Она должна была знать, даже тогда, о прошлом своей семьи. Может быть, она ощущала некое родство с Элизабет Джессоп, которая отправилась на поиски нового смысла жизни за много лет до этого, и больше никто никогда ее не видел. Грэйс была романтичной, и, мне кажется, хотела бы верить, что Элизабет обрела свой рай на земле, что ей удалось переделать свою жизнь, отгородившись от прошлого в надежде начать все снова. И все же что-то ей нашептывало — нет, Элизабет мертва: Эли Уинн говорила мне о чем-то подобном.
Затем Дебора Мерсье скормила Грэйс сведения о том, что Фолкнер, возможно, еще жив и что через него можно будет узнать правду об исчезновении Элизабет Джессоп. Очевидно, Грэйс обратилась к Картеру Парагону, который из-за собственных слабостей и продажи недавно изготовленного Апокалипсиса Фолкнера позволил обнаружить, что проповедник все еще жив. Сразу после этой встречи Грэйс убили, а в ее заметки была вписана еще одна глава. Эта вторая глава, как я подозревал, связана еще одним Апокалипсисом, который каким-то образом оказался в руках Грэйс. Чтобы выяснить, как это могло произойти, надо было снова нажать на Бекеров, чтобы узнать, не сможет ли их дочь Марси заполнить пропуски. Но это будет делом завтрашнего дня. На сегодня намечены встреча с Парагоном, озеро Святого Фройда и еще один визит, о котором я решил не говорить Эйнджелу и Луису.
Частные сыщики обычно не имеют доступа на место происшествия, если только не оказываются там первыми. Это был второй случай за менее чем полтора года, когда я обратился с просьбой к Эллису Говарду, заместителю начальника Портлендского бюро расследований, помочь слегка нарушить правила. Некоторое время назад Эллис пытался убедить меня войти в состав Бюро, пока события в Темной Лощине не заставили его пересмотреть это предложение.
— Зачем? — спросил он меня, когда я позвонил ему по телефону. — Зачем мне это делать?
— Ты даже не скажешь «привет»?
— Привет. Зачем? Тебе-то какое дело до этого?
Я не стал ему врать.
— Грэйс и Кертис Пелтье.
На другом конце провода повисло молчание, пока Эллис просматривал список возможных перемещений, и затем ответил холодно:
— Не вижу связи.
— Они были родственниками Элизабет Джессоп, а она, в свою очередь, одной из Арустукских баптистов.
Я решил не упоминать, что другая линия по крови ведет к Джеку Мерсье.
— Перед смертью Грэйс работала над диссертацией по истории общины.
— Это причина того, что Кертис Пелтье умер в своей ванне?
С Эллисом временами бывает трудно вести дела, потому что он начинает задавать сложные вопросы. Я пытался обойтись возможно более туманными ответами, чтобы сделать правду менее очевидной, вместо того чтобы откровенно лгать. Хотя порой ложные сведения, которые я сообщал прямо или косвенно, возвращались ко мне, чтобы мучить меня. Но у меня была надежда, что к тому времени я успею собрать достаточно сведений, чтобы укрыться от бумеранга собственной лжи.
— Мне кажется, кто-то думает, что ему известно больше, чем на самом деле, — объяснял я Эллису.
— И кто же это, как ты думаешь?
— Я не знаю ничего кроме его имени, — ответил я. — Он называет себя мистером Паддом. Он пытался удержать меня от ведения расследования обстоятельств гибели Грэйс Пелтье. Он также может быть связан с убийством Лестера Баргуса и Аль Зета в центре Бостона. У Нормана Буна из АТФ больше сведений об этом. Если хочешь, поговори с ним.
Я не стал упоминать имени Кертиса Пелтье в разговоре с Буном, но теперь Кертис умер, и я не уверен, что должен по-прежнему соблюдать конфиденциальность по отношению к Джеку Мерсье. Я все больше и больше чувствовал давление, мешающее раскрыть подлинные связи с Братством, и врал людям, скрывая возможные сведения, хотя не был уверен, что надо это делать. Частично это были романтические представления — искупить вину за тот подростковый страх, который я вызвал у Грэйс Пелтье, за душевную боль, о которой она вряд ли могла быстро забыть. Но я также осознавал, что Марси Бекер в опасности и что полицейский Лутц был каким-то образом причастен к смерти ее подруги. У меня не было доказательств, что он в этом замешан, но, расскажи я Эллису или кому-нибудь другому о том, что мне известно, пришлось бы упомянуть и о Марси. А если бы я это сделал, я бы тем самым подписал ей смертный приговор.
— Ты работал на Кертиса Пелтье? — прервал мои размышления Эллис.
— Да.
— Ты занимался расследованием обстоятельств смерти его дочери?
