— Мне все это не по душе, Майк. — Вексфорд вытряхнул из конверта сложенный вдвое листок плотной бумаги. Прозрачная стеклянная безделушка цвета индиго отбросила на листок расплывчатый чернильно-синий блик. — Безделье кончилось, — добавил он.
Поверх журнала лежало анонимное письмо, написанное шариковой ручкой с красной пастой.
— Вы сами знаете, сколько таких опусов мы получаем каждый день, — сказал Вексфорд. — Я уже собирался выкинуть этот в корзину для мусора.
Обратный наклон, крупные буквы — писавший явно старался изменить почерк. Великолепная бумага, да и в тексте ничего непристойного. И все же Берден ощутил отвращение. Оно относилось единственно к трусости автора и его желанию пощекотать себе нервы, находясь в сторонке.
Он прочитал про себя письмо:
«Девушка по имени Энн была убита в здешней округе между восемью и одиннадцатью часами вечера во вторник. Это сделал невысокий темноволосый молодой человек, и у него черная машина. Зовут Джеф Смит».
С гримасой неприязни швырнув письмо на стол, Берден осмотрел конверт.
— Опущено в Стоуэртоне, — проговорил он. — Вчера, в двенадцать пятьдесят. Не очень осмотрительно с его стороны писать от руки. Обычный прием таких людишек — вырезать нужные слова из газет.
— Рассчитываете на непогрешимость графологов? — усмехнулся Вексфорд. — Вам встречался хотя бы один, способный высказать свое мнение и не сопроводить его десятком оговорок, Майк? Мне лично — нет. Если у эксперта отсутствует образец вашего нормального почерка, можете не портить свою газету и отложить ножницы. Наклон назад, если обычно вы пишете с наклоном вперед, большие буквы, если вы пишете мелко, — и сохранение инкогнито вам гарантировано. Я, конечно, пошлю эту бумажку в лабораторию, но буду весьма удивлен, если они сообщат нечто, чего я не установлю сам. Только одно я не могу выяснить своими силами. И именно это должно вывести меня на автора.
— Бумага, — задумчиво проговорил Берден и потрогал ее плотную кремовую поверхность с шелковистым тиснением.
— Точно. Она ручной выделки, если не ошибаюсь, но автор явно не из тех, кто стал бы такую бумагу покупать для себя. Он необразованный малый — текст говорит сам за себя.
— Он может работать в магазине канцелярских принадлежностей, — веско заметил Берден.
— Скорее, работает у кого-то, кто такой бумагой пользуется.
— Слуга, вы хотите сказать? Это сужает область поиска. Сколько людей в округе держат слуг-мужчин?
— Многие нанимают садовников, Майк. Магазины канцелярских принадлежностей будут нашей отправной точкой, а проверить нужно только магазины высокого класса. Значит, долой Кингсмаркхем. Я не представляю, чтобы бумагу ручной выделки поставлял Бреддон и уж тем более Гровер.
— Вы к этому серьезно относитесь, сэр.
— Именно так. Мне сию же минуту нужны Мартин, Дрейтон, Брайант и Гейтс. Эта анонимка, похоже, не розыгрыш. А вам, Майк, следует посмотреть, нельзя ли что-нибудь выудить из двадцатидевятилетнего гения.
Вексфорд сидел за столом рядом с Верденом, когда все собрались.
— Итак, я не снимаю вас с обычной работы, — начал Вексфорд. — Пока не снимаю. Займитесь регистром избирателей и выпишите из него всех Джефри Смитов, какие найдутся. Особенно меня интересует Стоуэртон. Я хочу, чтобы в течение дня вы на каждого из них посмотрели, хочу знать, кто из них невысокого роста и темноволосый, а еще — нет ли у него черного автомобиля. Это все. Просьба не пугать жен и не настаивать на осмотре гаражей. Так, обычная проверка. Смотрите в оба. Взгляните на эту бумагу, сержант Мартин; если найдете похожую в магазине канцелярских принадлежностей, я надеюсь получить от вас образец для сравнения…
После того как они ушли, Берден с горечью произнес:
— Смит! Тоже мне, псевдоним!
