Я уже почти подошел к «Дому вафель», когда у меня за спиной послышались шаги. Это были Ронни Нил и Скотт.
На обоих были довольно новые «Ливайсы» и рубашки – у Скотта выцветшая бледно-желтая из хлопковой ткани грубого плетения, слишком плотная для жаркой погоды, а у Ронни Нила – белая, но под мышками у него красовались пятна того же цвета, что рубашка Скотта. На обоих были старые узорчатые галстуки, явно отцовские, – правда, модель, которой украсил себя Ронни Нил, была пошире и покороче, так что вполне могла быть и дедовской.
– Куда путь держим? – поинтересовался Скотт.
– Завтракать, – ответил я.
– Ты что, совсем охренел? – спросил Ронни Нил.
Я продолжал идти своей дорогой.
– Ты что, не слышишь, что ли? – остановил меня Скотт. – Человек к тебе обращается.
– Ах, как грубо с моей стороны, – съязвил я. – Да, Ронни Нил, я охренел настолько, что иду завтракать.
– Эй, ты! Язык-то не распускай! – пригрозил Ронни Нил. – И знаешь, что я тебе скажу? Ты вовсе не такой умный, как воображаешь.
– Послушайте, я просто хочу спокойно поесть, – сказал я, пытаясь немного смягчить ситуацию.
– Ну и мы тоже. – С этими словами Скотт одарил меня ослепительной злобной усмешкой. – Так почему бы тебе не угостить нас завтраком?
– Сами себя угощайте, – ответил я.
– Так ты у нас – скупой жиденок? – спросил Скотт. – Так я понимаю? Бережешь свои грошики?
– Можно подумать, это я хочу позавтракать на халяву.
И тут Ронни Нил ударил меня по затылку. Это произошло так стремительно, что случайный свидетель наверняка не поверил бы своим глазам, но острая боль не позволяла мне усомниться в случившемся. У Ронни Нила на пальце было кольцо. Возможно, он повернул его внутрь – во всяком случае, явно сумел сделать так, чтобы ударить именно им. Оно с такой силой стукнулось о мой череп, что на глазах у меня выступили слезы.
Я замер в растерянности и бессильном бешенстве, ведь школа позади, и такие вещи больше не должны повторяться. Несмотря на долгий рабочий день и ужасные условия, мне нравилось продавать энциклопедии, и не только из-за денег, а еще и потому, что это была уже не школа. Здесь никто не знал, что я когда-то был толстым и надо мной все издевались. Здесь знали совсем другого Лема – здорового, стройного, хорошего продавца. Собственное бессилие перед Ронни Нилом и Скоттом настолько взбесило меня, что пришлось собрать волю в кулак, чтобы сдержаться и не врезать кому-нибудь из них как следует. Удар был бы слабым и не навредил бы никому, кроме меня самого, но мне все равно хотелось его нанести.
– А у меня в кармане складной нож, – сообщил мне Ронни Нил. – К тому же мой брат сидит в тюрьме за вооруженное ограбление, и два моих кузена, кстати, тоже. Один – за крупную кражу, а другой – за непредумышленное убийство. Хотя на самом деле убийство было преднамеренным, но адвокат оказался что надо. Так всегда бывает, когда впервые нарушаешь закон, – а ты будешь как раз первым, кого я убью. Если думаешь, что я боюсь провести пару лет в тюрьме, – вперед, нападай.
– Ну что, не передумал? Может, все-таки угостишь нас завтраком? – прошепелявил Скотт.
– Да, – повторил Ронни Нил, – ты угостис нас сафт-факом?
Когда мы вошли в «Дом вафель», там уже сидели тесными группками книготорговцы. В некоторых ситуациях – главным образом во время вечерних собраний возле бассейна – они составляли единую огромную толпу, но в большинстве случаев распадались на отдельные маленькие группки. Например, ребята из команды, которая работала в Форт-Лодердейле, общались с другими ребятами из той же команды, а ребята из Джексонвилла – с ребятами из Джексонвилла. Такому разделению не было никакой внешней причины, и оно не поощрялось начальниками команд. Наверное, между нами просто было неизбежное чувство соперничества, которое не позволяло слишком приветливо общаться друг с другом.
Когда мы вошли, кое-кто из ребят поднял на нас взгляд, кое-кто даже приветливо кивнул, но ни один не помахал рукой, не закричал: «Эй, здорово, идите к нам за стол!» Меня это, впрочем, устраивало: я не имел ни малейшего желания выставлять свое унижение напоказ.
Скотт и Ронни Нил прошли следом за мной к одному из столов, отделенных от зала фанерной перегородкой, и затолкали меня в нишу. Скотт заслонил собой выход, а Ронни Нил сел напротив меня. Он тут же схватился за меню и принялся внимательно его изучать.
