После награждения лауреаты давали интервью и отвечали на вопросы, причем большую часть времени занял мэтр боевого жанра Потемкин. Загадочно улыбаясь, он сообщил, что сам служил в спецназе, а потому хорошо знает то, о чем пишет.
— А в каком спецназе вы служили? — бестактно спросил Ерш. Они стояли в третьем ряду зрителей, прячась от телекамер и фотоаппаратов, но голос Ерша прозвучал достаточно громко, чтобы его все услышали.
— Как в каком? В самом обычном — специального назначения, — дал исчерпывающий ответ Валя Прельский.
— Ну, как он назывался? И в какую структуру входил?
— Об этом я говорить не могу, — многозначительно нахмурился Клим Потемкин. — Сами понимаете, по какой причине…
— Понимаю, понимаю, — оскорбительно усмехнулся Ерш и отстал. Но его эстафетную палочку тут же перехватил сутулый и худой корреспондент, похожий на удочку, согнувшуюся от веса крупной добычи.
— Как профессионал вы, конечно, можете назвать главную черту бойцов специальных подразделений? — спросил он, протягивая диктофон.
— Большого секрета тут нет, — солидно ответил Потемкин. — В спецназе не может быть отдельных выдающихся личностей. Наоборот, все должны быть равны, потому что работают на общий результат. Вот, например, как муравьи в муравейнике. Или пчелы в улье…
Собравшиеся засмеялись. Кое-кто даже захлопал в ладоши. Скат и Ерш помрачнели.
— А почему? — продолжал интересоваться интервьюер.
— Потому что осознание ценности собственной жизни мешает быть спецназовцем. Ведь чем отличается эта категория войск? Тем, что каждый воин не только хорошо подготовлен к бою, но главное — готов умереть ради выполнения боевой задачи. Если человек осознаёт себя как значимую фигуру, если он знаменитый артист или ученый, разрабатывающий военную технику, или поэт, которого читает весь мир, или писатель с большой читательской аудиторией, — Потемкин незаметно выпятил грудь, — то в критическую минуту он будет думать о своей ценности и вряд ли сумеет, поставив на кон жизнь, остаться прикрывать уходящих товарищей.
— Ну, с этим можно поспорить, — продолжал корреспондент.
Однако Потемкин высокомерно отмахнулся.
— Спорьте уже без меня. Вы спросили, я ответил. До свиданья.
Остальные лауреаты отвечали кратко и без того запала, с которым говорил потемкинский писатель. Да и вопросы им задавали для проформы. Чувствовалось, что для всех это просто дань программе вечера. Настрой у собравшихся был другой — вернуться к шведскому столу и перейти к неформальному общению за выпивкой и закуской, когда люди легко сходятся и можно завести полезные знакомства.
— Значит, как муравьи или пчелы, — сказал Скат, пристально рассматривая писателя-спецназовца.
Ерш усмехнулся.
— Выходит, что так.
— А не начистить ли ему рыло?
— Пожалуй, лучше воздержимся.
— Ладно, пойдем тогда выпьем. Наплевать на режим. В конце концов, завтра выходной, а до понедельника все выветрится.
— Ну да. Если ночью не поднимут.
— Когда у нас не было риска?
Девушки внимательно слушали их разговор. Впрочем, Галка не менее внимательно смотрела по сторонам, словно искала знакомые лица.
— А вы что, пожарники? — спросила она, продемонстрировав, что вполне может делать несколько дел одновременно.
— Вроде того, — ответил Ерш. — А что ты все головой крутишь?
— Да это я так, по привычке. Раз тебе не нравится, не буду! — Она взяла его под руку, прижалась всем телом. Ерш растаял.
Вокруг стола с закусками образовалась толчея. Скат наступил кому-то на ногу.
— Ну, ты, колхозник, смотри, куда прешь!
— Почему колхозник? — удивился Скат, оборачиваясь. Сзади стоял дублер Оконцев, окинувший его с головы до ног презрительным взглядом.
— А кто ты еще? Не пойму только, как ты сюда попал? Ты чем занимаешься по жизни?
— Чем и положено колхознику — навоз вожу.
— Да, по тебе видно. И по запаху слышно.
— Следи за языком. Если я тебя ударю, то через сутки ты будешь пахнуть гораздо хуже, чем навоз, — не сдержался Скат.
— Да?! Ну, пойдем, выйдем!
