– Может, попросить помощи у военных?
– Вам что, сюда взвод десантников вызвать?! Чтобы обезвредить двух свихнувшихся юнцов: парня и девушку? Не будем выставлять себя на посмешище. Действуйте, капитан. Или я возьму руководство захватом преступников на себя.
– Хорошо, я сейчас отдам приказ о штурме сразу с двух сторон здания.
– И помните, что имеете дело с особо опасными преступниками. В случае прямого контакта разрешаю стрелять на поражение.
– Есть! – Капитан Плиев козырнул и удалился, пригнувшись, словно находился в зоне постоянного обстрела. В одной руке он зажал пистолет, другой – поддерживал фуражку.
«Как на войне, – невесело подумал Федорчук. – Того гляди шлепнут парня. Если он там». Старший сержант все еще не верил, что простой, хотя и шебутной студент может быть причастен к столь громким преступлениям последних дней.
Федорчук решил быть в первых рядах штурмующих, чтобы все видеть своими глазами.
Заколов отчаянно навалился на короткий рычаг лебедки. Мышцы спины и рук каменели от напряжения, натянутый трос давил арматуру, колоны сгибались друг к другу. Тихон стоял между ними. Над головой в потолке росла щель, сыпалась штукатурка, плиты опасно накренялись. Но выхода у него не было, и Тихон продолжал давить на рычаг.
Вдруг через открытое окно послышался топот бегущих ног. Одновременно зазвенели и рассыпались острыми льдинками разбитые стекла со стороны площади.
Штурм, понял Тихон.
Дежурный милиционер, связанный Беком, видимо, сумел распутать ноги, вскочил и с угрюмым рычанием ринулся на Заколова. Голова его все еще была замотана кителем. Он не мог кричать и видеть что-либо, но пер, как танк.
Не маленький, успел отметить Заколов, когда вся энергия толстого тела обрушилась на надломленную колонну. Колонна сложилась в месте давления троса. Сверху раздался угрожающий треск крошащегося камня. Споткнувшийся милиционер по инерции пролетел вперед и упал на Тихона. Два тела откатились к уцелевшей колонне.
И в этот момент с оглушительным грохотом рухнула огромная плита перекрытия. Клубы цементной пыли взрывом наполнили комнату и плеснули серой волной через разбитые стекла в лица подбежавших на штурм милиционеров. Их веки сжались, прикрыв под собой десятки песчинок, раскрытые для крика рты зашлись в бесконечных чихах.
Заколов поднял голову, когда пыль еще не рассеялась. Оглохшие от грохота уши ничего не слышали, но глаза различили черный пролом в потолке во всю ширину комнаты.
Тихон разогнулся, удивленный послушностью уцелевшего тела, ноги оттолкнулись от обломка колонны, руки ухватились за выступ в потолке, и подтянувшаяся фигура быстро скрылось через пролом на второй этаж.
– Что это было? – голос и лицо Колубаева исказились настолько выразительным недоумением, что даже слепой почувствовал бы. – Взрыв? Землетрясение?
Капитаны Кусыев и Плиев молча таращились на лопнувшие окна сберкассы, из которых светлым паром вываливались клубы пыли. Словно зимой в протопленной бане разом открыли окна.
Вернулся перепачканный Федорчук. Он тер глаза, из которых, как у грустного мима, стекали по напудренному лицу тонкие струйки.
– Я только в окно хотел сунуться, а там… как хлобыстнет! Потолок обвалился… Здоровая плита… Внутри ни черта не видно…
– Ты, сержант, и снаружи ничего не видишь. Промой лицо. – Колубаев наморщил лоб, потом неожиданно вскрикнул: – Стоп! Усилить бдительность! Оцепить все здание. Преступники могут под прикрытием пыли убежать.
– Куда там, – усомнился Федорчук. – Их наверняка придавило той плитой.
– Тогда срочно внутрь. Всем, кто видит, туда. Не дадим преступникам опомниться. – Колубаев достал пистолет и, как комиссар перед атакой, махнул поднятой вверх рукой: – За мной!
Все милицейское начальство устремилось за старшим следователем по особо важным делам. Они быстро забрались по решетке, все еще стоявшей под окном, и очутились в операционном зале сберкассы, где царил полный разгром. Плита разнесла в щепки часть столов и оборудования, а все остальное было присыпано густым слоем камней, стекла и мусора.
– Осторожно! – крикнул кто-то и показал вверх.
Из пролома свисали толстые ножки громоздкого стола. Накренившийся стол плавно соскальзывал. Все в панике, спотыкаясь, отхлынули от дыры. Стол угрожающе качнулся и ухнул вниз. Громадная столешница ударилась торцом о плиту, на мгновение замерла в неустойчивом положении и задумчиво опрокинулась ножками вверх. Раздался гулкий хлопок, словно удар огромных ладоней. Столешница плашмя шлепнулась на плиту и вместе с сотней децибел из-под нее вырвался фонтан мельчайшей пыли. Все, кто еще оставался чистым, превратились в белые скульптуры.
