— Саша сейчас дома, — наконец сказала она. — Пару дней назад я забрала его из лагеря и теперь больше недели, пока не начнутся занятия в школе, будет болтаться без дела. Так что ты вполне можешь ему сейчас позвонить… Кстати, он мне все уши прожужжал какой-то автомобильной выставкой…
Есехин вспомнил, что в конце августа в Москве всегда проходит международный автомобильный салон. Он даже видел репортаж о его открытии в выставочном комплексе на Красной Пресне. В телевизионном сюжете еще говорилось, что кризис снизил интерес к салону. Но им с Сашкой это будет только на руку — меньше придется толкаться.
— Хорошо, что ты мне об этом сказала. Я с ним сейчас туда съезжу.
Возникла пауза. Она продолжалась ровно столько, сколько нужно было, чтобы оба не заподозрили друг друга в слабости и желании уступить.
— Ну, пока, — сказала Ольга и повесила трубку.
Дмитрий тут же перезвонил сыну. Понятно, что предложение поехать на автомобильную выставку никаких возражений не вызвало.
Когда Есехин подъехал к своему дому, Саша уже стоял на углу. На нем была белая майка, размера на два больше, чем нужно, выпущенная поверх таких же необъятных потрепанных шорт. А на ногах — стоптанные кроссовки.
Подчеркнутая небрежность в одежде явно свидетельствовала, что ему уже не безразлично, как он одевается. И, скорей всего, последние веяния молодежной моды были восприняты этим летом в лагере. Во всяком случае, прежде Дмитрий такого тряпья на сыне не видел.
— Привет, — влезая на переднее сидение, буркнул Саша, словно расстались они сегодня утром.
Направляясь за сыном, Есехин пытался представить, какой будет их встреча, ведь они впервые расставались больше, чем на месяц. Он не хотел, чтобы между ними возникла какая-то неловкость и надеялся, что Саша обрадуется ему. Но тот выглядел совершенно равнодушным, и это немного покоробило Дмитрия.
По пути в автомобильный салон он искоса поглядывал на сына, отмечая произошедшие в нем перемены. А они были очень заметны: в течение нескольких летних месяцев Саша еще больше вытянулся и превратился в карикатурное подобие взрослого человека — большая голова, длинные, но тощие руки и ноги. Просторная одежда только подчеркивала его худобу. А облупившийся на солнце нос, коротко подстриженные, выгоревшие волосы придавали ему вид уличного босяка.
— Как ты провел время в лагере? — спросил Дмитрий.
Саша пожал плечами и рассеянно бросил:
— Хорошо.
— С кем-то подружился?
Худые плечи поднялись и опустились еще раз.
— Скоро в школу?
— Да, — последовал очередной короткий ответ.
Только когда они приехали на выставку и, купив билеты, прошли в павильоны, Саша оживился. Он облазил чуть ли не все автомобили, сопровождая свои исследования лаконичными, но очень эмоциональными комментариями: «Класс! Клевая машина! Супер!» И то, что Дмитрий активно поддерживал такие оценки, наконец-то расположило к нему сына.
Потом они сидели в одном из летних кафе, во множестве разбросанных по территории выставки. Их столик находился на краю открытой площадки, откуда хорошо просматривались высотное здание гостиницы «Украина» и излучина Москвы-реки. Было жарко, но иногда надвигалось курчавое облачко, и из-под него начинал дуть ветерок. Тогда по воде бежала легкая рябь и хлопали парусиной стоявшие в кафе зонтики.
Себе Есехин взял чай, а сыну — апельсиновый сок и пирожные. Какое-то время они делились впечатлениями о выставке, но потом у них произошел разговор, которого Дмитрий боялся и к которому готовился уже давно.
— Вы с мамой будете жить отдельно? — неожиданно, вне всякой связи с предыдущей темой, спросил Саша.
— Пока, да.
— Почему?
— На то есть целый ряд причин. — Есехин взвешивал каждое слово.
Саша задумался.
— У тебя будет другая жена?
— Ну… возможно.
— И другие дети?
— Послушай, мы с твоей мамой еще не развелись, и я не хочу отвечать на гипотетические вопросы. — Дмитрий шумно передвинул пластиковое кресло по бетонному полу и сел так, чтобы ему в глаза не било солнце.
Сын опять задумался. Ему, видимо, нелегко давалась логика взрослых людей.
— А когда вы женились, вы говорили, что любите друг друга?
— Уф-ф-ф… Ну, как это обычно бывает, — промямлил Дмитрий.
— Значит, вы обманывали друг друга?
