Не желая поддаваться на лесть, потрясенная тем, как легко и быстро отец отмахнулся от явной улики, я помотала головой:
– Морин предвидела, что ее убьют!
– Тогда почему она не назвала имя убийцы?
– Я… я не знаю.
Отец отхлебнул еще бренди и поморщился. Он быстро напивался.
– Потому что это была ее фантазия, только и всего. Фантазия, которую Морин навеяло ее больное воображение. Ты же знаешь, Хизер, она совсем одичала, стала неуправляемой после бегства своего папаши. И Морин, и ее мать – они обе перешли все границы. И, боюсь, случившегося было не миновать. Это был только вопрос времени. Шериф Нильсон считает, что Морин выкрала у матери таблетки, и, наглотавшись их, вырубилась и не смогла выплыть. А могло быть и так, что она взяла у матери не сердечный препарат, а что-то посерьезнее. Бог свидетель, у Морин было из чего выбирать.
Я осторожно присела на стул напротив папы. Мне нужно было, чтобы он услышал меня, поверил мне. Почему отец меня не слушал? Я медленно заговорила:
– Если все правда, тогда этот препарат должны были обнаружить в крови Морин, при вскрытии. – Я не была в этом уверена, но спонтанное предположение прозвучало вполне убедительно.
Отец покачал головой:
– Шериф не назначал вскрытие. Его производят только в тех случаях, когда причина смерти под вопросом. А шериф не сомневается в том, что это был суицид. Но даже если бы он настоял на вскрытии, патологоанатому необходимо было знать точно, следы каких веществ искать в организме. Иначе это равноценно поиску иголки в стоге сена. Найди то, не знаю что.
Я открыла рот, чтобы возразить, но отец поднял руку:
– Я и раньше слышал о подобных случаях. Девушки выкрадывали таблетки из аптечек родителей, чтобы снять напряжение, расслабиться, как говорит молодежь, а потом бросались с моста. Все это очень трагично.
– Но…
– Хватит! – вдруг рявкнул отец.
Ударь он меня кулаком под дых, мой шок был бы меньше. Я никогда не слышала, чтобы папа повышал голос, тем более на меня.
Его лицо снова сморщилось.
– Прости меня, детка. Прости, что не сдержался. Но послушай – только между нами… Я не оставлю попыток докопаться до истины. Но когда речь о человеке, которого ты знаешь и перед которым ты в долгу, надо действовать осторожно. И я буду действовать. Я не сдамся. – Отец вперил в меня умоляющий взгляд: – Если я пообещаю тебе держать ухо востро, ты сможешь допустить, что Джером сказал правду? Ты же сама говорила, что свет в том подвале мигал, и лица не были четко видны…
– Нет. – Голос выдал мое страдание. – Морин себя не убивала.
Уголком глаза я уловила движение. Вниз по лестнице кралась Джуни. Она выглядела потрясенной, растерянной. Должно быть, услыхала крик отца. И мама, скорее всего, тоже его слышала, но в спальне сохранялась тишина. Я жестом подозвала к себе Джуни. Она метнулась по гостиной, как загнанный, испуганный зверек, уселась на стул рядом со мной. Я приобняла сестренку.
Отец отпил еще глоток бренди; он даже не обратил на нее внимания.
– Ты не знаешь всего, Хизер, – пробормотал он севшим голосом.
Папа не пояснил свои слова, и я замерла в ожидании.
Он посмотрел в окно и снова перевел взгляд на свой напиток, как будто в нем скрывалась истина.
– Есть еще одна версия, не связанная ни с Джеромом, ни с суицидом.
Мою щеку обожгло горячее дыхание Джуни, прильнувшей ко мне головой.
– Помнишь, я тебе рассказывал об одном парне, из-за которого сюда приехал Гулливер Райан? О Теодоре Годо? Он представляется Эдом или Эдди. Одевается как гризер. Его видели разъезжающим по городу в синем «Шевроле». И еще он общается с Рикки Шмидтом.
Джуни напряглась. А я чуть было не прикусила язык. Похоже, отец с шерифом Нильсоном не видели, что Эд поджидал нас за сценой после концерта на ярмарке. Они не знали, что мы с ним тусили!
Я не узнала собственный голос, когда нарушила молчание:
– Джером думает, что Эд… то есть Теодор… причастен к гибели Морин?
Отец кивнул:
– И так же считает агент Райан. Появись у шерифа хоть какие-то подозрения насчет смерти Морин – а я повторюсь: у него их не возникло, – они привлекут Годо к ответу.