– Завтрак – самая важная еда за весь день, – заявил он. – А ведь многие этого не знают.
К нам подошла официантка – пухленькая блондиночка лет тридцати – и принялась раскладывать перед нами приборы.
– Как дела, крошка? – поинтересовался Ронни Нил.
– Отлично, детка.
Этот омерзительный обмен любезностями, эти ничего не значащие нежности почему-то разозлили меня гораздо больше, чем сама ситуация, близкая к похищению.
– Третьего прибора не нужно, – сказал я официантке, – я ухожу.
– Ничего подобного, – возразил Скотт.
– Да, ухожу. Встань и выпусти меня отсюда.
– Не обращай на него внимания, – сказал Ронни Нил официантке. – Кажется, он просто забыл, что сказал ему один мой приятель – парень острый на язык.
Я покачал головой:
– Скотт, уйди-ка с дороги.
– Сядь и заткнись, – ответил он.
– Сяфь и саткнифь, – передразнил Ронни Нил.
Я втравился в серьезную и очень опасную игру, но если бы теперь пошел на попятный, то просто не смог бы себя уважать. Хватит уже отступать. По крайней мере на сегодня точно хватит.
– Вызовите, пожалуйста, полицию, – обратился я к официантке.
Мне очень не хотелось общаться с полицейскими, но, в конце концов, мы были не в Медоубрук-Гроув, так что я решил рискнуть и по крайней мере попытаться прибегнуть к помощи закона.
Официантка, сощурившись, внимательно взглянула на меня:
– Ты это серьезно, детка?
Я кивнул, и она кивнула в ответ.
– Да ладно вам, постойте! – сказал Ронни Нил. Он поднял руки в шутливом жесте, словно показывая, что сдается. – Не надо пугать меня всякими ужасами! Мы же просто шутим. – Затем, обращаясь к Скотту, он произнес: – Ну давай поднимай свою жирную задницу! Не видишь, что ли: человек выйти хочет.
Я проскользнул мимо Скотта, стараясь не встречаться взглядами с остальными книготорговцами и официанткой. Я понятия не имел, что они подумали, наблюдая эту сцену, – да и не хотел ничего об этом знать. Я обернулся к Ронни Нилу.
– И впредь не советую со мной шутить! – Эти слова я произнес медленно и тихо.
Наверное, если б это было в кино, то по лицу Ронни Нила пробежала бы темная туча: он бы внезапно понял, что зашел слишком далеко; он бы вздрогнул и отпрянул назад, отступив за фанерную перегородку. Но все это сказки – будто бы все задиры на самом деле трусы и, если встретить их лицом к лицу, они непременно убегут в кусты. Это не просто сказка, а самая что ни на есть коварная ложь – ложь, которую родители втюхивают своим детям только потому, что и сами предпочитают в нее верить. Это оправдание, позволяющее им ни во что не ввязываться и тем самым себя не компрометировать; позволяющее им не заступаться за собственных детей, не общаться с родителями задир и забияк, разумеется не менее нервными и агрессивными, чем их отпрыски.
Ронни Нил искоса взглянул на Скотта, и они обменялись гнусными ухмылками.
– Ну ладно, что поделаешь, увидимся позже! – пообещал он мне.
В «Доме вафель» было прохладно, работал кондиционер, и все помещение было словно наполнено сияющей энергией. Громкие голоса, музыка, шкварчание мяса на гриле, дребезжание кассового аппарата, звон монет, падающих на стол, – это кто-то оставил официанту чаевые. Но снаружи весь мир плавился от жары – все было спокойно, тихо, тягуче. Меня била мелкая судорожная дрожь: я разрывался между двумя желаниями – набить своим неприятелям морды или дать деру. Но вдруг все отошло куда-то далеко, словно стычка с Ронни Нилом и Скоттом, и эта официантка, которую я попросил вызвать полицию, стали не более чем зыбким воспоминанием об истории, которую я сам же и сочинил.
Последствия, конечно же, не заставят себя ждать – я это понимал. Мое положение стало крайне рискованным: это были уже не детские игры, когда мальчишки дразнят друг друга, обзывают и щелкают по ушам, – игра стала смертельно опасной, и опасность могла подкараулить меня в любое время, принять любое обличье.
Я окинул беглым взглядом автостоянку и увидел Читру: она направлялась к закусочной. Читра шла, низко наклонив голову, слегка ссутулившись, и походка ее казалась немного неуклюжей: она как будто слегка приволакивала ноги. Скорее всего, это должно было выглядеть несексуально, но мне казалось очень милым и оттого необычайно сексуальным. Забавно, конечно, но бывает и так.
Она поймала мой взгляд и улыбнулась:
– О, ты уже поел?
