– Лиззи упоминала о каких-то там «наконечниках», – задумчиво вспомнила Крис, – и еще о ком-то, сейчас точно не помню.
– Наконечники? Наверное, что-то вроде «щипачей». Карманников. Получается, у них есть большие мастера прятаться, проникать в помещения, тырить вещички и кормиться с этого. Жить и оттачивать свое мастерство. А добытые денежки идут на пропитание, барахлишко, разовые мобилки, наркоту и чего им там еще надо? Потому Райнхарт и интересовался. Беспокоился, что ты подослана копами или конкурентами. Если у него с этим народом выгодная договоренность, других он в этот бизнес не пустит. Должно быть, потому он тому пастору и угрожал.
– Зачем?
– Затем, что Джефферс, вероятно, пытался повести их в другом направлении. Оставить всю эту скверну, избрать путь к свету. Ты сказала, что Лиззи воровством была недовольна. Помнишь, я говорил о парне в белой рубашке, что на моих глазах заходил в церковь? Это ведь он был с Лиззи и со священником на Юнион-сквере. А затем он повел еще одного, испуганного, в церковь, вероятно чтобы познакомить его с Джефферсом: а ну как тот своими проповедями заставит его завязать со своим ремеслом? А когда появился Райнхарт, тот парень заперся – может, потому, что знал: если Райнхарт его увидит, ему кранты.
– Может быть. Только слишком уж много этих самых «может». И…
Крис покачала головой.
– Я что-то упустил? – засомневался я.
– Не знаю. Понимаешь, что-то в облике этих людей… Они не похожи ни на беглых, ни на бездомных. В них что-то… большее.
Мне показалось, что одна черта этих самых Ангелов, запавшая Крис в душу, – это жизнь, отметающая прозябание в убогой квартирке с розливом пива в подвальной пивнухе. Существование на острие, отрадно свободное от груза рутины и обыденности.
И я пожал плечами:
– Больше мне сказать нечего.
– Я не говорю, что это фуфло. Ну а где привязка к делам Лиззи с Кэтрин?
– Ты ее сама разве не спрашивала?
– Спросила. Она об этом не захотела разговаривать. А у меня возникло ощущение… Знаешь, может, Кэтрин когда-то с ней как-то нехорошо поступила. Перешла дорогу, подставила. Или еще что-то, не знаю. Короче, киданула.
У меня появилась еще одна мысль:
– А может, вот что? Они пасут не только людей, но и их дома. Высматривают, вынюхивают благополучных хозяев. Просчитывают их маршруты следования, расписание работы. А потом наводят взломщиков, и…
– Ни-как, – мотнув головой, отчеканила Кристина. – Я не верю, чтобы Лиззи участвовала в чем-либо подобном.
– Крис, да ты же с ней всего раз встречалась!
– Да. Только не говори мне, что оценить человека с первого взгляда нельзя. Ты вот этого Райнхарта вмиг срисовал: что он и уголовник, и гад последний.
– Крис. Я верю и твоему мнению, и чутью. Но только люди, живущие на грани, способны на всякое…
Моя подруга с молчаливым упорством покачала головой и отказалась дальше обсуждать эту тему.
Когда мы возвратились в квартиру, послание на стекле куда-то исчезло. Получается, кто-то еще раз побывал на крыше. Насчет Крис судить не берусь: может, ее наше окошко в качестве «Фэйсбука» и устраивает, но меня, извините, не очень.
Уже лежа в постели, я попросил Кристину, чтобы она перед встречами с Лиззи или с кем-то из ее друзей хотя бы ставила меня в известность. Она сказала: «Угу». Я же, признаться, не вполне ей поверил – и вообще непонятно, какой оборот с учетом всего этого принимали наши отношения.
В третьем часу ночи Медж поднялся с половиц, на которых лежал. Иногда он ночевал не один, но в этот раз компании ему не было. Сон давался нелегко, хотя он неизменно делал над собой усилие и засыпал. Собранные в свое время говорили, что сон важен для всех умов – как для их собственных, так и для всех остальных. И Медж старался. Однако с недавних пор засыпать стало все сложнее. В частности, сейчас, по возвращении на верхний этаж заколоченного магазина электроники в Мидтауне (еще одна свежая потеря в мире онлайн-торговли), сон не шел вовсе. Хотя условия для него были: верхнее помещение, пускай и загаженное пылью, хламом, а также нечистотами и перьями успевших проникнуть сюда через разбитое окно голубей, находилось под какой-никакой крышей, и здесь, во всяком случае, было не сыро.
Отчего же не спится? Вероятно, из-за сегодняшней встречи с Лиззи. Она рассказала, что в СоХо чуть ли не нос к носу столкнулась с Райнхартом. Она пошла туда, хотя и знала, что он, Медж, неодобрительно относится к ее гуляньям с той заезжей. Лиззи говорила и рассуждала вполне открыто и выложила все без утайки. Но не эти прогулки беспокоили Меджа, хотя он предостерегал ее и насчет Райнхарта, и насчет ее новоявленной знакомой.
