в интересах вашей клиентки, как вы себе их представляете.
Он засмеялся.
— Не цепляйтесь, Мэтт. С какой стати ей шлепать в округ Колумбия? Пусть он сам сюда приедет.
После встречи с человеком из ФБР он снова позвонил и сказал, что беседа не произвела на него большого впечатления.
— Мне показалось, что он не проявил к этому особого интереса, — сказал он. — Как будто на человека, который убил всего-навсего двух женщин и изувечил третью, не стоит тратить времени. Должно быть, чем больше жертв на счету у убийцы, тем больше они им занимаются.
— Так оно и есть.
— Ну да, только это не слишком утешительно для тех, кто оказался в хвосте очереди. Они, наверное, предпочли бы, чтобы полиция сразу поймала этого типа вместо того, чтобы дать ему возможность пополнить их базу данных новыми интересными фактами. Он говорил, что они собрали солидный материал на какого-то козла с Западного побережья. Знают, например, что в детстве он собирал марки, и могут сказать, сколько лет ему было, когда он сделал себе первую татуировку. И тем не менее они все еще не поймали этого сукина сына, а у него на счету, кажется, уже сорок два убийства, и предполагают еще четыре.
— Теперь мне понятно, почему они не хотят заниматься Реем и его приятелем.
— И потом, эти убийства случались слишком редко, чтобы их заинтересовать. Он говорил, что серийные убийцы обычно действуют гораздо активнее. То есть промежуток между убийствами не растягивается на месяцы. Он сказал, что или они еще не разошлись как следует, или редко появляются в Нью-Йорке и большую часть убийств совершают где-то еще.
— Нет, — возразил я. — Для этого они слишком хорошо знают город.
— Почему вы это говорите?
— Что?
— Откуда вам известно, что они хорошо знают город?
Потому что они гоняли братьев Кхари по всему Бруклину, но этого я сказать ему не мог.
— Они бросили своих жертв на двух разных кладбищах на окраине и в Форест-парке, — сказал я. — Разве могут приезжие подцепить девицу на Лексингтон-авеню, а потом оказаться на кладбище в Куинсе?
— Да кто угодно может, — заметил он, — смотря какая девица попадется. Дайте я вспомню, что он еще говорил. Он говорил, что им, возможно, по тридцать с небольшим, что их, возможно, обижали в детстве. Много всяких общих слов. Но он сказал одну вещь, от которой у меня мурашки по спине побежали.
— А что?
— Ну, он работает там двадцать лет, почти с тех пор, как организовали этот отдел. Ему скоро на пенсию, и он уверяет, что очень этому рад.
— Потому что выдохся?
— Не только. Он говорит, что такие случаи становятся все чаще, и это его пугает. Судя по тому, как сейчас выглядит кривая, они думают, что она круто пойдет вверх где-то ближе к концу века. Убийства из спортивного интереса, так он это называет. Говорит, что в девяностые годы это будет самое модное времяпрепровождение.
* * *
Когда я только там появился, этого еще не делали, но теперь на собраниях «АА» обычно предлагают новичкам, которые бросили меньше полутора месяцев назад, представиться и сказать, сколько дней они не пьют. Чаще всего это встречают аплодисментами. Но только не в церкви святого Павла — и все из-за одного бывшего члена общества, который два месяца являлся каждый день и говорил в начале собрания: «Меня зовут Кевин, я алкоголик, и я уже целый день как бросил. Вчера выпил, а сегодня бросил». Всем надоело ему аплодировать, и на очередном собрании мы после долгого обсуждения проголосовали за то, чтобы вообще отменить аплодисменты. «Меня зовут Эл, — говорит кто-нибудь, — и я не пью девять дней». «Привет, Эл», — отвечаем мы хором.
Когда я дошел пешком от Бруклин-Хайтс до самого Бэй-Риджа и получил деньги с Кинена Кхари, была среда. А в четверг на собрании в восемь тридцать знакомый голос из задних рядов произнес:
— Меня зовут Питер, я алкоголик и наркоман, и я не пью два дня.
— Привет, Питер, — отозвались все хором.
Я собирался поймать его в перерыве, но заговорился с женщиной, сидевшей рядом, а когда обернулся, его уже не было. Потом я позвонил ему из своего отеля, но никто не отвечал. Тогда я позвонил его брату.
— Питер бросил пить, — сказал я. — По крайней мере, был трезв еще час назад. Я видел его на собрании.
— Я с ним сегодня разговаривал. Он говорит, что почти все деньги целы и машина тоже. Я сказал ему, что мне наплевать на деньги и на машину, меня беспокоит то, что происходит с ним, но он уверяет, что с ним все в порядке. Как он вам показался?
— Я его не видел. Только слышал, а когда я пошел его искать, его уже не было. Я только хотел сообщить вам, что он жив.
Он сказал, что очень мне благодарен.
Два дня спустя, вечером, Кинен позвонил снизу, из вестибюля.
— Я поставил машину во втором ряду, — сказал он. — Вы уже обедали? Спускайтесь, встретимся внизу.
В машине он спросил:
— Вы знаете Манхэттен лучше меня. Куда вы хотели бы пойти? Выбирайте.
Мы пошли в «Парижскую зелень» на Девятой авеню. Брайс поздоровался со мной, назвав меня по имени, и усадил нас за столик у окна, а Гэри театральным жестом помахал нам из-за стойки. Кинен попросил принести стакан вина, а я — минеральной воды.
