к одной из лошадей, но она схватила его за шиворот футболки и буквально развернула к себе. Он даже не посмотрел на нее и продолжил идти мимо горевшего грузовика.
– Скотина! Ты не лучше, чем они! – выкрикнула она, пока бежала рядом, пытаясь опередить его и встать лицом к лицу.
– Они мертвы, а я жив. Я бы сказал, что поживаю гораздо лучше них.
Он сказал это без всякой радости в голосе, продолжая движение. Но она наконец забежала вперед и положила руку ему на грудь. Ее загорелые пальцы ухватились за пропотевшую футболку. Свободной рукой Джентри резко отбросил ее руку, ухватил запястье и оттолкнул от себя. Он сердито поднял приклад автомата свободной рукой, словно собирался ударить в лицо.
Элен не испугалась; ее ярость вышла за рамки собственного благополучия.
– Ах, ты бьешь и женщин? Ты, грязное животное! Убивать раненых людей! Копаться среди мертвых тел, как стервятник! Взрывать…
– Как, твою мать, мы бы могли переправить их через тридцать миль пустыни? Они бы истекли кровью, а мы бы умерли в процессе!
– Мы могли бы отвезти их на лошадях!
– И двигаться в два раза медленнее? Ты хочешь выбраться отсюда до темноты?
– Не оправдывайся! Просто признай, что ты хотел убить их!
Он отпустил оружие и ее руку.
– Я признаю, что мне наплевать на этих двух парней, как и на остальных, кто остался там. Кроме Бишара. Остальные могут катиться в ад.
Она посмотрела на тела, потом на него.
– Что? Кто ты такой?
– Я тот, кем ты хочешь меня видеть. Сукин сын, который расстреливает раненых, или тот парень, который вытащил твою задницу из огня больше раз, чем ты можешь припомнить за последние сутки.
Он оседлал серую арабскую кобылу.
– Я могу вытащить тебя отсюда, но ты должна позволить мне заниматься делом.
– Твое дело – расстреливать раненых?
– Нет, если этого можно избежать. Но трата времени на этих говноедов приблизила бы нашу гибель. Я мог бы подождать полчаса, пока они бы сами не подохли, но у меня нет лишнего времени. Я мог бы оставить их, чтобы джанджи вернулись и нашли хотя бы одного живого, который указал бы им в нашу сторону, чтобы они могли догнать и убить нас, но я не сделал и этого. Ты хотя бы представляешь, что творят эти ушлепки? Они насилуют и убивают беззащитных женщин, они сжигают детей в огненных ямах на глазах у родителей только для развлечения. Четыреста тысяч мертвецов. Это, блядь, что-то значит для тебя? Можешь рыдать по этим джанджавидам, если так ты чувствуешь себя очень праведной, но я и глазом не моргну, когда буду стрелять в убийц женщин и детей.
Она долго смотрела на него. Слезы текли по ее лицу, по-прежнему искаженному яростью и ненавистью. Чистые дорожки, проторенные в запекшейся пыли.
– Ладно, они убивают женщин и детей, – сказала она. – Это я понимаю. Но кто ты такой?
Корт опустил АК-47 в петлю за седлом и подтянул удила. Он оглянулся на Элен Уолш и движением бедер пустил лошадь вперед мелкой рысью. Потом, когда они галопировали на восток, он наконец ответил ей:
– Я убиваю мужчин.
Через полчаса Элен Уолш и Корт Джентри находились в миле к северу от пустынной дороги в Дирру, направляясь на восток через узкий каньон, идущий параллельно дороге. Гнедая кобыла Уолш дважды едва не выбросила ее из седла: она привыкла к более твердой руке на поводьях. Джентри ловко управлялся со своей лошадью и всю дорогу молчал.
Он ощущал ярость женщины, ехавшей сзади, чувствовал ее ненавидящий взгляд, сверливший его спину, как палящий жар солнечных лучей. Время от времени она говорила, продолжая обвинять его:
– Теперь вы военный преступник. Вы это понимаете, не так ли? То, что вы казнили двух раненых пленников на глазах у следователя МУС, наводит на мысли, чем вы занимаетесь, когда никто не может уличить вас в преступлениях.
Корт всматривался в послеполуденное знойное марево в поиске медленно движущихся пылевых облаков, которые указывали бы на приближение лошадей. Время от времени он замечал такие облака, но они быстро перемещались по местности и были вызваны ветром, а не копытами скачущих лошадей.
– Я прибыла в Судан, для содействия аресту и осуждению разыскиваемого преступника. Но знаете, что? Я столкнулась с кем-то еще, кто, возможно, не так опасен в масштабах геноцида, как президент Аббуд, но с тем, кто с таким же пренебрежением относится к человеческой жизни. Это вы, Шестой. Я приложу все силы, чтобы вас предали суду за то, что случилось сегодня.
Корт взял курс немного севернее прежнего. Тропа, по которой они следовали раньше, в здешних местах могла бы сойти за дорогу, а он хотел оставаться в стороне от любого встречного движения. «Ты когда-нибудь делаешь перерывы?» – проворчал он себе под нос. Путь впереди, на выходе из каньона и дальше, в кустарниковых пустошах Сахеля, выглядел свободным. Он заговорил громче:
– Знаете, кто их убил? Вы их убили. Вы не делали того, что я говорил. Если хотите жить, то с этого момента будете делать, как я скажу. Если я окажусь под судом в Виннипеге или в другой поганой дыре, то буду слушать вас. Но здесь, на вражеской территории, вы будете слушать меня.
Его слова явно застигли ее врасплох, поскольку она привыкла к тому, что он игнорирует ее. Ей понадобилось около минуты, чтобы ответить, и даже тогда ее слова звучали растерянно.
– Я не судебный юрист. И я из Ванкувера.
Корт не ответил, продолжая глядеть вперед и выискивать угрозы.
– Как вы можете это делать? Вот так просто убивать?
– Подготовка.
– Военная подготовка?
Он промолчал.
– Мне нужно знать, кто вы такой, – сказала она. Он почти слышал, как вращаются шестеренки в ее голове. Теперь он стал объектом ее расследования.
– Нет, не нужно.
– Вы действительно работаете на русских?
– Однажды работал, но толку не вышло.
– Из-за меня?
– Да.
– Но… вы американец. Вы из ЦРУ?
– Никак нет.
– Тогда откуда?
– В настоящий момент я безработный.
– Ну да, конечно, – она не верила ему. – Значит, для вас это не бизнес, а удовольствие?
– Это приятнее, чем разборка с джанджавидами, – ответил Корт и отхлебнул из фляжки, снятой с мертвеца.
– Я серьезно, Шестой. Я намерена подать рапорт о том, что здесь произошло.
– Развлекайтесь на здоровье.
– Вы мне не верите?
– Мне наплевать.
– Вы не боитесь МУС?
Он жестко рассмеялся.
– Боюсь до усрачки, но как-нибудь переживу.
– Вы опасный человек, которого нужно остановить.
Он не замедлил хода, но потянул вожжи налево,
