Полицейский что-то сказал в микрофон своей радиостанции и подошел к Ходунову. Он что-то сказал ему по-французски, но Ходунов ничего не понял. С кряхтением он встал, покрутил головой, нашел глазами стоявшего в моментально сгустившейся толпе на тротуаре Друзина и виновато улыбнулся. Друзин, насупившись, в упор несколько секунд смотрел на Ходунова. Потом вздохнул и переключил свое внимание на полицейского.
А полицейский спокойно, уверенно, даже с каким-то артистизмом, делал свое дело. Прежде всего он молча взял Ходунова за локоть и поставил его на тротуар. Потом он свистнул в свисток и, сделав кругообразное движение рукой, возобновил движение. Три вмазавшиеся друг в друга машины стояли у тротуара и движению не слишком мешали. После этого полицейский строго взглянул на стоявших вокруг Ходунова людей и сделал приглашающий жест в сторону перехода. Зеваки везде зеваки. И даже воспитанные европейцы не могут отказать себе в удовольствии посмотреть на то, как машина давит человека. Но жеста полицейского оказалось вполне достаточно. Прохожие послушно переместились к переходу, ожидая, когда загорится зеленый. Рядом с Ходуновым остался только по-прежнему хмурый Друзин.
— Ну, как? — спросил он. — Как это вас угораздило?
— Нога подвернулась. Сам не пойму, как.
— Вы в порядке? Идти-то можете?
— Да, — с готовностью сказал Ходунов, — только отпустят ли меня.
— Скажите ему, что мы готовы заплатить штраф.
Ходунов кивнул и тронул полицейского за рукав.
— Извините, — сказал он по-английски. — Мы готовы заплатить штраф.
Полицейский покачал головой.
— Ждите, — ответил он по-английски. — Скоро будет полиция.
Ходунов просительно улыбнулся:
— Может быть, сейчас? — Он пытался вспомнить слово «штраф» по-французски, но так и не вспомнил. Поэтому повторил по-английски: — Штраф?
Полицейский вдруг повернулся к Ходунову и что-то спросил по-французски. Ходунов не понял и пожал плечами. Полицейский напрягся и перешел на английский. Ему это, видно, было нелегко.
— Откуда вы?
— Мы из России, — так же улыбаясь, сказал Ходунов. Полицейского это почему-то не обрадовало. Он сдвинул брови, строго посмотрел на Ходунова и повторил:
— Ждать!
Ходунов растерянно посмотрел на Друзина. А тот, как ни странно, успокоился, и на лице его даже появилась ироническая ухмылка. Полицейский подошел к ждавшему его первому водителю и о чем-то заговорил с ним. Потом он подошел к следующей машине, и водитель вышел из кабины. Все было очень тихо и вежливо. Никто не кричат и не ругался. Все терпеливо ждали.
Ходунов отряхнул брюки и рубашку и тут только почувствовал боль. Оказывается, на локте была основательная ссадина, из которой сочилась кровь.
— Это всё ваши излишества, — злорадно сказал Друзин. — Представляете, сколько с вас сдерут?
— А сколько, вы думаете?
— Да пару тысяч уж точно. Это уж как пить дать.
Ходунов огорченно вздохнул и вопросительно по смотрел на Друзина.
— Ну, пару тысяч я уже, надеюсь, заработал. Или как?
— Пока или как. — Друзин хмыкнул и с издевкой посмотрел на помятого Ходунова, прижимавшего к локтю платок. — Как все найдем, так и получите.
— Я думал, тот пакет…
— А не надо думать. Вы лучше вспоминайте всё. И не дергайтесь. А то придется мне для вас поводок купить.
— Тогда уж, может, и намордник? — попытался пошутить Ходунов.
— Идея хорошая, — усмехнулся Друзин. — Подумаю о реализации.
* * *
Позади стоявшей боком последней машины остановились две полицейские машины — светлый «БМВ» с мигалкой и темно-синий фургон с белыми полосами по бокам.
Из боковой двери фургона вышел худой и высокий длинноволосый тип в каком-то сером балахоне. На шее у него висело несколько фотоаппаратов и еще какой-то ящик. А с переднего сиденья бодро высадился молодой, красивый, весь тщательно отглаженный полицейский, очень довольный собой и победоносно оглядывающий все вокруг.
За рулем «БМВ» был довольно пожилой грузный мужчина в штатском. Он был совершенно седым, только брови были черными. Он подошел к полицейскому, который что-то сказал ему, и кивком головы указал на Ходунова. Седовласый кивнул и сделал рукой приглашающий знак фотографу, который, казалось, успел задремать, привалившись к фургону. Тут он моментально оживился и очень быстро сделал десяток снимков с разных точек. Полы балахона развевались от резких движений. Фотограф то поднимался на цыпочки, поднимая камеру на вытянутых руках вверх, то припадал к асфальту. Молниеносно сделав свою работу, он вернулся к фургону и, привалившись к стенке, снова впал в спячку.