Собачье отряхивание и чихание еще долго царили в зале.
– Это стол из ателье. На нем кроят.
– Не стол, а футбольное поле.
– Обыскать помещение! – прервал пустые разговоры Колубаев. – Проверить все комнаты.
– Я здесь. Свой! Помогите! – раздался хриплый возглас из-за обломков стойки.
– Кто кричит?
Все наконец обратили внимание на шевеление неуклюжей закутанной фигуры, сидящей на полу. Это был дежурный милиционер, ему к этому времени удалось выплюнуть тряпку изо рта.
– Савельев, ты? – сдернув китель с головы милиционера, обрадовался капитан Плиев. – Жив! Руки, ноги целы? Встать можешь?
– Развяжите, – просил Савельев, указывая на руки.
– А мы тебя, брат, чуть не похоронили.
– Доложите, что здесь произошло? – подобрался к дежурному Колубаев.
– Сигнализация сработала, я зашел проверить. А тут как налетят!
– Кто? Разглядел?
– Нет. Темно было. Но здоровый кто-то. Тяжелый. Оглушил меня. Вы извините, я не ожидал, думал, может, кошку на праздники забыли.
– А потом что?
– А потом я слышу чье-то дыхание. Это уже когда очнулся. И такая злость меня взяла! Ух ты, подлюга, думаю! Я как ринусь! Но глаза закрыты, долбанулся об колонну. А потом как все ухнет! – Савельев обвел удивленным взглядом разгромленное помещение. – Неужели это все я?
– Разберемся, – хмуро пообещал Колубаев.
– Товарищ капитан! – один из сотрудников с тревогой в голосе звал Колубаева из открытой двери в коридор.
– Я не капитан, а старший следователь по особо… – начал недовольно объяснять Руслан, но вспомнил, что уже второй день одет в форму капитана милиции, и махнул рукой: – Что там у тебя?
– Кажется, кто-то заперся в комнате, где главный сейф. Я слышал там голоса.
– Вот они где, голубки-студентики! – обрадовался Колубаев. – Теперь не уйдут.
Руслан в нервном возбуждении перебросил пистолет из одной руки в другую. В мыслях виделась похвала начальства за успешно раскрытое серьезное дело. Он вычислил преступников, предсказал ограбление и взял их с поличным! Это пик Коммунизма в следовательском искусстве. Такой успех должны оценить особо!
Тихон Заколов, перебравшийся на второй этаж, быстро осмотрел все помещения, ощупал все двери, выглянул во все окна и понял, что вновь в тупике. Он плюхнулся на пол под вешалкой с одеждой, беспомощно опустив руки. Безумный план прорваться на второй этаж был связан с надеждой незаметно выбраться оттуда либо через дверь, либо через окно.
Сначала он бросился к двери и даже сумел ее вскрыть, недаром учился у Есенина пользоваться отмычками, и когда оказался на лестнице, думал все – вот он путь к свободе. Но главный выход на площадь оказался запертым на висячий замок снаружи.
Второй вариант, через окно, тоже отпадал. К тому времени к зданию сберкассы стянулось столько разных специальных служб и просто зевак, что попытка выбраться незамеченным через окно второго этажа была полным безумием.
«Ну, вот и все, – думал Заколов. – Моя песенка спета. Был успевающий студент, а стану последним зеком. Участие в ограблении банка налицо. Взят с поличным, да еще разворотил государственное здание. Просьбу Есенина передать деньги я уже не выполню. Теперь Есенин с удовольствием подтвердит, что именно я убил милиционеров. Назло сделает. Да ему и говорить ничего не надо будет. Милиция и так в этом уверена. И с кассиром я вляпался! Три убийства на меня повесят – вот это удар для родителей. А еще Есенин попытается на меня спихнуть крушение поезда. А там тоже трупы. Вот и получается, что зеком я пробуду недолго. Только до суда. Высшая мера обеспечена! А там расстрел. Как это происходит? И кто это делает? Ну и должность – палач! Кто же идет на такую работу? Посмотреть бы на такого человека. Поговорить. Но он, наверное, с приговоренными не болтает. Пуля в лоб – и весь разговор!»
Тихон в раздумье прикусил нижнюю губу. «А Нина? Где она? Что с ней? Вот кто может подтвердить мое алиби. Но прежде ее надо спасти!»
Тихон привстал, собираясь выйти и сдаться. Он сообщит о Нине милиционерам, они найдут и спасут девушку, и она расскажет все, как было на самом деле. Ей должны поверить.
