Улыбка исчезает с лица Прайса, он неподдельно краснеет и выглядит смущенным. Его переполняет сострадание.
— Простите, святой отец. Я никогда не был в Тампе.
Тема о голосе Уэнделла исчерпана, как будто ее и не было.
Эти жуткие похороны, вспоминает Уэнделл, когда разговор возобновляется, шли несколько месяцев. Церкви и синагоги по всему городу каждый день были заполнены скорбящими. Заупокойные службы шли бесконечно. Страшной особенностью тех дней являлась нехватка катафалков и гробов и еще отсутствие трупов. Погибли тысячи людей, а хоронить было почти некого.
Но теперь, роясь в памяти, Уэнделл понимает, что его ложь принесла неожиданную выгоду — не только переломила подозрение Прайса, но и обратила его в раскаяние. Шеф охранного агентства отходит от стола, в верхнем ящике которого, как написано в «Знатоке вин», он держит оружие.
— Может быть, выпьете воды? — спрашивает Прайс. — Наверное, вы даже не обедали. Я могу распорядиться.
Отодвигая стенную панель, Прайс стоит спиной к Уэнделлу. Тот видит поблескивание бутылок и серебряного ведерка для льда.
— Я бы убил всех этих ублюдков, воздушных пиратов. А у вас с невесткой были хорошие отношения?
— Потеря кого-то близкого — это худшее, что можно вообразить, — говорит охваченный горем Уэнделл.
— У меня есть «Столи» и «Мэйкерс Марк», что угодно?
— Хорошо бы просто воды.
Это шанс, понимает Уэнделл, наблюдая, как Прайс останавливается у мини-холодильника, чтобы достать пластиковую бутылку аквафайн.
Но вторгается горе, и на Уэнделла накатывает шквал парализующей муки, когда он мысленно видит на баскетбольной площадке своего Бена, — это был последний раз, когда он пришел посмотреть на мальчика. Уэнделл вспоминает долговязого игрока. Парень не умел вести мяч и полагался на бросок двумя руками. Уэнделл видит себя за оградой — как смотрит на промах Бена, как уходит, пока раздосадованный сын не узнал его, и мельком замечает бродячую кошку, кинувшуюся с тротуара под ближайшую припаркованную машину.
Даже животные сторонились его тогда.
— С вами все хорошо, святой отец?
Он выпивает полстакана. Прайс стоит так близко, что Уэнделл чувствует запах одеколона. На короткое время спас умный ответ. Но в жизни мертвые не возвращаются, понимает Уэнделл, они приходят лишь во снах.
Формальная проверка охранника показала Уэнделлу, что его ждет после полуночи — повезет ему или нет, — но это будет не удовлетворение от мести, а бесконечное изнуряющее горе.
— Я не из тех, кто подставляет другую щеку, — говорит Прайс, когда телефонный звонок призывает его обратно к столу. — Угощайтесь еще. Да? У меня встреча, — говорит Прайс в трубку. — Нет, был включен матч «Метсов», а не «Новости». Помедленнее. Расскажите, что произошло. — Он бросает Уэнделлу: — Это займет лишь минуту, — и паническое гудение из трубки медленно, но верно возвращает внимание Уэнделла в кабинет. — Я сказал, успокойтесь, — говорит Прайс.
Он машет рукой в сторону бара с напитками и тычет указательным пальцем в рот, словно говоря: «И перекусите».
Внезапно он кажется удивленным:
— Конрад как его? Что, по его словам, сделал учитель? Подождите. — Повернувшись к Уэнделлу, Прайс произносит: — Вас не затруднит подождать минутку снаружи? Будьте как дома — пользуйтесь телефоном или… — А затем хмурится, изменяя решение и полностью преображаясь: — Впрочем, останьтесь здесь. Не такая уж тут и крупная сделка.
«Он испугался, что я узнаю лишнее. В приемной никого, и никто не помешает мне подслушать».
Уэнделл ставит стакан на стопку бумаги, не спеша идет к полкам и притворяется, что рассматривает книги. Телефонный собеседник продолжает говорить, а он вновь садится, открывает дипломат и трогает рукоятку пока еще молчащего «глока». Отстегивает клапан отделения, в котором лежит пистолет.
— Что-то я не понимаю, — говорит Прайс. — Кто ведет следствие — он или полиция? Потому что он не мог вести следствие из туалетной кабины на Центральном вокзале.
По ответному бормотанию Уэнделлу кажется, что собеседник Прайса остается при своем мнении, но дерзкое выражение лица охранника не меняется.
— Чего же вам надо? — с глубоким вздохом произносит Прайс.
Маслянистое ощущение «глока» и запах кокосового масла — его Уэнделл чувствует с детства, когда разволнуется. Он даже на мгновение ощущает вкус «скиппи». Во рту пересыхает.
Прайс ожесточенно трясет головой:
— Шесть лет назад вы перешли пределы допустимого и сейчас делаете то же самое.