Старший подошел к Ходунову и что-то спросил по-французски.
— Я не понимаю, — по-английски сказал Ходунов.
— У вас есть паспорт? — теперь уже по-английски спросил седой.
— Да, вот, пожалуйста. — Ходунов достал из кармана рубашки паспорт.
Не открывая паспорта, старший показал рукой на фургон:
— Пожалуйста.
Ходунов нерешительно поглядел на Друзина:
— Надо идти, так не отпустят.
— Хорошо, — спокойно кивнул Друзин. — Я еду с вами.
Ходунов обернулся к старшему и, показав на Друзина, сказал:
— Это мой друг. Мы вместе.
Пожилой полицейский посмотрел на Друзина, потом безразлично пожал плечами и, снова показав на фургон, сказал то же самое:
— Пожалуйста.
Потом он повернулся и спокойно пошел к своей машине. Он, видимо, и мысли не допускал, что его могут ослушаться или неправильно понять.
Ходунов и Друзин остановились у боковой двери фургона, в которую загружался фотограф. Но теперь наступило время действовать молодому полицейскому. Он важно поднял руку, покачал головой, а потом жестом показал на заднюю дверь фургона. Потом он быстро прошел к этой двери и широко распахнул ее. Ходунов вздохнул и полез внутрь. Внутри фургона была отгорожена задняя часть с тремя креслами. Так что фотограф, который уже уселся на свое место, оказался за стеклянной перегородкой. Друзин на секунду замешкался, но потом, нахмурив брови, тоже вошел в фургон. Полицейский закрыл дверь, и фургон тронулся. Ехали совсем недолго, минуты три-четыре, не больше.
Выйдя из фургона, Ходунов огляделся. Они были рядом с небольшим двухэтажным зданием с какой-то невзрачной вывеской и флагом. Полицейский показшг рукой на входную дверь и пошел за Ходуновым и Дру-зиным.
Войдя, они оказались в довольно большом, светлом зале, разделенном массивной деревянной стойкой с окошками на две половины. У входа слева стоял ряд больших кресел, и дальше в глубь здания уходил коридор. Справа все пространство занимала разделенная на секции клетка из толстых металлических прутьев. А всё пространство за стойкой было разделено лёгкими невысокими прозрачными перегородками. Несколько полицейских в форме сидели там за компьютерами.
Молодой полицейский открыл дверцу в стойке и кивнул. Когда Ходунов и Друзин прошли в отгороженное пространство, он показал на стол, за которым сидел полицейский в форме, лет сорока, со строгим лицом, вероятно, кто-то из начальства.
В этот момент открылась небольшая дверь рядом со столом, за которым сидел суровый полицейский, и в нее вошел тот самый седой в штатском, который забрал у Ходунова паспорт.
Молодой полицейский что-то доложил начальнику и тут же ушел. Начальник внимательно посмотрел поверх очков в металлической оправе на Ходунова, потом на Друзина, сказал: «Бон жур» — и показал на стулья напротив стола. Седовласый сел на стул, стоявший рядом со столом, положил на стол паспорт Ходунова, и несколько минут они спокойно, не торопясь, разговаривали. Потом начальник открыл паспорт и стал внимательно его изучать.
— Они, похоже, по-английски не понимают, — наклонившись к Друзину, тихо сказал Ходунов. — Я попробую с ними по-французски.
Громко кашлянув, чтобы привлечь внимание строгого полицейского, Ходунов начал по-простому:
— Пардон, мсье.
Полицейский поднял голову и строго и вопросительно посмотрел на Ходунова. Ходунов набрал в грудь побольше воздуха и довольно быстро сказал несколько фраз по-французски. Сказав, он напряженно уставился на полицейского, пытаясь убедиться, понял ли он. Тот так же напряженно уставился на Ходунова, видимо, тоже стараясь понять.
Подождав несколько секунд, так и не поняв, дошёл ли до полицейского смысл сказанного, Ходунов снова, как с разгона, опять вполне слитно сказал те же фразы на французском. Полицейский если и понял, то никак не реагировал. Сдвинув брови и став уже совершенно неприступным, он сухо сказал только одно слово: «Бьен». Потом посмотрел на седого и, ничего не говоря, поднялся с кресла, снял с крючка свою фуражку, тщательно водрузил ее на себя и вышел.
— Я ему пытаюсь объяснить, что мы готовы заплатить и что у нас мало времени, — шепнул Ходунов Друзину. — Не пойму, дошло до него или нет.
