39
— Там все-таки были доллары, — сказал ван Герден Орландо Арендсе. Они беседовали в крепости Арендсе в Митчеллз-Плейн.
— Сколько?
— Пока не знаю, Орландо. Точно не меньше миллиона, но скорее всего больше. — Ван Герден понимал, что может ошибаться, но ему надо было спешить. — Насколько я понимаю, долларами занимаешься ты.
— Ван Герден, позволь говорить прямо. Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты собираешься украсть у государства доллары и принести их мне? Это ты-то, которого называли неподкупным?
— Орландо, я не собираюсь красть деньги у государства, я собираюсь вернуть их вдове покойного.
— Она не вдова, они не были женаты.
— Тебе многое известно.
Арендсе пожал плечами:
— Я читаю газеты.
— Деньги принадлежат ей.
— И тебе?
— Ты меня знаешь; я не такой.
— Верно.
— Она ничего не сможет сделать с долларами. Придется перевести их в ранды.
Орландо Арендсе постучал по очкам для чтения, висевшим на цепочке у него на шее, дорогой авторучкой.
— Объясни, в чем тут твой интерес?
— Мне платят за работу.
— Гонорар частного детектива? Ерунда! Как и должно быть. Я хочу знать, в чем тут твой интерес.
Ван Герден пропустил слова собеседника мимо ушей.
— Орландо, мне нужны телохранители. Они угрожали моей матери. Я ищу человека, способного защитить ее.
— Твоей матери?
— Да.
— Угрожали?
— Да. Он сказал, что будет жечь ее паяльной лампой. Убьет ее.
— Невозможно. Твоя матушка — национальное достояние.
— Ты знаешь мою матушку?
Орландо снисходительно улыбнулся, словно отец — непонятливому сынишке:
— Ван Герден, ты считаешь меня отребьем. Думаешь, я — обычный гангстер из Кейп-Флэтс, тупой и примитивный, чьими услугами иногда не грех и воспользоваться. Так вот, позволь тебе сказать — просто так, чтобы не было недоразумений: у меня дома, не здесь, а в доме, где я живу с семьей, висят две картины кисти твоей матери. Кстати, за них я заплатил наличными на выставке в Констанции. Всякий раз, когда я смотрю на них, они трогают меня до глубины души. Они показывают, что на жизнь можно смотреть и с другой стороны. Я незнаком с твоей матерью лично. Но я знаю ее душу, и она прекрасна. — Арендсе помолчал и добавил уже другим тоном, как будто он досадовал на самого себя: — Сколько тебе нужно бойцов?
— А сколько мне может понадобиться?
Орландо задумался.
— Ты хочешь, чтобы ее охраняли дома?
— Да.
— Хватит и двоих.
Ван Герден кивнул:
— Двое — замечательно.
— Для твоей мамы дам самых лучших. Но не бесплатно.
— Я не могу тебе заплатить. Именно поэтому я и предложил тебе сделку с долларами.
— Вдруг стал азартным, ван Герден?
— Орландо, за моей спиной больше нет полиции.
— Что правда, то правда.
— Так ты мне поможешь?
Орландо закрыл глаза; он продолжал стучать авторучкой по очкам для чтения. Потом открыл глаза.
— Помогу.
— А еще мне нужно оружие. Огнестрельное оружие.
Орландо смерил его недоверчивым взглядом:
— Тебе?!
— Да. Мне.
— Господи спаси, тогда уж надо дать тебе и инструктора по стрельбе!
Его бойцы, сидевшие за столом, расхохотались — громко и насмешливо.
Ван Герден сидел на кухне в большом доме матери. Джоан ван Герден, Каролина де Ягер и Вилна ван Ас разговаривали в гостиной, Хоуп еще не вернулась. Ван Герден читал письма Рюперта де Ягера, разложив их в хронологическом порядке: обычная история мальчика из африканерской семьи, горячего патриота, который собирался послужить своей родине. Рюперт де Ягер, рядовой, был призван в 1-й пехотный батальон в Блумфонтейне. Он радовался, что служит недалеко от дома, и удивлялся, какую пеструю смесь являет собой армия. Городские пижоны, парни с ферм, выпускники университетов — теперь они все вместе, все равны, все они пушечное мясо. Он гордился своими успехами в физподготовке, надеясь, что так его скорее примут в спецназ.
Отбор в Дукудуку, проверка физических данных, эйфория от успеха, наивная радость, беседы с отцом, которого Рюперт, очевидно, боготворил. Постепенно среди длинных, иногда скучных описаний армейских будней, воспоминаний о родной ферме начинали попадаться любопытные зарисовки. Сельский парнишка, впервые в жизни попавший в чужие края. Позже в письмах появились и фамилии братьев по оружию.
«Хофстеттер такой шутник, он из Маквасси…»
«… А потом нам разрешили поспать… Мы очень устали, но вдруг Меченый достал гитару. По-настоящему его зовут Майкл Вентер. Он очень маленького роста, папа, и у него на шее родимое пятно, вот его и прозвали Меченый. Он из Хумансдорпа. Его отец — рихтовщик, специалист по покраске автомобилей. Он сочинил песню о родном городе. Она очень грустная».