Сашины глаза хитро блеснули. Возможно, он давно приготовил эту логическую ловушку.
— Почему обманывали? Чувства могут приходить и уходить. — Есехин вдруг испугался, что он может быть непонятным или неубедительным. — Послушай, то, что произошло между мной и твоей мамой, вовсе не означает, что никому нельзя верить. Есть люди, которым ты должен верить всегда! Запомнил? Всегда! И в первую очередь, это твои близкие: мама, бабушка, я… Понимаешь, обстоятельства бывают разные, жизнь порой все так закручивает… но ты должен нам верить…
Часам к семи, когда Ольга уже возвращалась с работы, Дмитрий привез сына домой. Он проводил Сашу до подъезда, а потом поехал на дачу.
На дорогах опять были пробки. Медленно продвигаясь в потоке машин, Есехин вспоминал разговор с сыном и его вопрос: «Значит, вы обманывали друг друга?» Но думал он при этом не о жене, а о Варе. Он вообще в последнее время думал только о ней.
Мысли были путаными, обрывистыми. К тому же Есехин чувствовал себя плохо: тело знобило, на лбу выступал холодный пот. Возможно, его просквозило в машине — он любил ездить с опущенным стеклом. В такую жару это было небезопасно. И болезненное состояние Дмитрия только усиливало мешанину в голове.
«Как же я могу учить сына верить близким людям, когда сам не верю дорогому мне человеку?! — думал он. — Пусть у меня будет тысяча косвенных доказательств неверности Вари, но все равно не может быть обманом тот поцелуй на краю обрыва, тот порыв страсти в заснеженном лесу. Ну и что из того, что до меня у нее был Григорьев?! Мы не дети, у каждого из нас кто-то был. А все его разговоры, обвинения в коварстве — это лишь сопли мужчины, получившего отставку. Он просто ревнует и пытается ей мстить!»
Мысль о Григорьеве испугала Есехина. Он представил, как этот истощенный, издерганный человек строит свои дурацкие планы, следит за Варей, возможно, даже сейчас. Не исключено, что она уже находится на волосок от гибели. И ему захотелось немедленно что-то сделать, остановить этого безумца.
Желание было таким внезапным и острым, что он бесцеремонно вклинился в поток машин слева от него, вызывая ярость у других водителей. Дмитрий выехал на встречную полосу, развернулся и притормозил у тротуара.
Порывшись в бумажнике, он нашел клочок салфетки с номером телефона, написанным Григорьевым. Цифры были неровными, прыгающими. Набрав их на мобильнике непослушными пальцами, Есехин уже через несколько секунд услышал в трубке глухой, бесцветный голос:
— Алло… Кто это?
— Сергей, это Дмитрий, — сказал Есехин.
На другом конце вначале установилась тишина, а потом раздался саркастический смешок.
— Значит, ты уже дозрел? Хочешь помочь мне?
Дмитрий испугался, что каким-нибудь неосторожным словом или резкими интонациями спугнет этого человека. Если Григорьев не захочет с ним общаться, найти его потом в десятимиллионном городе будет очень трудно.
— Думаю, наши планы вряд ли стоит обсуждать по телефону, — уклончиво ответил он. — Давай встретимся и поговорим. Я могу приехать к тебе. Прямо сейчас. Ты где живешь?
— Приезжай. Только не ко мне домой. Это не очень приятное местечко… Давай встретимся у моего дома. На первом этаже здесь есть кафе с цветочным названием… Я никак не могу его запомнить. Но сейчас объясню, как к нему подъехать. Там и поговорим…
Григорьев жил в Орехово-Борисово — спальном районе на юго-восточной окраине Москвы. Есехин добрался туда, когда уже начинало темнеть.
Переезжая дамбу через Борисовский пруд, он увидел впереди себя на холме нагромождение безликих многоэтажных зданий. В сумерках их контуры были размыты, и казалось, что тысячи светящихся окон принадлежат какому-то одному гигантскому сооружению — колоссальному термитнику, где существует бесчисленное количество особей, лишенных какой-либо индивидуальности.
Однако стоило въехать в спальный район, как ощущение чего-то цельного, наполненного пусть и примитивной, но все же жизнью, сразу пропадало. Складывалось впечатление, что эти далеко стоящие друг от друга башни вообще строились не для людей — между ними все заросло деревьями и кустарником, и в темное время суток здесь было не очень уютно. Не случайно, несмотря на теплый августовский вечер, располагавший к романтическим прогулкам и мечтательному настроению, прохожих на улицах практически не было видно. Разве что кто-то перебегал от троллейбусных остановок в свои дома.
