– Вы говорили, что Частин приходил расспрашивать вас о письме…
– Да.
– Чего конкретно он добивался? С ваших слов я помню, что он хотел осмотреть дом.
– Частин показал мне письмо и сказал, будто знает, что это я его написала. Он убеждал меня рассказать ему все без утайки. Но я ответила, что ничего не писала, и выставила его вон. Но он ушел не сразу.
– Что говорил Частин?
– Я… я не совсем хорошо запомнила. Кажется, ему нужны были извещения банка о движении денег на счетах, и еще он хотел знать, какой собственностью мы владеем. Похоже, Частин считал, что я жду не дождусь, пока он появится: сдать ему мужа с потрохами. Еще ему понадобилась пишущая машинка, но я сказала, что у нас ее нет. После этого я вытолкала его за дверь.
Босх кивнул и постарался связать услышанное с уже известными ему фактами, но у него ничего не получалось. Мысли в голове носились, словно обрывки бумаги, подхваченные вихрем, и не желали ложиться на место.
– Не помните, что конкретно говорилось в письме?
– Я не читала его. Частин не показывал мне письмо, поскольку он и другие по-прежнему полагают, будто я сама его написала. Я успела прочесть лишь несколько строчек, прежде чем он убрал письмо в кейс. Там говорилось, что Кэл прикрывает мексиканцев, покровительствует им. А в другом месте говорилось, что он заключил сделку, достойную доктора Фауста… Вы ведь знаете, что это такое? Сделка с дьяволом.
Босх кивнул. Последние слова Сильвии напомнили ему о том, что она преподает литературу. Кроме того, он вдруг осознал, что они вот уже минут десять стоят в гостиной, однако не сел. Босху казалось, что, сделай он неосторожное движение, колдовские чары разрушатся и Сильвия исчезнет.
– Сомневаюсь, – продолжала Сильвия, – что я решилась бы прибегнуть к подобным аллегориям, если бы писала это письмо сама, но по сути автор прав. Я утверждаю, что не знала ни раньше, ни сейчас, где и как оступился Кэл, но чувствовала: что-то происходит. Я видела, как это подтачивало его изнутри. Однажды, до того, как мы расстались, я спросила у Кэла, что случилось. Он ответил, что совершил ошибку и постарается сам исправить ее. О подробностях он не распространялся. Кэл закрылся даже от меня…
Сильвия опустилась на краешек кресла и положила парадную форму Мура себе на колени. Босх сел на диван, рядом с пакетом фотографий.
– Ирвинг и Частин… – промолвила Сильвия. – Они не верят мне и просто кивают, когда я что-то им говорю. По их словам, в письме слишком много личных деталей, таких, которые не может знать посторонний. Значит, его написала я – больше некому. А в это время, наверное, кто-то радуется и потирает руки. Тот, чье письмо погубило Кэла.
Босх подумал о Каппсе и о том, много ли он знал о Муре, чтобы состряпать такое письмо. Подставил же он Дэнса; разве не мог Каппс попытаться подставить сначала Мура? Впрочем, этот вариант казался Гарри маловероятным. Скорее уж письмо написал Дэнс, жаждавший вскарабкаться на ступеньку выше, чему мешал Мур.
Потом Босх вспомнил про жестянку с кофе, которую видел на кухне. Не предложить ли его Сильвии? Ему очень не хотелось расставаться с ней. Даже закурить он не решался, опасаясь, что она попросит его не делать этого.
– Не хотите ли кофе? – решился он наконец. – Я сварил бы нам по чашечке – на кухне я видел банку.
Сильвия посмотрела в сторону кухонного блока так, словно решение зависело от того, где находится кухня и чисто ли она прибрана. Все же от кофе она отказалась, сказав, что не собиралась задерживаться здесь.
– Завтра я уезжаю в Мексику, – сказал Босх.
– В Мехикали?
– Да.
– Это… другие расследования?
– Да.
И Гарри рассказал ей о том, что тревожило его. О «черном льде», о Джимми Каппсе, о шестьдесят седьмом «Хуане» и ниточках, связывающих оба убийства с ее мужем и Мехикали. Именно там Босх надеялся распутать весь клубок.
– Как видите, такие, как Ирвинг, хотели бы, чтобы все разрешилось само собой. Им наплевать, кто убил Кэла, потому что он перешел на другую сторону. Они списали его, как списывают в банках невозвращенные кредиты. Они не желают доводить это расследование до конца, боясь потерять лицо. Понимаете, о чем я?
– Конечно, ведь я была женой копа.
– Верно. Значит, вы догадываетесь, почему им все равно, а мне нет. Ваш муж собирал для меня материалы, касающиеся «черного льда». Возможно, он пытался хоть таким способом сделать что-то хорошее. Наверное, Кэл надеялся совершить то, что не удается никому – пересечь границу в обратном направлении. Это его и убило. А коли так, я не дам спустить дело на тормозах.
Они долго молчали. Лицо Сильвии выражало боль, но глаза оставались пронзительными и сухими. Она машинально поправила на коленях форму, и пластиковый чехол негромко зашуршал. Босх вдруг услышал вдали стрекот полицейского вертолета.
– Черный лед, – прошептала Сильвия.
– Что? – не понял Босх.
– Смешно, – сказала Сильвия и снова замолчала. Гарри показалось, что она осматривает комнату так, словно только осознала, где поселился ее муж после того, как они расстались. – Черный лед, – повторила она. – Я росла на побережье, в основном в Сан-Франциско, и нас все время предупреждали, чтобы мы остерегались черного льда. – Сильвия посмотрела на Босха и, видимо, заметила, что он в замешательстве. – Черным льдом во Фриско называют наледь, появляющуюся на дорогах зимой, когда становится холодно. Дождевая вода замерзает на асфальте, и шоссе превращается в каток. На черном покрытии лед совершенно не виден. Помню, как отец, когда учил меня водить машину, повторял: «Берегись черного льда, девочка. Он очень коварен: ты не видишь опасности, пока не попадешь в беду. А тогда уже поздно. Ты уже не контролируешь ситуацию». – Она улыбнулась воспоминанию. – Но это был другой черный лед. Я знала только такой лед – во всяком случае, пока росла. Точно так же и кока-колу мы называли содовой водой. Со временем значение слов меняется.
Гарри взглянул на нее. Ему захотелось обнять Сильвию, ощутить щекой мягкое тепло ее щеки.
– А твой отец не учил тебя опасаться черного льда? – спросила Сильвия, незаметно перейдя на ты.
– Я не знал отца. А водить машину выучился сам. – Она молча кивнула, но не отвела взгляда. – Мне понадобилось целых три машины, чтобы научиться, – продолжил Босх. – Когда я овладел этой наукой, мне уже никто не хотел давать свой автомобиль. И никто не предупреждал насчет черного льда.
– Я предупредила.
– Спасибо.
– Ты тоже держишься за свое прошлое, Гарри? – спросила Сильвия. Босх не ответил. – Наверное, все мы в какой-то мере подвержены этому. Заглядывая в прошлое, мы узнаем в нем свое будущее. По-моему, ты из тех, кто все еще пытается понять, что было с ним раньше.
Босх чувствовал, что глаза Сильвии заглядывают ему прямо в душу. В них были мудрость и великое знание. Гарри вдруг осознал: вопреки всем обстоятельствам и его желаниям в ночь их знакомства она вовсе не нуждалась в том, чтобы ее утешали и излечивали от боли. На самом деле это Сильвия была целителем. Как мог Кэл бежать от нее?
Босх резко сменил тему:
– Я видел в спальне рамку для фото. Резное дерево, по-моему – вишня. Но она пуста. Ты помнишь ее?
Босх чуть поколебался, прежде чем сказать Сильвии «ты», но она восприняла это как должное.
– Мне нужно взглянуть на нее.
Сильвия встала, оставив костюм мужа на кресле, и вышла в спальню. Посмотрев на рамку, она сказала, что не узнает ее.
Они стояли возле кровати и молчали, глядя друг на друга. Гарри поднял было руку, но вдруг замялся, смущенный своим порывом. Сильвия сделала шаг вперед, давая понять, что она хочет его прикосновения. Гарри погладил ее по щеке точно таким же движением, каким она коснулась своего лица, когда, полагая, что в квартире никого нет, рассматривала старую фотографию. Потом его пальцы скользнули по шее Сильвии и остановились на бугорках позвонков.
Теперь они смотрели друг другу прямо в глаза. Внезапно Сильвия подалась вперед и прильнула губами к его губам. Ее руки легли на плечи Босха, и они поцеловались. Сильвия прижималась к нему так крепко, что Гарри почувствовал, как остро ее желание. Глаза Сильвии закрылись, и он вдруг подумал, что видит перед собой собственное отражение в зеркале: одиночество и желание.
Они занимались любовью на незастеленной кровати Калексико Мура, но ни Гарри, ни Сильвия не вспоминали о том, где находятся, и не думали, чем все это обернется для них завтра, на следующей неделе, через год. Босх нарочно не открывал глаза, чтобы сосредоточиться на других чувственных ощущениях – запахе, вкусе, прикосновении.
Потом он отдыхал, а его голова покоилась между покрытыми веснушками грудями Сильвии; она же перебирала руками его волосы, накручивала на пальцы кудри, и Босх слышал, как стучат в унисон их одинокие сердца.
Когда Босх выехал на Вудро-Вильсон-драйв и поднимался по извилистой дороге к своему дому, было уже начало второго ночи. Он видел лучи прожекторов, выписывающие на низких облаках над Юниверсал-сити восьмерки и кренделя, объезжал машины, припаркованные в два ряда возле сиявших праздничными огнями ночных увеселительных заведений, а один раз ему попалось на обочине выброшенное рождественское деревце, с веток которого ночной ветер срывал последние ленточки серебристого «дождя». На переднем сиденье рядом с Босхом лежали банка «Будвайзера» из холодильника Мура и пистолет Портера.