Прайс поворачивается на вращающемся стуле к окну. Спинка стула загораживает Уэнделлу обзор, но он видит отражающийся в стекле профиль.
Приглушенно, но внятно Прайс говорит:
— Говорите, что я не слушаю. Вы в стороне от разработки всего дела и даже подумываете смыться? Суть не в том, что говорят полицейские, а в том, что они могут доказать. А если бы могли доказать, то не просили бы помощи.
Уэнделл наклоняется и бросает взгляд под стол Прайса с целью убедиться, что там нет пса.
— Тогда сажайте Арлину и близнецов на самолет, и пусть они летят к вам на ранчо, — говорит Прайс в трубку и, поворачиваясь на стуле, встречается в окне со взглядом Уэнделла. Крутит указательным пальцем у виска, словно желая сказать: «С какими же тупицами имею порой дело!» — Прайс добавляет: — Послушайте, если ваши парни на месте, ему понадобится тогда подложить вам в автомобиль чертову бомбу. Приеду попозже, и обещаю, что мы остановим, — он напускает тумана, бросая взгляд на Уэнделла, — вашего… гм… мужа. — Вешая трубку, Прайс говорит: — Это клиентка из Скарсдейла. Ей угрожает муж, а местные копы обвиняют ее в… — и обрывает фразу, видя направленный на него «глок».
Прайс издает неподдельно довольный смешок. По лицу медленно расплывается улыбка.
— Ну и священник!
По крайней мере внешне он сохраняет самообладание.
— У тебя есть чувство юмора, командир. Да и хирург чертовски хорошо поработал над лицом. Старался день и ночь.
— Мне всегда хотелось знать, позвонил ли вам Кричтон шесть лет назад. Сейчас его уже нет, он умер от рака.
— Кто такой Кричтон? Телемаркетеры! Кто дает им наши телефоны? Вот что я хочу знать!
— Сколько охранников в Ривердейле, мистер Прайс?
— Я думал, мне знаком твой голос, но я слышал его всего пару минут, если понимаешь, что я имею в виду.
Прайс откатывается к столу, а руки скользят по крышке, словно ищут себе место.
— И потому думал о заупокойной службе, о храмах. Я думал…
— Стойте.
Теперь Уэнделл спокоен, но с уголка левого века свисает капелька пота и попадает в глаз. От жжения глаз слезится, и Уэнделл закрывает его. Хочет потереть, но знает, что лучше этого не делать.
Правая рука Прайса все еще на столе, но совсем близко от края.
— Что это за крупную сделку собираются провернуть? — спрашивает Уэнделл.
— Ты приложил к ней немало усилий — как говорится, хоть день, да мой! — Подушечки пальцев касаются крышки стола, и ладонь исчезает из вида при словах Прайса: — К тому же ты потерял бдительность, командир.
Уэнделл стреляет поверх плеча Прайса, слышит треск выстрела, и пуля проходит сквозь толстое стекло, на котором появляется паутина трещин, а Уэнделл уже целится Прайсу в лицо.
Но Прайс распрямляется, руки подняты вверх — готов к взаимодействию.
Он даже чуть откатывается от стола, словно эти несколько трогательных дюймов являются победой Уэнделла. Прайс просто не замечает его метаморфозы.
— Как ты разыскал Габриэль? — спрашивает Прайс, возобновляя разговор. — Чертовски было трудно откопать ее, да? Я бы взял на работу парня вроде тебя.
— Что за сделка?
— Когда мой племянник командует мной, то произносит: «Сначала говорит Саймон». Их нельзя не любить. Ребят.
— А моего сына ты убил.
Кто из них выживет в конце концов, Уэнделл узнает из поскучневших глаз Прайса.
— Уборщики в смежном офисе, командир.
Палец Уэнделла чуть дрогнул, и Прайс быстро говорит:
— Что получу, если скажу тебе? Я оставил тебя в живых, а ведь ты тот, кто угрожал Халлу.
— Я ему не угрожал.
— Нет? — хмурится Прайс. — Значит, меня неправильно информировали. Сказали, что знаешь о секретарше, которую Халл имеет. Ты требовал денег, и у тебя были снимки.
— Никто тебе этого не говорил.
— А ты прав. Послушай. — Прайс вздыхает. Теперь он будет говорить напрямик. — Наш друг в Ривердейле знает, что ты не в курсе целой системы, которая ищет тебя. Парни в барах и в комнатах «Скорой помощи», сторожи на стоянках. Это система, Уэнделл, и все в ней — даже не зная друг друга — понимают, что если отыщут тебя, то окажут любезность людям, которые непременно их осчастливят.
— Спасибо за предупреждение.
— Даже если первой тебя возьмет полиция, все равно до суда не доживешь, — логично говорит Прайс. — Ты даже и не узнаешь, что произошло. Извини, что причинил тебе боль, — говорит он, — но я сказал им, что ты не представляешь угрозы. Они хотели, чтобы я шесть лет назад сделал с тобой еще что похуже.
