Ознакомительная версия.
– Для обеда еще рановато. Что, если сначала побывать в доме, где ты выросла?
– Я не против, – согласилась Милли со вздохом. – Тогда получится, что я не так уж обманываю Фрэнка, к тому же это по пути.
Милли повернула на север и надолго замолчала.
Пустыня постепенно превратилась в населенную местность, саманные постройки сменились одинаковыми жилыми кварталами.
– Разве тебе не следовало свернуть влево? – спросила Агата.
– Собираетесь диктовать мне дорогу даже в моем родном городе?
– Конечно нет, – смущенно пробормотала Агата.
– В конце концов, я здесь жила, – не унималась Милли.
– Ты говорила, что вы жили в Тесукве, а это как будто на северо-западе.
– Не помню, чтобы я вам об этом говорила, хотя это так и есть.
– Говорила – не сегодня, но я хорошо это помню, я не могла этого придумать, – стояла на своем Агата. – Это же такая радость – увидеть дом своего детства! Почему ты так нервничаешь?
– Потому что нам надо ехать к границе, думать о вашем будущем, а не копаться в моем прошлом.
– Когда мы разъедемся, я буду часто тебя вспоминать. За эти несколько дней мне так и не удалось толком с тобой познакомиться, поэтому в местах, где прошло твое детство, я больше о тебе узнаю. Надеюсь, у меня будет ощущение, что мы с тобой стали настоящими сообщницами.
– Вряд ли слово «сообщницы» здесь самое подходящее, учитывая обстоятельства. Странные у вас мысли! Главное – сделать вам приятное, а еще…
– …а еще, – подхватила Агата, – мы будем лакомиться лучшими в мире такос, а потом навестим твою мать.
– После этого вы согласитесь, чтобы я отвезла вас к мексиканской границе?
– Там видно будет, – отрезала Агата.
Милли съехала на грунтовую дорогу, тянувшуюся к вершине холма. Внезапно она прибавила ход, заставив Агату испуганно схватиться за ручку двери.
– Что это с тобой?
– Мы почти у цели. В этом месте я всегда прибавляла газу и поднимала столб пыли до неба, чтобы мать увидела меня издали. Теперь это бессмысленно, но привычка есть привычка.
Агата не сводила глаз с приближавшегося домика цвета глины. Глаза ее наполнились слезами – наверняка из-за густой пыли.
Милли затормозила и вылезла из машины.
– Вы идете или нет? – обратилась она к своей пассажирке, которая сидела неподвижно и молча, сверля взглядом синюю дверь.
– Я думала, у тебя нет ключа? Может, сначала залезешь сама и отопрешь мне дверь изнутри? Я уже не в том возрасте, чтобы ползать по щелям.
Милли пожала плечами, поставила ногу на перекладину у двери, схватилась одной рукой за перекрытие, подтянулась, пошарила другой рукой за перекрытием и спрыгнула вниз.
– Вот и он! – Она гордо продемонстрировала ключ.
Но Агата по-прежнему неподвижно сидела в машине.
– В чем дело? – спросила Милли. – Вы такая бледная…
– Ничего особенного, просто устала, ты ужасно растрясла меня по дороге! Отпирай, я войду следом за тобой. Может, тебе захочется побыть дома одной хотя бы несколько секунд?
– Это вам захотелось побывать в моем доме. Я знаю его наизусть и не очень-то хочу в него лишний раз заходить. Можно уехать, никто нас не заставляет…
– Я не откажусь от стакана воды и от тени, – перебила ее Агата. – Внутри, наверное, прохладно. Эта жара совсем меня доконала. Иди первой, я соберусь с силами и тоже зайду.
– Вы меня не обманываете? Все хорошо?
– Все отлично, уверяю тебя. Уже иду!
Милли толкнула дверь и вошла в дом. Мебель и плитка на полу были покрыты слоем белой пыли. Она подошла к камину и взяла с полки фотографию в рамке. Это была она в свой двенадцатый день рождения, в обнимку с матерью, чмокавшей ее в щеку. Кто сделал снимок? Милли не могла вспомнить, как ни напрягала память. Она поставила ее на столик, оглянулась и вздрогнула: Агата наблюдала за ней с порога.
– Вы не войдете?
– Я ждала, пока ты меня пригласишь.
– Пойдемте, я налью вам воды.
Агата повиновалась.
– Можно сесть? – спросила она, берясь за один из стульев у стола.
– Даже нужно. Вы действительно неважно выглядите.
Милли открыла дверцу буфета, достала стакан и открыла кран над раковиной. Из него потекла вода цвета густой ржавчины.
– Придется немного потерпеть, – сказала она. – Не хочу вас отравить.
– Я никуда не спешу, – ответила Агата бесцветным голосом.