А беспокоило его все крепнущее подозрение, что что-то затевается. А может статься, и уже происходит.
Из Ангелов на Райнхарта не работал никто. В прошлом бывали и исключения – скажем, Клаксон, – но когда Лиззи утвердилась в своем влиянии, подобные вещи прекратились. Так почему же Райнхарт нынче вечером следил за ними? И зачем он вдруг объявился в церкви? Эти два столь близких по хронологии события необходимо увязать между собой. До этих пор, надо сказать, воззрения Джефферса и Райнхарта уживались сравнительно мирно, точнее, бесконтактно. Оба знали друг о друге и о разнонаправленных течениях, которые собою являли, но между ними испокон веков было что-то вроде мертвого зазора. Роковой черты.
И вот прошлым вечером Райнхарт ее переступил.
И преподнес это с неким вызовом, от себя лично. Ну а когда все начинается в такой манере, то маловероятно, чтобы человек пошел на попятную. Тем более такой, как он. Не укрылось от Меджа и то, что Райнхарт при расставании вроде как прошелся по нему. Зачем, для чего? Это Гользен все не слезает со своего конька, все прорабатывает тему, чтобы Медж перешел в стан Райнхарта, – прозрачная попытка привязать Меджа к пассионарно-мессианской белиберде насчет Совершенства. Но прошлым вечером они впервые оказались под одними сводами.
Так почему же Райнхарт заговорил с ним напрямую? Как будто у него на это имелись некие привилегии?
Медж не знал. И это ему не нравилось.
Постояв с минуту в задумчивости, он выскользнул из строения через выбитое окно, прошел по крыше и спрыгнул оттуда в окольный проулок.
В заведении на Орчарде Медж ни разу не бывал, но найти его было несложно: примерные ориентиры на слуху, а пешего хода всего с полчаса. По улицам он шел осмотрительно, по возможности стараясь не попадаться на глаза вездесущим друзьям, что вкрадчивыми тенями маячили кто на углу, кто на обочине – невнятно, на расстоянии. А вот, судя по всему, и тот самый спуск в подвал с черной дверью. Затрапезный клуб, уже закрытый на ночь. Дверь, массивная на вид, оказалась не такой уж тяжелой и была не заперта.
Медж вошел в обширное безлюдное помещение. Пустота придавала ему угрюмости. За барной стойкой здесь понуро сидела всего одна фигура. Точнее сказать, фигурка. Медж внезапно понял, кто это.
Та самая девчонка-подросток, попавшаяся им тогда с Дэвидом навстречу, – в серой курточке с капюшоном. Она еще, помнится, позвала Меджа на вечеринку где-то в Мясоразделочном квартале. Надо же, прошли всего сутки, а какая в ней произошла перемена! Была беспечная веселушка-«зажигалка» (именно такой Медж ее помнил по случайным встречам на улицах), а стала… Лицо бледное, осунувшееся, с землистым оттенком. Видно, что плакала: вокруг глаз пятна размазанной косметики.
– Зажигалочка, ты что? – позвал он ее. – С тобой все в порядке?
Девчушка, сейчас больше похожая на снимок пропавшей без вести, ничего не ответила. А когда в тени возле стойки возникло шевеление, для Меджа все встало на свои места.
– Мразотина, – процедил Медж. – Что ты с ней сделал?
– Провел воспитательную беседу, только и всего, – усмехнулся Гользен. – Это мое призвание, думать о людях. Открывать им глаза, наставлять на путь истинный.
– Что он тебе наплел? – обернулся Медж к девчушке.
– Кто я такая, – отводя глаза, тускло ответила она.
– Ну и какая – отпадная? Прикольная?
– Нет. Кто я на самом деле.
– Тогда зачем ты здесь?
– Он сказал, что есть человек, который может мне помочь.
– Он солгал, – сказал Медж. – Райнхарт заставит тебя быть на побегушках. Врать, воровать и изворачиваться. Ты вот подумай, что об этом сказала бы Лиззи. Ты же Лиззи любишь?
– Она просто прелесть.
– Ну вот. А она, между прочим, считает, что Райнхарт – подонок.
– Ну-ка, ну-ка, – послышался голос откуда-то из недр, и в проходе на задах помещения показался Райнхарт. – О, Медж? Рад тебя видеть. Наконец-то заглянул в гнездышко!
– Оставь в покое Джефферса, – глядя перед собой, сказал Медж.
Райнхарт с гримасой скорби развел руками. Лицедей.
– Так ты здесь за этим? – поинтересовался он.
– Он помогает людям. А ты нет.
