– Да ничего они не делали. Сидели за столом на кухне, курили. По-моему, они так рассердились друг на друга, что даже разговаривать не хотели.
Его взгляд, лишенный всякого выражения, вновь остановился на мне. И тут меня осенило. Надо было бы, конечно, немного помедлить и обдумать все как следует, чтобы понять, не слишком ли это идиотская идея, но времени на раздумья не было, и я рискнул.
В молчании я пошарил взглядом по сторонам, будто о чем-то раздумывая, а затем ринулся в атаку.
– Когда я входил к ним в дом, там поблизости ошивался какой-то неприятный тип.
Игрок сразу весь как будто подтянулся.
– Что за тип?
Я пожал плечами, как будто речь шла о каком-то пустяке.
– Не знаю, просто тип. Он остановил меня и хотел поговорить. У него была машина, «форд», темный пикап. И еще он был как-то странно подстрижен – спереди совсем коротко, а на затылке длинные волосы. И зубы у него тоже были какие-то странные. А когда я выходил, было уже темно, но мне показалось, что я снова увидел того самого парня. Но я не уверен. Не то чтобы я видел, как возле дома кто-то прячется, но у меня было такое странное чувство… я не знаю. Ну, понимаете…
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть самодовольство и изобразить озадаченность. Игрок и этот парень, Доу, явно работали в одной связке, и у них явно были общие дела с Ублюдком и Карен, а я устроил так, что Игрок будет подозревать Доу. Я между ними такие африканские страсти разожгу, что им точно не до меня станет и не до этого несуществующего чека.
– Ну ладно, – сказал Игрок, – вали отсюда.
Я встал и направился к двери.
– Я обещаю, что этого больше не повторится! – отчеканил я тоном отличника-зубрилы.
Но Игрок даже не посмотрел в мою сторону:
– Я счастлив.
Ему снились мертвые тела: он перетаскивал их с места на место. Он всегда считал, что перед сном нельзя делать ничего неприятного: от неприятных образов потом трудно отделаться. Доу снилось, как он вскидывает себе на плечо тело Карен – тонкое и легкое, как манекен из универмага, – и оно вдруг, как кусок ткани, обвисает у него на плече, ниспадая красивыми складками. Следом за ним, таща на себе труп Ублюдка, шел почему-то не Игрок, а этот жирный придурок Митч Осслер, и в этом сне Доу все ждал, когда же Митч наконец уронит Ублюдка – а он непременно уронил бы труп, который обязательно вывалился бы из своего импровизированного савана, которым ему служила обыкновенная простыня, и откатился бы в сторону, несмотря даже на то, что земля у них под ногами была идеально ровной.
Но так уж был устроен Митч Осслер. Он многих научил готовить мет, и он отлично знал свое ремесло – тут уж ничего не попишешь. Митч отлично готовил отраву. Именно он придумал, как переработать мочу наркомана обратно в наркотик. Одна беда: он никогда не интересовался такими мелочами, как меры предосторожности и техника безопасности. И когда произошел этот несчастный случай, никто, в общем-то, не удивился – то есть не удивился по-настоящему. Рано или поздно нечто в этом роде непременно должно было произойти, а подобные вещи происходили именно с такими парнями, как Митч. Эта задница как раз занималась организацией новой лаборатории: он не уследил за температурой, состав перегрелся, пар накопился и мощной струей ударил ему прямо в лицо.
Запаха больше никто не почувствовал, но Митч, чье лицо покраснело и опухло от ожога, утверждал, что это был иприт – горчичный газ, бесцветный и почти не имеющий запаха. Еще он сказал, что часов через двенадцать его внутренности сгниют в мелкое крошево и нужно срочно везти его в больницу.
Беда была в том, что Доу просто не мог отправить Митча в больницу, где пришлось бы сочинять какую-нибудь идиотскую и совершенно неправдоподобную историю о том, как ему удалось наглотаться горчичного газа. Непохоже было, чтобы он пострадал, защищая свой окоп от немецкой атаки, – так что новую лабораторию пришлось сжечь, и Митч стал первым, кто навсегда погрузился в отстойник. Его было жаль, ведь он знал и умел столько полезных вещей.
Доу проспал, но все равно не выспался. С трудом заставив себя вылезти из постели, он принялся ковылять туда-сюда по спальне, от туалета к комоду и обратно, растопырив ноги как можно шире, чтобы было не так больно. На свои гениталии он смотреть не собирался. Он решил, что не будет больше этого делать – вот разве что через недельку: тогда он посмотрит, увидит вполне нормальную мошонку и обрадуется. Так будет гораздо лучше: он все-таки не ипохондрик какой-нибудь, чтобы каждый день дергаться по этому поводу.