– Подождите, – сказала Милли, открывая другой шкаф. – Уверена, банка с сахаром до сих пор полна. Сахар ведь не портится?
– Думаю, нет.
Милли сняла с полки металлическую банку и протянула ее Агате:
– Разгрызите кусочек сахару, вам полегчает. Моя бабушка говорила, что при упадке сил это наилучшее средство.
– Поверим твоей бабушке! – И Агата со вздохом поднесла сахар ко рту.
– Вы правильно сделали, что меня заставили! Я боялась, но теперь я счастлива, что приехала. Не думала, что испытаю это чувство спустя столько лет. Я думала, что построила себе в Филадельфии новую жизнь, а оказывается, дома я себя чувствую именно здесь.
– Между этим местом и тобой есть сходство, – сказала Агата.
– Как я погляжу, мое снадобье действует: вы опять порозовели.
– Когда ты отсюда уехала?
– Вскоре после кончины бабушки. Я получила стипендию и уехала в бабушкиной машине.
– Этот дом стоит запертый со времени смерти твоей матери?
– Я вернулась после аварии. Мамы не стало так внезапно… Я приехала с похорон, накрыла мебель. Надо было бы навести порядок в ее вещах, но я не смогла. Я почти всю ночь просидела под дверью ее спальни, глядя на ее кровать, ее письменный стол, ее кресло. Я как будто ощущала ее присутствие, мне казалось, что она сейчас появится передо мной в своем халате и отправит меня спать. С ума сойти, сколько неинтересных вещей мы говорим любимым людям! А сколько всего мы им не говорим! В общем, той ночью у меня больше не было от нее секретов. Я надеялась, что она еще немножечко здесь, что ей захочется провести рядом со мной еще одну ночь. Мне было двадцать пять лет, а я рыдала как ребенок. Я просила у нее прощения за то, что редко звонила узнать о ее делах, что уехала жить в такую даль. Это случилось потому, что в тени больших деревьев ничего не растет, а мать была раскидистым дубом, вот у меня и возникла потребность построить собственную жизнь в другом месте. Как я сожалела об этих потерянных годах, обо всем недосказанном, о молчании! Мама умерла, когда я достигла возраста, в котором уже как будто не нуждалась в ней, но это было моей ошибкой. Мне все время ее не хватает. Чуть погодя я зашла в ее ванную и простояла там целый час, глядя на ее вещи: зубную щетку, флакон духов, неизменный халат. Вот такие мелочи служат жестоким напоминанием, что любимого человека больше нет, что нам больше не быть вместе, что матери больше не будет, что нам больше не увидеться…
– Наши любимые не умирают, пока с нами память о них. Ты не проводишь меня в ее комнату?
– Зачем?
– Тебе самой неплохо было бы туда заглянуть. Наверное, тебе не хотелось бы идти туда одной.
Милли посмотрела на Агату и встала.
Они поднялись на второй этаж, стараясь ступать тише, и прошли по короткому коридору, отделявшему комнату Милли от комнаты ее матери.
Она толкнула дверь и вошла. Постояв немного в задумчивости, она грустно улыбнулась.
– Теперь не то, что раньше, – сказала она.
– В чем разница?
– Ее здесь уже нет, теперь совсем нет, комната действительно пуста. Когда я была здесь в последний раз, она еще здесь жила, а сейчас больше не живет. Наверное, она услышала все, что я ей рассказала.
– Уверена, так оно и было, – сказала Агата.
– Эта комната стала бы моей, если бы я осталась жить в Санта-Фе. До мамы в ней жила бабушка.
– Куда она переехала?
– В центр города. Мать говорила, что, потеряв дочь, бабушка больше не могла здесь оставаться. Мама тогда, кажется, была беременна мною.
Агата попросила у Милли разрешения присесть за письменный стол ее матери. Милли указала ей на стул, а сама ушла в ванную.
– Отдохните, а я кое-чего поищу.
– Не торопись, я могу долго так сидеть.
Как только Милли скрылась за дверью ванной, Агата бесшумно открыла ящик стола и запустила в него руку.
Не найдя того, что искала, она занялась ящиками стоявшего между окнами комода, потом открыла шкаф и застыла перед вешалками со старыми джинсами и с одной рубашкой. Эта одежда была на старшей сестре, когда она с тремя друзьями заминировала запертое на ночь отделение полиции. Агата вспомнила, как та, гордая и пылающая гневом, уходила, полная решимости сделать то, что считала справедливым: ведь накануне полицейские этого отделения хладнокровно застрелили трех чернокожих студентов, когда те спали.
Она поднесла рубашку к лицу, понюхала ткань и закрыла шкаф. Потом обвела взглядом комнату, осмотрела то, что лежало на ночном столике, и снова открыла ящик стола. Теперь она попыталась нащупать в нем потайное отделение.
– Что вы делаете?!
Ознакомительная версия.