Я вспомнила, как Морин флиртовала с Эдом за сценой на окружной ярмарке.
– Почему его не арестуют? – спросила с придыханием Джуни.
– Это не так просто, Жучок, – сказал отец, и в этот момент я услышала это: мы все обращались с Джуни, как с ребенком или, хуже того, с куклой – и разговаривая с ней, и оберегая ее. Как я раньше этого не замечала?
– Еще в Сент-Поле, – продолжил отец, – агент Райан вызвал его на допрос после исчезновения официантки, первой девушки, которая пропала. Но ему пришлось отпустить Годо. За недостатком улик для оставления под стражей. А потом Годо появился в Сент-Клауде, причем раньше, чем мы думали поначалу. И тут исчезает Элизабет Маккейн, а потом тонет Морин. Агент Райан снова задержал Годо, на этот раз с помощью шерифа. И опять не хватило оснований для его ареста. – После этих слов атмосфера в комнате стала гнетущей. Отец уставился на дно бокала и, так и не подняв глаз, закончил рассказ: – Мы работали столько дней допоздна, а некоторые даже ночами, стараясь собрать улики против Годо. Но тратить время дальше бессмысленно. Мы пришли к такому выводу сегодня. Шериф Нильсон и его помощник выдворят Годо из города.
Джуни еще сильнее прижалась носом к моей щеке.
Я потрясла головой. В этом решении не было логики. Они считали, что Годо убил двух девушек и похитил третью, и собирались ограничиться лишь выдворением его из города?
– Неужели ему все это сойдет с рук? – пробормотала я.
Покрутив бокал в руках, отец допил остатки бренди:
– Мы продолжим расследование. Но для жителей Сент-Клауда будет лучше, если здесь не будет подобных уродов. Эда и, возможно, даже Рикки. Такие люди, как они, не меняются. – Голос отца стал еле слышным, словно уносился прочь из комнаты, хотя тело оставалось в ней. – Женщины всегда пытаются сделать их лучше, но такие типы уже рождаются порочными и исправлению не поддаются.
Мне снова захотелось достучаться до отца, убедить его избавиться от лже-шерифа, считавшего нормальным отделаться от человека, которого сам же считал убийцей, взять и попросту отправить его в другой городок, где тоже жили женщины, девушки, дети – в городок, похожий на наш.
Но я не смогла подобрать нужных слов.
– Имейте в виду: эта информация не должна выйти за пределы комнаты, иначе я лишусь работы. – Отец опять сосредоточил на мне взгляд, серьезный и искренний. – Мне надо, чтобы ты поняла, Хизер. Мне нужно, чтобы ты уяснила: если смерть Морин была насильственной, преступление не останется безнаказанным. Я даю тебе слово. Ты мне веришь?
Он почти умолял.
Отец умолял меня ему поверить.
И я кивнула, ощутив внутри страшное одиночество.
***
В доме было тихо. Спокойствие нарушал лишь храп отца, а храпел он, когда много выпивал. Он продолжил попивать бренди, пока я рассказывала ему все, что знала об Эде. А знала я, на самом деле, немногое. По крайней мере, я смогла подтвердить, что Морин и Эд были знакомы. Отец позвонил шерифу Нильсону, поставил его в известность об этом; от меня не укрылось, что разговаривал с ним папа довольно сухо и отрывисто. А потом он вернулся на диван и вскоре заснул. Я накрыла его одеялом, тихо прошла в свою комнату и, не раздевшись, улеглась в кровать. И пролежала так с полчаса, прислушиваясь к тиканью часов и папиному храпу. А потом вылезла из постели, проскользнула на кухню и сняла с крючка ключ.
Отец, может, и доверял Джерому Нильсону.
А я нет.
***
Шум, похожий на топоток крысиных лап по деревянному полу, выдернул Бет из полудремы. Она вскочила на ноги, приготовилась к бою или бегству, и только после этого вспомнила, что с ней стало. Она превратилась в существо тьмы, дремавшее и резко просыпавшееся, настороженно воспринимавшее любые перемены в своем окружении. Этот звук, который разбудил ее сейчас, он исходил от потолка. Или из-за двери? Странный, быстро перемещавшийся звук. Он заставил ее живот заурчать. Последним, что съела Бет, был кусочек хлеба, больше похожий на сухарик, нежели на булку. И было это два дня назад.