Взглянув на его трейлер, на вещи и обстановку, трудно было бы догадаться, что у владельца этого хозяйства есть солидный, да еще и как на дрожжах растущий счет в банке на Каймановых островах. Но для Доу в этом был особый кайф. Разумеется, его трейлер был побольше, чем фургоны большинства жителей Медоубрук-Гроув, да и внутри было почище и покомфортнее. Он нанял девушку, которая приходила убираться два раза в неделю, так что сам Доу не должен был беспокоиться о таком дерьме, как стирка и мытье посуды, – ведь именно поэтому большинство людей живут так плохо: просто им приходится выбирать между безмятежностью лени и тиранией порядка.
Но Доу знал третий путь: просто нанять уборщицу. Ему попалась коренастая шестнадцатилетняя девка, со взглядом, полным безысходности, и вся в прыщах. Мать девушки предупредила, что та немного умственно отсталая, чему Доу охотно верил, наглядевшись на то, как неуклюже она бродит по фургону, весело бормоча себе что-то под нос, но тщательность, с которой она прибирала у него в доме, граничила с одержимостью. К тому же она не таскала у него вещи и не совала свой нос куда не надо. Главным же ее достоинством было то, что Доу даже почти не хотелось ее трахнуть – до того она была уродлива. Однажды, правда, у него возникла шальная мысль опрокинуть ее на пол и поиметь прямо в задницу – чисто из принципа, просто потому, что ему это наверняка сойдет с рук, – а потом угостить ее печеньем или конфеткой, или еще чем-нибудь – и она тут же обо всем забудет. Но в этот момент не то телефон зазвонил, не то в дверь постучали – и желание тут же пропало.
В то утро он первым делом поковылял в душ, где согнулся в три погибели, чтобы прикрыть яйца от падающих капель. Так он простоял долго, даже чересчур долго, но в конце концов сделал над собой усилие, вышел из душа и, слегка обтершись полотенцем, с трудом влез в широкие джинсы и футболку. Взяв с собой завтрак, состоявший из пачки чипсов «Доритос» и банки пепси, он сел в машину.
Итак, Ублюдок был мертв, и это сулило кучу проблем. Доу предстояло позаботиться о том, чтобы их возникло как можно меньше. Нужно было внимательно осмотреться и все обдумать, чтобы никто ничего не заметил. Можно сказать, например, что с кем-нибудь из родственников Ублюдка случилась беда. Ему пришлось уехать, чтобы проститься с умирающей матерью или трахнуть свою умирающую сестру, – ну или что-нибудь в этом роде. Или, например, у Ублюдка обнаружили рак толстой кишки, и ему пришлось отправиться на лечение. Да, вот это уже интереснее – и чертовски справедливо: не фиг было путаться с Карен. Да, он это заслужил: пусть весь мир думает, будто у него рак задницы.
Затем Доу нужно было срочно найти кого-то взамен Ублюдка – ведь если производство прекратится, могут начаться проблемы. Основные принципы приготовления Доу были известны, но опасность надышаться горчичным газом так, чтобы внутренности потом превратились в суп, его отнюдь не радовала. А пока они будут искать нового «варщика», дела должны идти своим чередом. Довольно много товара проходило через руки этих детишек, которые продают энциклопедии, – тех двух засранцев, которых Игрок держит на коротком поводке, так что тут сложностей быть не должно. Они по-прежнему будут приезжать в город раз в месяц, а затем колесить по окрестностям и сдавать товар наркодилерам. Все шло тихо и мирно: копы эту парочку просто не замечали.
Проблема была вовсе не в этом, а в излишках производства, о которых ни Игрок, ни Б.Б. ничего не знали. В последнее время производство стало расти, и Доу уже не ограничивался продажей под прикрытием книжных торговцев: у него появились и другие распространители, которые не станут молчать, если не получат своего. И забулдыги-покупатели простым возмущением не ограничатся: они устроят беспорядки, станут вламываться в дома, громить магазины и нападать на старушек прямо посреди улицы только для того, чтобы добыть себе десять баксов на дозу. И когда в итоге они попадут в полицию и окажутся на допросе нос к носу с копами, то не станут требовать адвоката, а сразу же все разболтают.
Приехав на свиноферму, Доу припарковал машину слегка в стороне. Кругом, само собой разумеется, не было ни души. На всякий случай он все же внимательно огляделся по сторонам, но не заметил ничего, кроме сосен, зыбкой глади отстойника, пары пролетающих цапель и троицы уток, которые вразвалочку шли куда-то. Это были уродливые твари с шишковатыми красными наростами на клювах. На тропинке угрюмо восседала невероятных размеров жаба величиной чуть ли не с тарелку. Эта плоская жирная тварь распласталась по земле, как будто стыдясь своих габаритов. Доу мысленно оценил расстояние до отстойника: если пнуть эту тварь хорошенько, то очень даже может быть – да, вполне может быть, – что она туда долетит. Какое забавное будет зрелище, когда она с плеском шмякнется в смрадную жижу, где и найдет свою смерть. Но Доу не стал этого делать: пусть живет, это худшее наказание для такой образины.
