Балмашов усмехнулся:
— Отвечу вам словами Бунина: «Я всю жизнь отстранялся от любви к цветам. Чувствовал, если поддамся — буду мучеником. Просто взгляну на них и уже страдаю. Что мне делать с их красотой?»
— Страдаете, мучеником боитесь стать. Чего ж мучиться-то? Значит, цветы для вас просто материал, товар?
— Нет, не совсем, — Балмашов снова усмехнулся.
— Помните, вы мне еще свои стихи читали там, в Воронцове. Я так понял, что цветы для вас — как люди, совсем как люди.
Следователь прокуратуры отодвинул от себя клавиатуру компьютера. Ждал, не вмешивался.
— Так и есть. Я же флорист. Это мое призвание.
— Вы поменяли замки в доме?
— Нет. Знаете, я вспомнил, у меня же проведена охранная сигнализация. Я могу сдавать себя и свой дом на ночь под охрану.
— Уже сдавали?
Балмашов пожал плечами.
— Вы нашли убийцу Марата? — спросил он.
— Ищем. А кто вам сообщил о его убийстве?
— Сергей. Вы же его допрашивали.
— Я был у него в гостях, так же как и у вас. А вы всегда просите его сопровождать вас в такие учреждения, как наше?
— Я в таких учреждениях всего второй раз в жизни.
— Мы ищем не только убийцу, но и того, кто на вас напал. На вас ведь напали?
— Да, на меня напали. И вы меня об этом сколько раз уже спрашивали. Я не понимаю, вы не верите мне, что ли?
Колосов помолчал. Потом продолжил нейтрально:
— Мы ведем розыск, Андрей Владимирович. В прошлый раз вы говорили, что в ночь нападения гуляли у озера.
— Я не гулял. Я объяснял вам — я решил пройтись перед сном. Мне нужно было увидеть некоторые прибрежные участки.
— Ну да, в лунных лучах, при свете фонарика. Я помню, помню. Вы частенько жертвуете сном ради прогулки?
— Я вас не понимаю.
— В тот вечер, когда мы виделись с вами в Воронцове, точнее, в ту ночь, вы ведь тоже совершили прогулку, точнее, поездку.
— Поездку?
— Ну, как же, на машине-то, соседи еще «Мерседес» ваш видели на дороге поздно ночью.
— Это не была прогулка.
— Дело, значит, погнало из дома неотложное?
— Мне пришла в голову идея. Внезапно, неожиданно. Это был порыв вдохновения.
— И куда же вы поехали, если не секрет?
— А почему это вас интересует?
— Как раз в эту ночь был убит ваш знакомый адвокат.
— А, понятно… Я так и думал. Сережу вы тоже спрашивали, где он был, что делал.
— Он вам рассказал о нашем с ним разговоре?
— Сразу же. Мы ведь друзья.
— Куда вы ездили ночью?
— В Старогрязново.
— К Гурнову в оранжерею?
— Нет, не в оранжерею. Я осматривал участок.
— Ночью?
— Там идеальная подсветка. Я не мог ждать до утра. Идея требовала выхода. Вы видели, какой там сейчас пустырь?
— Ничего себе пустырь. Имение загородное.
— Безвкусица сплошная. Гурнов ничего не смыслит в красоте, но хочет ею обладать. Хочет жадно.
— А-а, я вспомнил: олигарх Гурнов живет на белом свете лишь для того, чтобы давать вам средства и возможность выражать себя творчески…
— Он хочет, чтобы я занялся ландшафтным дизайном, устроил ему парк. И я согласился. Я покончу с тем безобразием, которое там сейчас, сделаю свой собственный парк, по своему проекту. Такой, как я его вижу, представляю. Я начну с нуля. Дворянские усадьбы, английские парки, сады русских бар — ничего этого давно уже нет. Я создам нечто совершенно новое. Если потребуется, в корне изменю ландшафт, заставлю насыпать холмы, проведу канал, вырою пруды. Гурнов даст денег на все, он обязан… он должен… Он живет только потому, что я этого хочу, лишь для того, чтобы я, я мог создать то, что будет восхищать и через сто, и через двести лет. Наперекор всему — нашему климату, нашему менталитету, назло нашей национальной тяге к разрушению, к хаосу.
— Ночью вы поехали в Старогрязново, чтобы насыпать холмы и проводить каналы?
— Не иронизируйте. Ночью порой лучше видишь главное. Детали — да, днем, а главное… У меня внезапно возникла идея. Меня осенило. Я должен был посмотреть, сравнить. И я поехал. Строгрязново… название-то какое, вы подумайте. Оно сотни лет было «грязным». А я устрою там райский сад, Эдем.
— Охрана может подтвердить, что вы были там?
— Я не въезжал в ворота. Не хотел никого беспокоить. Это же чужое владение. Я остановился на берегу реки. Там забор не мешает видеть все как на ладони.
