Было холодно, и Дафни разожгла камин — нет, не настоящий, конечно, но очень похожий на настоящий. Еще одним сюрпризом стал ее поцелуй при встрече. Дафни предложила херес и блины с икрой.
Майкл мог с уверенностью сказать, что икра настоящая. Херес, по словам Алана, в этот день они пили в память о недавно умершем Джордже.
— Расскажите нам все об этой ДНК, — предложила Дафни, когда они подняли свои бокалы и сделали по глотку.
— Я уже говорил вам по телефону. — Теперь, когда речь зашла о непосредственной цели его визита, Майкл испытал некоторое замешательство. Ему предстояло поведать о чудовищных вещах, и он начал с Льюиса. — Та женщина из полиции не уточнила, но я могу с определенной уверенностью сказать, что, по ее мнению, рука мужчины, возможно, принадлежала дяде Льюиса Джеймсу Рэйменту.
Он не смог дальше продолжать без некоторого побуждения извне.
Ему помог Алан.
— А женская? — спросил он. Потом понял, что хватил лишнего, но было уже слишком поздно. — Нет, наверное, мне не следовало об этом спрашивать.
— Да нет, что вы! Ведь я сам собирался вам все рассказать, — спохватился Майкл. Он хотел было пояснить, как ему нелегко это сделать, но тут же выругал себя за слабоволие и жалость к себе. — Поскольку рука женщины вполне могла принадлежать моей матери…
— Майкл! — всплеснув руками, воскликнула Дафни. — Как это все ужасно. Как я вам сочувствую!
— Ну, что поделаешь. — Слезы уже вот-вот могли покатиться по его щекам. Он сглатывал, и это вроде бы помогало. — Вот для чего понадобилась моя ДНК. У них пока нет результатов. Клара Мосс видела их вместе — мою мать и мужчину, видимо, Рэй-мента. — То, что их вместе видел и его отец, Майкл все-таки скрыл, так и не сумев подобрать нужных слов. Но от мыслей отделаться было трудно, и глаза его тут же заблестели от слез. Если бы Дафни сейчас дружески обняла его, пытаясь успокоить, это было бы слишком и он просто мог упасть в обморок. Она сдержалась. Алан передал Майклу чистый носовой платок.
— Простите, — пробормотал Уинвуд. — Я вообще склонен к подобным вещам…
— Вам стало легче?
— Наверное, да. Я не могу сдержать слез, когда понимаю, что именно мой отец положил отрезанные руки в коробку и спрятал их. Скорее всего, это означает, что он убил их обоих…
Алан и Дафни не произнесли ни слова.
— Возможно, я уже говорил вам — сейчас не помню, — что в январе ему исполнится сто лет. Он абсолютно вменяем, такой же, как всегда. Не знаю, был ли кто-нибудь из вас с ним знаком.
Алан покачал головой.
— Я была, — сказала Дафни.
— Конечно. Вы ведь жили по соседству.
Встрепенувшись, Алан с удивлением посмотрел на нее. Ему показалось, что женщина побледнела. Хотя вряд ли, решил он, она и так выглядит бледной. Майкл хотел сказать, что его отец мечтал дожить до своего сотого дня рождения. Очень хотел… Но если бы полиция пришла к тому же выводу, что и он, не лучше ли Уинвуду-старшему умереть раньше? Это вертелось на языке, но он знал, что, сказав, снова ударится в слезы. Поэтому, пересилив себя, Майкл для видимости поинтересовался, как они отдохнули.
Алан рассказал, что основную часть времени они с Дафни провели во Флоренции и в Риме. Для Уинвуда такая тема была вполне безопасной, он не рисковал вновь прослезиться, поскольку никогда не был в Италии и с этой страной у него не было связано никаких потрясений. Дафни и Алан не относились к той категории туристов, которые загружают друзей воодушевленными и весьма подробными отчетами о путешествиях, сопровождая свои рассказы слайдами, открытками и фотографиями на мобильных телефонах. Они просто сказали, что замечательно провели время, упомянули о паре соборов, о пирамиде Цестия и о восхитительной итальянской кухне. Алан заявил, что Майкл должен непременно остаться у них на ужин. Однако Дафни ничего не сказала, и выражение ее лица как-то вдруг изменилось. Майкл напрягся, силясь понять, с чем это связано. С испугом?
Поблагодарив за прием, он откланялся. Дафни проводила его к выходу, и если он опасался, что, может быть, чем-то обидел ее, то понял, что ошибся, когда она снова поцеловала его на прощание.
Вечер он провел в комнате Вивьен, лежа на кровати и обнимая рукой невидимый образ супруги. На некоторое время он даже забыл о своем отце.
— В чем дело?
— Да ни в чем. — Дафни попробовала улыбнуться, но это ей не удалось. — Классический ответ. Ты спросил, я ответила. Хотя нет, конечно, что-то произошло. Ты ведь и сам знаешь, не так ли?
Он кивнул.
— Я не должна ни в чем тебе признаваться, дорогой. Я никогда ни в чем не признавалась своим мужьям. Они не спрашивали, а я ничего им не рассказывала.
