– Ты считаешь?..
– Да, это связано с тем, о чем мы говорили. Причем напрямую: я так понял, что несколько мальчишек напали на Рому Лапковича и его приятелей.
Карина помолчала, а потом заметила:
– Сегодня пятница, кстати.
– Да.
– Это же по пятницам обычно там что-то происходит…
– Ну, если наши догадки верны, то да.
– И ты прогуляться идешь?
Он вздохнул.
– Карина…
– Ладно. Только будь осторожен.
И повесила трубку.
По пятницам или по субботам таинственный культ проводит свои ритуалы, они точно не знали. Но вариантов было всего два, учитывая дни недели, когда на Северосумск обрушивались несчастья и смерти. И Аркадий Леонидович, и Карина склонялись к тому, что все-таки зловещие обряды проводятся накануне. Он – потому что знал предпочтительные дни для ведьминских шабашей. Она – ну, наверное, читала что-то на эту тему.
Так он подумал.
Аркадий Леонидович аккуратно собрался: уложил в старый портфель катушку скотча, заранее сняв упаковку и прилепив к кончику ленты бумажку, чтобы удобнее и быстрее было разматывать; малярный костюм и перчатки, ножницы и молоток. Пожалел об отсутствии шокера – он бы сейчас пригодился. Надел на шею тесемки мешочка с освященной травой, солью, воском и ладаном. Обвязал вокруг груди охранительный пояс с молитвой Кресту и Девяностым псалмом. Оделся и натянул на голову свернутую шапочку, в которой заранее проделал дырки для глаз, чтобы получилась маска: маловероятно, чтобы, ведомый недоброй судьбой, какой-нибудь охранник Дома культуры высунулся на пожарную лестницу, но и такую возможность следовало предусмотреть. Убивать невиновного свидетеля он не собирался. Смерть и увечья предназначались сегодня другому человеку. Еще взял налобный фонарик, маленький, но очень мощный, и кухонный нож, которым Карина резала мясо. В дело его пускать он не собирался, но на определенном этапе предстоящего мероприятия нож был необходим.
Аркадий Леонидович понимал, что от многого ему придется отказаться. Никаких канистр с бензином, огня, надписей «ВЕДЬМА» и последующих звонков в полицию. Время манифестаций, попыток что-то сказать и доказать прошло. К тому же такой экзотический образ действий неизбежно вызовет много вопросов, которые приведут рано или поздно к ответам, имеющимся у следственных органов в Петербурге. Закрытое в связи со смертью подозреваемого дело будет мгновенно возобновлено, и арест станет вопросом недолгого времени. Конечно, такого допустить нельзя. Клариссе Львовой предстояло стать жертвой неизвестных преступников, ворвавшихся к ней в офис с целью ограбления, в ходе которого они ее пытали, видимо заставляя выдать деньги и ценности, а потом задушили. Не слишком шокирующее происшествие для того Северосумска, каким он стал в последние дни.
На улице действительно сильно похолодало. Небо расчистилось, в вышине зло мерцали колючие звезды. Под ногами хрустели схваченные заморозком листья и ледяные корки на подсохших лужах. Деревья застыли, раскорячив черные ветви. Наступило то особенно мрачное время года, между осенью и зимой, когда мир как будто бы умер уже, но еще не похоронен под белым снежным покровом. Угрюмая улица Красных Матросов была пуста. Со стороны ангаров и складов кто-то кричал, то ли жалобно, то ли с угрозой. На часах было ровно десять вечера.
Аркадий Леонидович достал телефон и набрал номер Львовой.
– Кларисса, здравствуйте, это Олег, корреспондент с Центрального…
– Да, Олег, добрый вечер, жду вас! Все в силе?
– Да, просто мы тут задержались немного, будем у вас буквально минут через десять-пятнадцать, хорошо?
– Отлично, не торопитесь, я освободила весь вечер специально для вас!
Иногда людей нужно заставлять ждать. Так притупляется бдительность, а тревога, если она и была, уступает место беспокойству о том, состоится ли запланированная встреча, и легкому раздражению. К тому же в десять вечера из «Корабела» уходили последние люди: вещевой рынок и магазины были закрыты еще час назад, а сейчас Дом культуры покидали любители бальных танцев и живописи. Пожилой усатый охранник – насколько успел заметить Аркадий Леонидович, один на все здание – закрывал двери и мыслями уже был в уютной каморке с телевизором, сканвордами и стаканчиком горячительного.
