снились страшные сны, в которых она с позором проваливалась на глазах огромного зала… Она уже боялась предстоящего испытания и надеялась, что его перенесут, отодвинут хотя бы на неделю или даже на несколько дней. И когда накануне решающей даты в середине дня раздался звонок с незнакомого номера, она подумала, что надежды сбываются.
— Здравствуй, Виола! — раздался в трубке мужской голос. И голос, и имя были из прошлой жизни.
— Здравствуй…
— Не называй меня! — предупредил голос. — У тебя проблемы, я хочу тебе помочь. Давай через два часа встретимся у ресторана, который тебе нравился.
Звонок оборвался. Сердце Джен упало: речь, скорей всего, о Щелковском шоссе, а это куда страшней предстоящего испытания! «Ресторан, который тебе нравился» — сомнительный ориентир! Сколько их было, таких ресторанов! Но она узнала голос, который и привязал ее к точке встречи: с обладателем этого голоса ей нравился «Каприз». Но почему такие предосторожности? Неужели за ним следят? Или за ней?! Виолетте-Джен совсем поплохело. Она не помнила, как добралась до «Каприза». Хотя догадалась не вызывать такси, а поймать частника на соседней улице, в квартале от дома.
У входа в ресторан, на месте для хозяина и его почетных гостей, стояла черная «БМВ» с наглухо затонированными стеклами. Клаксон коротко каркнул. Она быстро подошла и нырнула в сумрак прохладного салона.
— Привет!
— Привет! Не знаю, была ты на Щелковском или нет, и знать не хочу. Только ты вызывала такси, а таксиста грохнули. И тебя все ищут, в лучшем случае как свидетельницу…
— Как «грохнули»? — не поняла она, хотя не первый раз слышала это слово, но сейчас его ужасный смысл отторгался защищающимся сознанием.
— Очень просто. Как обычно. Давай свой телефон!
— Зачем?
— Говорю, давай! — Он взял с заднего сиденья металлический чемоданчик, открыл его и бросил туда полученный айфон. В ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Это чтобы не могли запеленговать. А это тебе на замену!
Вынул из чемоданчика и протянул коробку с новым айфоном.
— Цвет такой же, как у тебя. Симка внутри. Никому не говори, что сменила номер. Никому. Это очень важно! Тут вбит тот номер, с которого я звонил, на случай чего-то очень важного. Если будешь меня набирать, то не из дома… Ты все поняла?
— У тебя и номер другой, и машина… Неужели все так серьезно? — испуганно проговорила она.
— Не серьезней, чем бывало до сих пор! Через месяц-другой рассосется! Все, до свиданья!
* * *
Вернувшись в кабинет, Паша несколько минут приходил в себя: заперев дверь, полежал в кресле, глубоко дыша, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, выпил чашку сладкого чая, а потом принялся выполнять задание начальника — искать Евгению Барышникову, которая выходила на роль ключевого свидетеля. И действительно, после убийства Турсунова к ней появилось много вопросов. Почему ее не забрал вызванный таксист? Или все-таки забрал? А если все же не забрал, то кто это может подтвердить? Кто привез ее в город?
Но на пути, ведущем к сверкающим вершинам Истины, следователя поджидали огромные валуны препятствий и обрывы разочарований. По его звонку участковый инспектор районного отдела полиции вышел в адрес прописки, указанный при покупке таинственной девушкой сим-карты.
Однако адрес оказался липовым, то есть полуразрушенный остов подготовленного к сносу дома еще физически существовал и стоял на том же месте, только в нем прописывались сотни приезжающих в Москву новых жителей, которые расползались потом по двадцатимиллионному мегаполису, и отследить их перемещения не было никакой возможности.
Колтунов попытался установить ее местонахождение по системе локации мобильного оператора. Но и здесь его ждало разочарование, потому что в официальном ответе говорилось: и сим-карта, и сам аппарат в сети отсутствуют… Возможно, его бы успокоило то, что даже сам Громобой не смог определить местонахождение гражданки Барышниковой. Даже его могущественные связи не принесли никакого результата. «Такое впечатление, что она уничтожила трубку со всей начинкой», — сказал конфидент, работающий в мобильной связи.
Но об этом набирающийся опыта Паша не знал и знать не хотел. Он сделал то, что от него требовалось, — написал положенные запросы, подшил полученные ответы и тем самым снял проблемы неисполнительности, а наоборот, продемонстрировал, как ревностно он выполняет поручения руководства. Правда, столь четкая исполнительность не привела к положительным результатам, но это уже совсем другой разговор. К тому же он уже начал понимать, что можно работать на результат, а можно — на бумаги, объясняющие, почему результат не достигнут. И еще неизвестно, какой путь выгодней для исполнителя…
* * *
На прослушивание с ней увязалась Галка — вроде как просто за компанию, а на самом деле с далеко идущими планами, которые тут же и выболтала: «Там крупная „рыба“ водится: певцы, композиторы всякие, короче, чистая публика, и при деньгах… Где еще с приличными людьми знакомиться — кругом одни бандюки, картежники и шлюхи! Ну возьми меня, что тебе, жалко, что ли? Может, и клюнет какая-нибудь знаменитость…»
Джен было не жалко, и хотя она сомневалась, что ей назначили время вместе со знаменитостями, которые ждут не дождутся, чтобы «клюнуть» на Галку, отказывать подруге она не стала.
Студия находилась на двенадцатом этаже высотки на Новом Арбате. В обшарпанный, тускло освещенный лифт с ними вошел высокий немолодой мужчина с длинными, завивающимися у плеч седыми волосами и во всем белом: белые туфли, белый костюм, белая рубашка, только галстук красный. Лицо его показалось знакомым, а когда миновали пятый этаж, Джен вспомнила, что это известный поэт-песенник и композитор Домбровский, ведущий передачи «Молодые голоса», которого часто показывали по телевизору и который недавно женился на начинающей певичке, годящейся ему во внучки.
Несмотря на этот сдерживающий фактор, он не сводил глаз с Галки, которая старательно подготовилась к «рыбной ловле»: надела остроносые красные «лодочки» на высокой шпильке, короткие красные шорты и короткий, открывающий живот и туго обтягивающий грудь красный топ, сквозь который вызывающе вытарчивали соски. И хотя свою главную приманку — красивую цветную татуировку розы — она в силу врожденной скромности не могла выставить на всеобщее обозрение, зато, как индеец-команч перед решающей битвой, нанесла полную боевую раскраску: ярко-красную помаду на подкачанные губы, синие тени на веки, черную тушь на искусственно наращенные ресницы, сгущающийся на скулах тональный крем, имитирующий загар. В тесном сумраке кабины она выглядела, как загримировавшаяся под череп последовательница субкультуры готов, забравшаяся в чужой склеп.
Но Домбровского это не смущало, он рассматривал Галку с поощряющей улыбкой, не обращая внимания на Джен, которая обычно одевалась в одном стиле с подругой, но сейчас, почти без мейкапа,