— Я и не спрашиваю. — Алан подумал, что она собирается рассказать ему о романе с Майклом или даже с Льюисом Ньюменом. — Ты ни в чем не должна мне признаваться. — После этого ему оставалось сказать лишь одно. — Я люблю тебя.
— Знаю, и я тоже тебя люблю. — Она присела с ним рядом на диване. Их бокалы были пусты. — Ты не нальешь мне немного бренди, Алан? — Дафни встала и пересела в одно из кресел.
— Никогда не знал, что ты пьешь крепкий алкоголь.
— Только в медицинских целях, — ответила она, улыбнувшись.
— Майкл напомнил тебе, что я жила с ними по соседству, — сказала Дафни наконец. — Мои родителям они не нравились. Ни Джон, ни Анита. Нет, мы их так не называли. Для нас это были мистер и миссис Уинвуд. — Она выпила глоток бренди. — Я знала его. А он — меня. Мы разговаривали через забор. Мне было двенадцать, а ему двадцать пять… В общем, у нас завязались отношения.
Вместо того чтобы побледнеть, лицо Алана вдруг потемнело.
— О чем ты говоришь, Дафни?!
— Он был очень красив. Неотразимо. Он был в самом расцвете сил, был похож на Эррола Флинна[25]. Говорят, Эрролл Флинн был глуп. Не знаю. Джон Уинвуд не был глуп, он был лишь безразличен, не слишком любезен. Его нельзя было назвать добрым или мягким. Ну ко мне-то он был добр. И удивительно красив. Ты даже представить себе не можешь, что чувствует двенадцатилетняя девочка. Но я это знала. Нет, я не любила его, но была безумно им увлечена. Безумно, Алан…
Во рту у него пересохло.
— Что произошло?
— Мы встречались. Довольно часто. Анита часто исчезала куда-то с другим мужчиной. Я так и не узнала, как его звали, но, возможно, это был дядя Льюиса или какой-то другой военный. Да кто угодно, не важно. Думаю, она была крайне неразборчива, хотя в то время я даже не знала такого слова… Мы встречались в доме у Джона. Это было легко, ведь мы жили рядом. Наверное, мои родители думали, что я ухожу играть с детьми — с тобой, Розмари, Биллом Джонсоном и Бэчелорами, с Льюисом и Майклом. Иногда я ходила с вами, но чаще встречалась с Джоном.
— Ты хочешь сказать, что спала с ним?
— Не совсем так. Не в буквальном смысле. Нет, не спала. Мы делали все, кроме тех вещей, которые подразумевают, когда говорят, что кто-то с кем-то спал. Мы не делали этого, потому что, хотя мне было всего двенадцать, я могла забеременеть. Ты знаешь, что я имею в виду. Помнишь, как тогда все девчонки боялись забеременеть? Поэтому я тоже боялась. Думаю, Джон знал об этом и ни на чем не настаивал. Он тоже боялся — моих родителей.
— И почему это прекратилось?
— Джон выгнал нас — ну хорошо, вас — из водоводов, чтобы мы могли с ним туда ходить. Вместо того чтобы встречаться у него дома. Не знаю, почему нельзя было в доме. Анита куда-то уехала или умерла, в общем, пропала. Позже он сказал, что она умерла. Я испугалась и сказала, что не хочу с ним больше видеться. Я ему не угрожала, ну, то есть не говорила, что пойду и расскажу родителям. Нет, я бы никогда так не поступила. Просто мы перестали видеться. Иногда лишь встречались на улице или я наблюдала за ним через забор, разделявший наши участки. Алан, я знаю, что в том доме произошло нечто ужасное… — Дафни снова поднесла к губам бокал с бренди. — Я скучала по Джону. Хотя нельзя сказать, что я влюбилась. Я побаивалась его, а он — меня. — Она посмотрела на Алана. — Есть еще кое-что. Рассказать?
— Да, конечно.
— Возникла странная ситуация. Между двумя людьми разного возраста возникли отношения, основанные на взаимном страхе. Нас чрезвычайно влекло друг к другу, но нас сдерживал страх. Однажды я все-таки пришла к нему через черный ход, но он не пустил меня. Он побоялся впустить меня, Алан. Он велел не приходить больше, и я убежала к себе домой.
А несколько недель спустя в его саду случился пожар. Джон сам его устроил. Я в тот день рано вернулась из школы и увидела, как он выливает бензин на сложенные в большую кучу доски и бревна. Но там были не только бревна. Я заметила два больших мешка. Мешки были обыкновенные, в те дни ведь пластиковых пакетов не делали. Они были туго завязаны сверху. Я наблюдала за Джоном из окна спальни. Когда все основательно прогорело, он принес еще канистру бензина. Помню, как он отчаянно пытался все это спалить. В те дни бензин был строго нормирован, и достать его было невероятно трудно. А потом огонь так разгорелся, что захватил сарай и деревья. Кто-то вызвал пожарных. Вероятно, это сделало сразу несколько человек.