— Совершенно верно.
— Я думал, что ты больше не занимаешься такой работой.
— Она была моей подружкой.
— Ерунда.
— Эй, полегче, я знаю, что такое друзья.
— У тебя их немного, готов поспорить. Что ты раскопал?
— Ничего особенного. Я думаю, она говорила с Картером Парагоном, мерзавцем, который руководит Братством, перед тем как умерла, но помощница Парагона утверждает, что этого не было.
— И это все? Хочешь сказать, тебе платят хорошие деньги за это?
— Иногда.
Его голос немного смягчился.
— Следствие по делу Грэйс Пелтье было возбуждено повторно после смерти ее отца. Мы работаем параллельно с полицией, чтобы найти возможные связи.
— Кто ведет дело в убойном отделе?
Я услышал, как он шелестит бумагами.
— Лутц, — наконец отозвался Эллис. — Джон Лутц из Мачиаса. Если тебе известно что-нибудь о смерти Грэйс Пелтье, уверен, он захочет побеседовать с тобой.
— Не сомневаюсь.
— Значит, ты собираешься посмотреть на братскую могилу в Северном Мэне?
— Я лишь хочу увидеть место происшествия. И меня бы очень огорчило, если бы, проделав весь этот путь на машине, пришлось разворачиваться назад по вежливому требованию полицейских в полумиле от озера.
Эллис издал протяжный вздох.
— Я позвоню куда надо. Не могу тебе обещать, но...
Я знал, что всплывет это «но».
— ...когда вернешься, я бы хотел поговорить с тобой. Что бы ты ни сообщил мне, оно останется между нами. Это я тебе гарантирую.
Я согласился. Эллис был честным, порядочным человеком, и я хотел помочь ему любым возможным способом. Только вот вопрос: сколько я ему могу рассказать, чтобы не допустить утечки сведений на сторону.
Мне надо было сделать одну остановку по пути на север, шаг назад в мое собственное прошлое и возвращение к моим собственным неудачам.
Я должен был навестить Колонию.
* * *
Проезд к владениям общества, известного как Колония, был таким же, каким я его помнил. Из Северного Портленда я направился на запад, через Уэстбрук, Уайт-Рок и Литтл-Фоллз, пока передо мной не показалось озеро Себаго. Путь мой лежал вдоль береговой линии в городок Себаго Лейк, затем по Ричвилл-роуд на северо-запад, пока не показался поворот на Смит-Хилл-роуд. Вода с обеих сторон подходила к дороге, и верхушки хвойных деревьев отражались в воде затопленных низин. Лилии и кувшинки разворачивали свои листья по воде, и заросли кизильника цвели в сырой низине. Дальше вся дорога была усыпана березовыми сережками, которые падали с деревьев, стоящих по обочинам. Дорога была чуть лучше грязной грунтовки, две параллельные колеи с травой, растущей по центру, вели к куще деревьев и заканчивались в сотне метров за ней. Ничего примечательного не было за этим деревьями, кроме небольшого деревянного значка на стороне дороги, украшенного крестом и парой сплетенных рук.
Самый тяжелый период в моей жизни, после смерти Сьюзен и Дженни, я провел в этой Колонии. Ее члены нашли меня, лежавшего, свернувшись калачиком в дверях обшитого досками киоска с электроникой на Конгресс-стрит. От меня разило перегаром и безысходностью. Они предложили мне ночлег, затем погрузили через заднюю дверцу в пикап и увезли меня в Колонию.
Я прожил здесь полтора месяца. Были и другие вроде меня: некоторые алкоголики и наркоманы, другие — просто люди, которые сбились с пути и поплыли по течению, отдаляясь от семьи и друзей. Они сами добрались сюда или были направлены теми, кто все еще беспокоился о них. В некоторых случаях, как со мной, общество само нашло их и протянуло им руку помощи. Любой человек был волен покинуть это убежище в любой момент, и никто бы не стал его обвинять, но, находясь внутри сообщества, он должен был подчиняться его правилам. Здесь не было алкоголя, наркотиков, никакой сексуальной жизни. Все работали. Каждый вносил свой вклад в общественный фонд. Каждый день мы собирались вместе для того, что можно было бы назвать молитвой, но было ближе к анализу и медитации, где мы пытались дать определение нашим собственным поражениям и ошибкам других. Время от времени к нам присоединялись специалисты со стороны, чтобы дать квалифицированный совет или поддержать тех, кто в этом нуждался. Но чаще всего мы слушали друг друга и поддерживали друг друга под влиянием основателей общества Дага и Эми Гревс. Единственное давление, которое здесь ощущалось, исходило от самих членов сообщества: нам ясно давали понять, что здесь не только существует взаимная поддержка, но и само наше присутствие помогает нашим братьям.