«…Оливир говорит, что никто не может правильно произнести его имя. Оно пишется с буквой „с“ на конце, но произносится Харел. На самом деле его назвали в честь одного средневекового короля. Он полный псих и болтает без умолку, но, по-моему, у него все получится, он силен как бык».
Читая, Ван Герден делал пометки. Колонка имен, фамилий и кличек делалась все длиннее и длиннее. В список попадали не все. Некоторые упоминались лишь однажды, другие то и дело всплывали на страницах писем. Он отвел таким фамилиям дополнительную колонку: с одной базы на другую. Курсы подводников в Лангебане, прыжки с парашютом в Блумфонтейне, взрывное дело в Первом управлении спецназа в Дурбане. Девять месяцев учебы, тренировок, лишений. И вот, наконец, боевая часть в Намибии, Юго-Западной Африке.
«…Здесь всех постоянно перебрасывают с места на место. Из старой группы остались только мы с Меченым. Наш взводный сержант — Бюси Схлебюс; говорят, он совсем спятил. Он уже два раза побывал в Анголе. У него бешеные глаза, папа, но, по-моему, он хороший солдат. А ругается он лучше всех…»
Ван Герден посмотрел на дату. Начало семьдесят шестого года. Он заторопился: теплее, теплее. Де Ягера, Вентера, Схлебюса и еще пятерых послали в Анголу в поддержку УНИТА. Ван Герден выписал имена тех, кто служил с де Ягером в одном взводе, в отдельную колонку. Глаза бегали по строчкам, искали новых упоминаний о Схлебюсе, нашли очень мало. Ван Герден злился, когда письма де Ягера становились нечеткими и расплывчатыми. Целые страницы описаний природы, рассуждения о политике и тактике «войны в буше», хвастливые упоминания об успешно проведенных операциях. Судя по всему, их взвод был приписан к 32-му батальону. Чаще всего они сопровождали грузы… «Мне нельзя много писать об этом, папа. Все расскажу тебе, когда вернусь домой». Иногда Рюперт де Ягер описывал стычки и перестрелки.
«Вчера ночью сержант Бюси чуть не до смерти загонял Родни Ферстера за то, что тот забыл поставить ружье на предохранитель…»
«Ферма отца Джерри де Бера, на которой они разводят ангорских коз, находится возле Сомерсет-Ист. Он говорит, мы не знаем, что такое настоящая засуха, но зато у них рыночные цены устойчивее».
«Клинтон Манли из Рондебоса. Он почти не говорит на африкаансе. Он католик, хотя в остальном совсем такой же, как мы. Хороший парень. Он тощий и жилистый, а стреляет лучше нас всех, несмотря на то что городской».
Наконец образовался список из восьми фамилий с дополнительными подробностями:
«1. Сержант Бюси Схлебюс: Дурбан? Натал! Серфингист.
2. Родни Ферстер, кличка Рыжик. Рандбург. Сын стоматолога.
3. Джерри де Бер: Сомерсет-Ист. Отец разводил ангорских коз.
4. Клинтон Манли: Рондебос, Западная Капская провинция. Регбист.
5. Майкл Вентер, кличка Меченый. Хумансдорп. Отцу принадлежит фирма по покраске машин.
6. Кобус Янсе ван Ренсбург. Претория.?????
7. Джеймс (Джейми) Верготтини, кличка Итальяшка. Отец — владелец лавки в Бельвиле, где торгуют рыбой с жареной картошкой.
8. Рюперт де Ягер».
Когда вернулась Хоуп, непрочитанными остались всего три письма.
— Нашли что-нибудь? — спросила она.
— Не знаю. — Ван Герден не скрывал досады.
— Расстроились?
— Он был не слишком хорошим корреспондентом. Не знал, зачем нам в один прекрасный день понадобятся его письма.
— Моя партнерша все подготовит. Ордер уже практически готов.
— Спасибо.
— А автоответчик унесли люди из военной разведки. Мария говорит, что телефон до сих пор иногда звонит, но она не берет трубку.
Ван Герден кивнул. Он вкратце изложил содержимое писем, объяснил, что именно в них ищет, и показал заметки. Потом придвинул к Хоуп пакет с фотографиями:
— Надо найти снимки людей из списка.
Она кивнула и взяла фотографии — выцветшие цветные снимки, от старости ставшие почти пастельными. На обратной стороне были надписи; Хоуп читала их одну за другой. Некоторые снимки были датированы. Надписи на обороте иногда сделаны другой рукой. Старший де Ягер? Сначала Хоуп читала надпись, потом переворачивала снимок. Совсем мальчишки, подумала она. Они слишком молоды для того, чтобы быть солдатами. Позируют перед камерой. Иногда камера запечатлевала усталые лица крупным планом. Иногда объектив ловил маленькие фигурки в зарослях, в саванне, в полупустыне.
