— Ничего не фрейдизм, почему сразу фрейдизм? И если даже фрейдизм, там тоже масса полезных идей, догадок, — Катя склонилась над альбомом. — От материальных улик не отмахнешься. Цветок крокус, лиана смилакс и цветок анемон-адонис, которые он намеренно оставляет на трупах, более того — в рану засовывает. Разве это не подтверждает мою версию?
— Хорошо, почему в обоих случаях цветы искусственные?
— Да потому что объясняли же — живые отцвели давно, их уже нет. Возможно, это и еще одна мотивация для него. Цветы отцвели, умерли, значит, пора умирать и их реальным двойникам.
— Все равно связать напрямую с Балмашовым все эти цветы с места происшествия и наши с тобой фантазии мы не можем. Не доказано ведь, что цветы, которые мы находили на трупах, приобретены им или его фирмой. Пистолеты, из которых были застрелены потерпевшие, не найдены. Этот самый нож с коротким кривым лезвием тоже. Из головы оно у меня не идет — это лезвие чертово. Такое ощущение, словно я что-то подобное видел, причем совсем недавно.
— Вспоминай, Никита.
— Да не вспоминается никак.
— Прямых доказательств его вины в убийствах у нас пока нет, — Катя вздохнула, — но есть другое — знание, понимание того, как и почему совершаются убийства. В чем их движущая пружина.
— Ты думаешь, мы нащупали эту самую пружину?
— Нащупали. И это картина Пуссена, точнее, те гобелены, на которых так ярко выткана кровь. Хорошо бы как-то проверить, где, на какой французской фабрике сделаны эти вещи, и если выяснится, что изменения в цветовую палитру были внесены по желанию заказчика Балмашова, то… То это пусть не прямая улика, а еще одно лишнее косвенное подтверждение. Он и Пуссена подгонял под свои параноидальные грезы.
— Запрос надо посылать через Интерпол. Пошлем, сделаем, но…
— Никита, это редкий случай, когда мы понимаем, как и почему серийник выбирает свои жертвы, по каким признакам. Это реальный шанс предотвратить следующие убийства. А в том, что они последуют, я не сомневаюсь. Ты не хуже меня знаешь: такие типы остановиться сами не могут. Хотя…
— Что?
— Балмашов, мне кажется, пытался это сделать. Точнее, он пытался, чтобы мы его остановили. Помнишь, как он приехал в управление?
Колосов посмотрел на Катю.
— Он рассказал историю о том, что сам стал жертвой нападения. А ты ему не поверил.
— Я и сейчас в ту его историю не верю.
— А я ему поверила: он так истово, так драматично это рассказывал, что мне даже не по себе тогда стало. А сейчас я думаю… Никита, если это действительно была ложь, она ему потребовалась для привлечения к себе внимания. Он хотел, понимаешь, он желал, чтобы им заинтересовалась милиция. Это ведь произошло почти сразу после убийства Козырного и Арнольда — Крокуса и Смилакса. Возможно, он сам испугался того, что натворил. Испугался последствий. И ринулся к нам, чтобы мы его остановили. Но этого не случилось. И тогда он убил снова.
Колосов перевернул несколько страниц альбома.
— Смотри, тут еще одна Флора, — сказал он. — «Триумф Флоры» называется.
— У Пуссена две подобные картины. «Триумф Флоры» выставлен в Лувре. Там все персонажи еще живы, видишь, все окружили триумфальную колесницу богини, приветствуют ее, радуются. «Царство Флоры» — совсем другая картина. И на ней уже присутствует он.
— Кто?
— Он, бог, хозяин их судьбы. — Катя показала на солнечного возницу.
— Балмашов говорил там, в Воронцове, про эти картины. Мол, на той, что у него на стене, они все уже обречены и умрут, или что-то вроде того. Странно, что его жену зовут Флоранс…
— Ее можно будет допросить? Или она совсем ненормальная? — спросила Катя.
— Думаю, с ее допросом мы пока погодим.
В кабинет зашли сотрудники, вернувшиеся из Троицкой Горы.
— Никита Михайлович, отработка поселка закончена. Обошли двадцать три дома, из соседей и дачников никто в ночь убийства адвоката Голикова ничего подозрительного не видел, не замечал. На шоссе возле поселка палатки круглосуточные, потом автомастерская и шиномонтаж тоже круглосуточный. Мы опросили продавцов, работяг. Так вот, есть там, в мастерской, некий Луценко Василий, машина у него «Фольксваген». Сам он проживает в Дутове, это сразу за Троицкой Горой по той же дороге, на той стороне озера. Он вспомнил, что видел «Мерседес», похожий на «Мерседес» Балмашова.
— Когда, при каких обстоятельствах, ребята, не тяните резину, бога ради. — Колосов вспыхнул, не в состоянии скрыть волнения.