«Свидетелей нет, я так и думал, — Колосов мысленно подчеркнул этот важный факт. — А значит… снова все ложь. Но доказательств тому, что он рванул не в Старогрязново, а в Москву, на Краснопресненскую набережную, подстерегать Голикова, тоже нет».
— Вы закончили, Никита Михайлович? — спросил следователь. — Тогда снова вернемся к протоколу.
Колосов поймал на себе взгляд Балмашова. Было такое ощущение, словно… Словно по стеклу провели наждаком. Потом Балмашов усмехнулся. Достал из кармана платок и аккуратно промокнул уголки губ, где скопилась слюна.
Балмашова продержали в прокуратуре намеренно долго. А когда отпустили, Колосов сразу же «пристегнул» к нему негласное наблюдение. Отныне оно должно было сопровождать хозяина «Царства Флоры» везде и повсюду. За «Мерседесом» Балмашова (а они с Тихомировым прибыли в прокуратуру на одной машине) последовала машина оперативно-поисковой группы. Старший группы постоянно был у Колосова на связи. Меры вроде были приняты адекватные, однако напряжение росло. Это напряжение — как электрический разряд — Колосов ощутил еще там, в кабинете следователя.
Образцы крови, изъятые в угнанной милицейской «Волге», были отправлены на исследование ДНК. И это лишь подлило масла в огонь. Колосов мысленно вновь и вновь возвращался к словам Кати — сейчас, после разговора с Балмашовым, вроде бы беспредметного, почти бесполезного в оперативном плане, он, пожалуй, по-настоящему поверил в ее версию.
Балмашов, согласно докладу старшего группы наблюдения, прямо из прокуратуры направился на Ленинский проспект. Точнее, как выяснилось позже, повез Тихомирова к жене, которая (это опять же выяснилось позже) с момента ссоры и отъезда с дачи проживала в квартире своей сестры недалеко от площади Гагарина.
Тихомиров с букетом поднялся в квартиру один. Балмашов терпеливо ждал его в машине во дворе добротного сталинского дома.
На детской площадке галдели дети. На козырьке подъезда ворковали голуби. Время шло. Балмашов сидел, облокотившись на руль. Курил сигарету, стряхивая пепел в окно.
— Ждет, не уезжает, — доложил Колосову по рации старший группы. — Уже почти час сидит.
Колосов собрал оперативников.
— Если принять в качестве основной версию «Царства Флоры», то кандидатов в его следующие жертвы несколько. Тихомиров — один из таковых, — объявил он. — Поэтому при любом малейшем обострении ситуации наша реакция должна быть незамедлительной. Прямых доказательств вины фигуранта в убийствах нет, поэтому главным доказательством должно стать само задержание с поличным при попытке совершения им нападения на очередную жертву.
Оперативники хмуро молчали. Они слишком хорошо знали, какой ценой, какими нервами, какой кровью дается это самое «задержание с поличным».
Сергей Тихомиров вышел из подъезда — один. Красный и гневный, словно после хорошей семейной головомойки. Сел в «Мерседес», с досадой хлопнув дверью. В машине наблюдения, естественно, не услышали разговора между друзьями.
— Ну, как? Удачно? Мир? — спросил Балмашов, туша сигарету в пепельнице.
Тихомиров только скрипнул зубами.
— Дура… какая же дура… Я же еще и виноват, а?
— Все сердится?
— Сердится! Ну, ты скажешь. Да опять послала меня! И гиацинты твои расчудесные не помогли. Нет, ну ты скажи — за что? Я ли о ней не забочусь? Сколько бабла трачу на нее. Ведь не делает же ни хрена. Домработницу ей найми, няньку пригласи. Сама только ванны принимает целыми днями во всех салонах, в парикмахерской часами торчит да пьет как лошадь. От джина глаза уже опухли. Ну, дура, ну, кретинка… Таких дур ревнивых еще поискать…
— Ладно, брось, Сережа.
— Что брось? Как это брось? Чего теперь делать-то, а? С дачи с бандой моей съезжать? Или с этой дурой набитой на… разводиться?
— Возьми детей и махни куда-нибудь с ними на море на неделю.
— Как это я уеду? А наши дела и…
— Я вот тут подумал, — Балмашов посмотрел на него. — Наверное, я отправлю Флоранс к отцу. И сам улечу с ней.
— Улетишь в Париж? — спросил Тихомиров.
— Да, недельки на две. Флоранс скучает здесь, нервничает, никак не может привыкнуть. Я все время занят, она одна в доме. А после того, что было… Ну, ты сам понимаешь.
— Она же только что приехала.
— Да, но тогда обстоятельства были другие. Заказ Гурнова на панно я завершу и возьму билеты на самолет.
Тихомиров вздохнул:
