как пробка из бутылки. Ты понял?
— Понял, — сказал Колтунов и покаянно кивнул головой.
— Тогда забирай дело. — Королев протянул уже потолстевшую, но еще не подшитую картонную папку. — Допроси Барышникову, которая вызывала этого… Турсунова. Она свидетельница, может быть, очень ценная, но до сих пор не допрошена, потому что ты занимаешься черт знает чем!
Он начал было опять заводиться, но вовремя выпустил пар и махнул рукой.
— И потереби оперативников — направь Гамаеву отдельное поручение, поставь все, какие возможно, задачи, а копию подшей в дело! Если придется приостанавливаться за нерозыском преступников, пусть они и отвечают!
— Есть! — четко ответил молодой следователь и даже повернулся через левое плечо, как учили на военной кафедре.
— Вот это другое дело! — услышал за спиной и понял, что в глазах начальства он твердо встал на путь исправления. И хотя Паша уже уяснил, что это не спасает от грубых беспричинных разносов, ему все равно было приятно.
* * *
Аналогичный «ковер» провел генерал Вилховский в отряде специального назначения «Кинжал». Правда, тут обошлось и без ковра, и без паркета — подразделение было выставлено общим строем на плацу, и генерал устроил разнос прямо на безупречно ровном асфальте. Так что, если придерживаться устоявшейся терминологии, то, скорей, это был не «начальственный ковер», а «начальственный асфальт». И, опять-таки, на содержании мероприятия это не сказалось. Шеренги бойцов в черных комбинезонах без опознавательных знаков и эмблем замерли, как туго натянутые канаты, а Вилховский в полевой форме без погон прохаживался перед ними, сопровождаемый своим адъютантом, оперуполномоченным внутренней контрразведки Гордеевым, и командиром подразделения полковником Кленовым, имеющим позывной Слон.
— Это не просто служебное нарушение, это не дисциплинарный проступок, это дело пахнет трибуналом! — командным голосом отрывисто выкрикивал генерал, и его слышали не только на всем плацу, но и на прилегающей территории. В этом отношении полковнику юстиции Королеву было до него далеко, ибо тот кричал всегда в замкнутом пространстве кабинета и обращался к ограниченному кругу подчиненных. Да и грозил им только выговорами или увольнением.
— По вашему разгильдяйству допущена утечка информации, гражданский следователь написал письмо министру с требованием назвать подразделения, в которых изучается «силат»! — Это был не просто крик, нет, это было рыканье льва. И если бы оно было направлено на Павла Колтунова, тот мог бы упасть в обморок. Но в шеренгах стояли двести бойцов, прошедших огонь, воду и медные трубы, они были не столь впечатлительны, как вчерашний студент. Если вообще были впечатлительны. Они даже не обращали внимания на «особиста» Гордеева, который семенил за генералом и, чуть наклонившись вперед, пристально всматривался в их лица, как будто хотел прямо здесь и сейчас разоблачить измену, вызревшую в недрах суперсекретного подразделения. Может, походкой или манерами, а может, внешним видом и повадками «особист» напоминал шакала Табаки при тигре Шерхане из известного мультфильма про Маугли, а потому вызывал улыбку у тех, кого хотел напугать.
— Но утечка информации — это еще не все! — гремел Шерхан. — Она стала возможной в результате серьезного преступления! Кто применял приемы «силата» на Щелковском шоссе? Убито три человека! Кто разрешил использовать невидимое оружие вне боевой обстановки, да еще против своих граждан?!
«Кто это сделал?! Кто посмел?!» — беззвучно подпевал ему Табаки и сердито хмурился в тон голосу начальника.
В этой мизансцене Кленов вполне мог сойти за добродушного с друзьями, но грозного к врагам медведя Балу, а адъютант… Впрочем, адъютанты не имеют собственной персонификации и обречены исполнять роль тени своего хозяина.
Бойцы молчали. Они знали, как надо себя вести в таких случаях. Тем более что, как говорится, «дело пахло керосином». Тройное убийство есть тройное убийство. Суровые лица людей, которые многое видели и многое испытали на своей шкуре, не выражали эмоций, но все недоумевали, потому что история, озвученная генералом, была действительно из ряда вон выходящей! И только два человека не испытывали недоумения, хотя делали вид, что и они недоумевают. Это были Скат и Ерш.
— Или у вас руки чешутся? — продолжал Вилховский. — Давно работы нет? Хотите в Шамаханские болота?
«В Шамаханские болота! Правильно, правильно! Давно пора!» — молчаливо поддержал начальника Гордеев. А чтобы его позиция была замеченной, истово закивал головой.
В Шамаханские болота никто не хотел. Поэтому шеренги отозвались нестройным «никак нет». Нестройным — потому что отвечали не все, ибо это было не по уставу. По уставу предполагалось молча воспринимать то, что говорит генерал, до тех пор, пока он не задаст вопрос, прямо обращенный к личному составу. Пока же вопросы были риторическими. Но, видно, парням уж больно не хотелось возвращаться в Шамаханские болота.
— Так можете туда поехать! — не успокаивался Вилховский. — Или в другое место, немногим лучшее! Если лучшее вообще! — многозначительно добавил он. — Сейчас как раз обдумывается одна операция…
Это не было невероятной новостью, потому что все существование подразделения имело цель отправляться на задания, которые не сулили ничего хорошего и были связаны с реальным риском для жизни.
— Последний раз спрашиваю: кто это сделал? Два шага из строя — шагом марш!
Но шеренги не шелохнулись, и никто из строя не вышел.
— Ладно, — угрожающе пообещал генерал. — Даю вам сутки. Через сутки жду явки с докладом. Тогда можете рассчитывать, что я стану вас поддерживать. А если нет, то вам будет хуже! Всем все понятно?
Опытные бойцы знали, что поддержка Вилховского — это поддержка утопающего путем удержания его головы под водой, а признание в тройном убийстве автоматически повлечет трибунал и пожизненное заключение, особенно обидное в собственной стране.
Но, тем не менее, шеренги дружно грянули «так точно»! И строй был распущен, бойцы вернулись к ежедневным занятиям. Скат и Ерш украдкой продолжили обсуждение происшедшего, но пришли к выводу, что убийство гражданских лиц — это компетенция гражданских властей, а предположения насчет «силата» так и останутся предположениями, значит, служебная проверка закончится ничем.
* * *
У Джен началась новая жизнь. Жизнь семейной женщины. Она не появлялась в «Сапфире», не поддерживала контакты со старыми знакомыми, кроме Галки, вела домашнее хозяйство: убирала, готовила, ждала возвращения Ската, кормила его, стараясь разнообразить свои обеды. Наконец пригодились бабушкины кулинарные уроки… Как ни странно, это ей нравилось больше, чем прошлая жизнь. Новая была заполнена полезными делами, к тому же она ждала заветного дня, когда ее должны слушать. К этому она готовилась — пела каждый день, когда оставалась одна, но ей казалось, что голос звучит ужасно.
Правда, когда она пела для Ската, он успокаивал: мол, это без музыки, без усилителей, без аранжировки… Но все равно ей