Первым порывом было принять приглашение, но Щелковское шоссе еще стояло в памяти.
— Потом, когда все закончится. Сейчас я отдыхаю с друзьями, и лучше мне не мешай!
Он протолкался к столу, набрал полную тарелку бутербродов с семгой и копченой колбасой. Ерш занимался добычей спиртного, сложность состояла в том, что виски наливали по пятьдесят граммов, и он сливал несколько порций в один стакан, со всех сторон его толкали, он даже залил «Джони Уокером» костюм Карлсона.
А девушки, оставшись одни, облокотившись на стол и сблизившись головами, делились впечатлениями.
— Ну, как тебе ребята? — спросила Джен.
— Не фонтан. Простые, как валенки, с пустыми карманами. Они здесь словно белые вороны — все смотрят и смеются! Да и вообще, я по-другому эту тусовку представляла…
— Никто не смеется! — раздраженно ответила Джен. — Ты и прослушивание по-другому представляла! Потому что думаешь, будто соберутся всемирно известные олигархи, будут из-за тебя ссориться, носить на золотых носилках, наперебой предлагать дома — один в Майами, другой в Ницце, третий в самом Париже… Но у меня таких знакомых нет! Что просила, то и получила!
— Ладно, не заводись, — примирительно сказала Галка. — Я же без претензий. Просто ответила на твой вопрос.
Откуда-то выкатился невысокий, крепко сбитый круглоголовый мужчина с широкими растрепанными бровями. Он во весь рот улыбался Галке.
— Привет, Сладкая розочка. Как дела? Познакомишь с подружкой?
— О, Костик, привет, — в ответ улыбнулась Галка, но тут же опомнилась и построжала лицом: — Что за базар? И давай без фамильярностей! Мы не одни…
— А-а, ну ладно, тогда в другой раз! — Костик откатился и вроде бы затерялся в толпе, но на самом деле просто вышел из поля зрения девушек и издали наблюдал за ними.
— Кто это? — спросила Джен.
— Круглый. То ли мент, то ли бандит, непонятно — и с теми, и с теми трется. Он Семёна знает, мы несколько раз пересекались в ресторанах. Я чувствовала — хочет ко мне клинья подбить, но жук продуманный, видно, с Сёмкой ссориться невыгодно было. Да и мне не нравился, так все и осталось без последствий…
— Так теперь он Семёну про тебя расскажет…
— Пусть хоть напишет! Сёмка разве на мне женился? Или квартиру купил? Так что я ему ничем не обязана! И потом — что он расскажет, если даже наших пацанов не видел?!
Но она ошибалась. Круглый видел, как подошли Скат и Ерш, принесли тарелки и стаканы. Жизнь налаживалась: выпили за знакомство, за красивых женщин, за галантных мужчин, за удачу…
Круглый незаметно сфотографировал их телефоном, некоторое время наблюдал, потом, коротко записав в дорогущую записную книжку время, место и обстоятельства встречи, отправился в другой конец зала, где его поджидали симпатичные блондинка и брюнетка. Он не знал, пригодится ли ему эта запись и каким образом можно ее использовать, но помнил наставление Карнаухова: лишней информации не бывает, и стоит она иногда больше, чем крупная партия дури! А Карнаух, хоть и являлся темной лошадкой, но слов на ветер не бросал и в пустых понтах замечен не был. Поэтому, не надеясь на цифровые хранилища, Круглый купил старую добрую записную книжку в обложке из змеиной кожи, со сменными бумажными блоками, куда заносил все, что, на его взгляд, заслуживало внимания или могло пригодиться в будущем.
Мероприятие подходило к концу, опьяневшая Галка раскраснелась и все откровенней заигрывала с Ершом, даже залезла ему в карман — вроде достать носовой платок и вытереть размазавшуюся тушь, искала долго, найти не могла, но руку не вынимала. Суровый обычно Ерш не возражал, а напротив — блаженно улыбался.
Джен и Скат тоже были настроены на взаимное общение. Пора было расходиться по домам. Словом, вечеринка удалась.
— Надо же, как все спокойно! — искренне удивлялась Галка. — Обычно без драки не обходится!
— Подожди, еще не вечер, — сказала Джен, хотя знала, что драки всегда затевал Семён, а сейчас его здесь, к счастью, не было. Но ее слова оказались пророческими.