На четвертом этаже светились три мансардных окна – их хорошо было видно сбоку, с проулка между зданием и костлявыми деревьями сада. Скамейки позади Дома культуры пустовали, костры не горели, тинистая поверхность пруда неподвижно темнела в ночи. Инквизитор подошел к железной двери пожарного выхода, огляделся еще раз по сторонам и потянул ручку. Дверь медленно и бесшумно открылась. Он шагнул внутрь. Узкая лестница была залита неживым белым светом, в гулкой тиши негромко гудели лампы. Одним движением он опустил на лицо шапочку, поправил маску, расстегнул портфель, придерживая его коленом, достал оттуда фонарь, длинный нож и моток клейкой ленты. Нож засунул в рукав пальто, скотч – в карман, а фонарь нацепил на голову. Щелкнул кнопкой – работает. Все готово. Инквизитор натянул перчатки, перехватил портфель в левую руку и, стараясь не греметь башмаками, стал быстро подниматься по лестнице.
На площадке четвертого этажа пришлось постоять немного, чтобы перевести дыхание. К белой двери с вычурной серебристо-черной табличкой «Северная Веда» вел короткий коридор. Инквизитор подошел к входу в офис, затаил дыхание и прислушался. Если Львова вдруг окажется не одна, придется все отменять. Нет, вроде бы тихо: ни разговоров, ни шагов, ни каких-то других звуков, которые производят обычно несколько человек, собравшиеся в помещении. Он поставил портфель у стены, вытряхнул из рукава нож, ухватив его за пластиковую рукоять, и открыл железные створки электрического щитка рядом с дверью. Над белыми рычажками были приклеены маленькие бумажные бирки: «лест.», «кор.», «офис». Инквизитор вздохнул и опустил все три вниз.
Раздался щелчок, и упала кромешная тьма, будто все разом накрыли толстой черной портьерой. Он быстро включил фонарик, направил яркий голубоватый луч на дверь и стал ждать. Из глубины офиса застучали высокими каблуками шаги, что-то загремело, упало, раздраженный женский голос ахнул и выругался. По стене, совсем рядом, с другой стороны двери, прошелестела ладонь, нащупывая ручку. Потом щелкнул замок, и дверь распахнулась.
Для встречи с журналистами главного телевизионного канала страны Кларисса Львова надела парадное ярко-алое платье с подолом до пола и вырезом до середины бедра. Сейчас, выхваченная из тьмы ярким лучом фонаря, она походила на актрису из готического спектакля или манекен в аттракционе дешевых кошмаров: длинная, худая, темные прямые волосы, бледное лицо и огромные, густо подведенные черным, испуганно мигающие глаза. Она застыла, как животное в свете фар на шоссе, и не успела даже испугаться, когда Инквизитор рванулся вперед, врезался в нее плечом и сшиб с каблуков на пол узкого коридора. О линолеум громко стукнулся костлявый зад. Кларисса инстинктивно открыла рот, чтобы завопить, но сильные пальцы в резиновой перчатке схватили ее за волосы, а к горлу прижалась острая сталь.
– Крикнешь – умрешь, – прозвучал из тьмы низкий мужской голос.
Кларисса завертела головой, но пальцы сильнее стиснули ее волосы, так, что из глаз брызнули слезы, а лезвие ножа больно укололо кожу.
– Я сказал, тихо. Не дергайся и останешься жить. Если поняла, кивни.
Львова судорожно сглотнула и закивала.
Мужчина, огромной широкой тенью возвышавшийся в полумраке, легко подхватил ее с пола, поставил на ноги и, не отпуская накрученных на руку волос, поволок по коридору, к открытой двери кабинета.
Луч фонаря запрыгал в темноте: на стенах в рамках благодарности и дипломы самопровозглашенных оккультных академий, плакаты с анонсами встреч «Северной Веды», изображение мандалы из причудливо переплетающихся линий; большой стол с бумагами, книгами и безделушками; за столом кресло с высокой спинкой; два стула с подлокотниками, приготовленные для гостей; слева шкаф с открытыми полками, на полках корешки книг, статуэтки индуистских божков, подставки для благовоний; в углу у двери две пачки новых книг в упаковке из серой бумаги; одна упаковка надорвана и видна обложка с крупной фотографией Львовой и часть названия: «Советы… мудрости».
Инквизитор с силой усадил Львову на один из стульев, прижал острие ножа под судорожно вздымающейся тощей грудью и еще раз предупредил:
– Не дергайся.
– Послушайте, просто скажите, что вам нужно, если деньги, то… – затараторила Кларисса.
Пришлось снова кольнуть ее лезвием. Она тихо ойкнула и замолчала.
Он достал скотч и, орудуя катушкой и длинным ножом, принялся приматывать руки и ноги Львовой к ножкам и подлокотникам стула. Старые навыки возвращались стремительно. Дело спорилось. Через пару минут клейкая лента плотно прижала запястья и щиколотки жертвы к блестящему никелированному металлу. Львова шумно дышала, но молчала. Инквизитор поднялся, подергал ее за руки и ноги, удовлетворенно кивнул, одним движением отхватил короткий кусок скотча и залепил вымазанные ярко-красной помадой тонкие губы. Спокойно вернулся к входу в офис, взял портфель, закрыл дверь и защелкнул замок. Прислушался. Тишина.