— В ту ночь Луценко возвращался домой и на дороге едва не совершил ДТП со встречной машиной, коей и оказался «Мерседес». Под газами он был, этот Луценко, признаваться нам поначалу не хотел. Потом все же рассказал, что едва они на дачной дороге не задели друг дружку. «Мерседес» на большой скорости выезжал из поселка.
— Время, во сколько это было?
— Точного времени Луценко не помнит, говорит, было это где-то около полуночи или чуть позже.
Колосов ударил кулаком по «Царству Флоры». Катя поняла — если до этого он не слишком-то верил в ее версию, то сейчас чаша весов склонилась в ее пользу.
— Может быть, теперь вы со следователем все же допросите его жену? — настойчиво повторила она.
— Зачем же жену, француженку, — Колосов встал. — Нет, теперь уж мы начнем с него самого. Точнее, продолжим.
— А если спугнем? Если он поймет, что он у нас на подозрении?
— Если не шизоид конченый, естественно, поймет. Ну и пусть. Я нового убийства, Катя, не допущу. И тут все методы хороши в отсутствие прямых доказательств.
Балмашова вызвали в прокуратуру области. И он приехал — шикарный, разодетый — точно к назначенному часу, к десяти утра, вместе с Сергеем Тихомировым. Тихомиров выглядел гораздо более встревоженным, чем его друг. В руках он держал небольшой, однако необыкновенно изящный букет из каких-то не виданных Колосовым цветов. Балмашова сразу же пригласили в кабинет следователя, а Тихомирова Колосов попросил подождать в коридоре.
— Мы вообще-то приглашали вашего компаньона одного, — сказал он.
— Андрей позвонил, попросил меня поехать с ним. Это по убийствам и по нападению на него? Что, есть новости?
— Новости? Есть, как не быть. Красивые цветы. Это кому ж такие, Сергей Геннадьевич? Следователю презент? Не возьмет.
— Это? Извините, в машине невозможно оставить — сразу завянут от духоты. Нельзя ли их, пока мы с Андреем тут, поставить в воду, в какую-нибудь банку? — Тихомиров засуетился. — Это амариллисы и гиацинты. Андрей сделал для меня, точнее, для моей жены. Вот потом повезу, вручу. Надо же, в конце концов, мириться, мосты наводить.
— Гиацинты, говорите? — Колосов смотрел на Тихомирова, на букет. — Сейчас вазу у секретаря попрошу. Значит, гиацинты?
— Ну да, самые последние в этом сезоне. Редкость.
— Вы с детьми по-прежнему один на даче живете? Без жены?
— Один пока. Замучился совсем. Нянька, паразитка, права качает.
— Сергей Геннадьевич, я хотел вам сказать… Будьте, пожалуйста, осторожны.
— То есть? В каком это смысле?
— В прямом, — тихо сказал Колосов. — Вот мой телефон, если что — звоните в любое время.
— А в чем, собственно, дело?
— Три убийства, три трупа — вот в чем дело. Вы что, все еще не осознали, насколько все это серьезно?
В кабинете следователь прокуратуры монотонно и неторопливо задавал Балмашову официальные протокольные вопросы, предупредив об ответственности за дачу ложных показаний. Когда Колосов вошел, он как раз расспрашивал Балмашова о его клиентах — Суслове-Козырном, Бойко — и о его знакомстве с адвокатом Голиковым.
— Марат очень помог нам, отстоял наши интересы в суде. Я об этом уже говорил. — Балмашов обернулся, глянул на вошедшего Колосова. — А те двое — они просто покупали и заказывали у нас цветы.
Колосов встретил его взгляд. Итак… Что скажешь? Вновь повторишь все прежнее, как заигранную пластинку? Он мысленно прикинул — мог ли Балмашов поднять труп Голикова, засунуть его в багажник, затем там, на берегу канала, тащить его к дереву? Еще как мог, силой, ростом его бог не обидел. Следов волочения на траве не было обнаружено, выходит, он нес тело на себе. А если так, где-то должна быть одежда вся в крови. Не вымазаться он просто не мог — в крови, из которой растут цветы — анемоны… Растут все эти амариллисы, гиацинты, крокусы, смилаксы, нарциссы, подсолнухи…
Он почувствовал, что ему душно, тесно в одном помещении с этим человеком. Он сидел перед ними, сейчас он был в пределах досягаемости. Но прямых доказательств у них не было. А «Царство Флоры» — что это такое, разве годится оно в качестве доказательства в суде?
— Вы великий спец по цветам, Андрей Владимирович, — сказал Колосов. — Какой букет соорудили для товарища. Я прямо залюбовался. А вы, наверное, очень любите цветы. Не растения, а сами цветы, так ведь?