— Некоторые люди и впрямь имеют такую фамилию, Майк, — сказал Вексфорд. Он сложил приложение, оставив сверху страницу с фотографией Марголиса, и засунул журнал в ящик своего стола.
— Если бы только найти спички, — бормотал Руперт Марголис, — я сварил бы вам кофе.
Он беспомощно шарил по кухонному столу среди грязной фаянсовой посуды, пустых молочных бутылок, смятых коробок из-под замороженных продуктов.
— Во вторник вечером спички были. Я пришел около одиннадцати, ни одна лампочка не горела. У нас это случается. Здесь лежала громадная груда газет, я собрал их и вытащил во двор через черный ход. Наши мусоросборники всегда переполнены. Спички я нашел под газетами — коробок пятнадцать. — Он тяжело вздохнул. — Бог знает, куда они подевались, Я почти не готовлю дома.
— Возьмите, — сказал Берден и протянул ему коробок спичек из тех, что подавались со спиртными напитками в «Оливковой Ветви и Голубке». Марголис выплеснул из гильзы кофеварки густую черную жижу, и она забила сливное отверстие раковины. Черные крупинки налипли на стенки раковины и баклажан, всплывший в грязной воде.
— Теперь позвольте мне кое-что у вас уточнить. — Бердену понадобилось полчаса, чтобы выудить из Марголиса важные сведения, но даже сейчас он не был уверен, что сможет правильно их рассортировать. — Во вторник вечером ваша сестра по имени Анита, или Энн, отправилась на вечеринку, которую устраивали мистер и миссис Коуторны, владельцы станции техобслуживания в Стоуэртоне. Вы ушли из дому в три, а вернулись в одиннадцать ночи — сестры дома не было, как не было и ее белого спортивного «элпайна», который обычно стоит на улице возле дома. Так?
— Так, — поспешил согласиться Марголис.
В кухне отсутствовал потолок — только крыша из рифленого металла, опиравшаяся на древние балки. Хозяин сидел на краю стола и внимательно разглядывал паутину, свисавшую с балок; голова его легонько поворачивалась то вправо, то влево — Марголис наблюдал, как в потоке теплого воздуха, поднимающегося от плиты, раскачиваются длинные серые нити.
— Вы оставили для сестры дверь черного хода незапертой, — твердо продолжал Берден, — и легли спать, но вскоре вас разбудил телефонный звонок: мистер Коуторн спрашивал, где ваша сестра.
— Да-да. Я был крайне раздосадован. Коуторн — ужасный старый зануда, и я не разговариваю с ним, пока меня к этому не вынуждают.
— Обеспокоил ли вас этот звонок?
— Нет. С какой стати? Я решил, что Энн передумала и отправилась куда-нибудь в другое место. — Художник слез со своего насеста и плеснул немного холодной воды в две грязные чайные чашки.
— Около часа ночи, — продолжал Берден, — вас разбудили снова — по потолку вашей спальни двигались блики света. Вы предположили, что это свет фар автомобиля вашей сестры, ведь на Памп-Лейн никто, кроме вас, больше не живет. Однако вы не встали…
— Я тут же заснул опять. Я очень устал тогда.
— Да, вы, кажется, сказали, что ездили в Лондон.
Кофе оказался на удивление хорош. Берден постарался не смотреть на разводы по ободку чашки и с удовольствием пил. Кто-то имел здесь привычку окунать мокрые ложки в сахарный песок, а потом они, по-видимому, соприкасались с ножом, измазанным джемом.
— Я ушел в три, — сказал Марголис с рассеянным видом — казалось, он хочет спать. — Энн сидела дома. Она предупредила, что ее не будет, когда я вернусь, и сказала, чтобы я не забыл ключ.
— А вы, мистер Марголис, его забыли?
— Конечно, нет, — неожиданно возмутился художник. — Я же не сумасшедший. — Одним глотком он выпил кофе, и какое-то подобие жизни появилось на его бледном лице. — Я оставил свою машину на стоянке в Кингсмаркхеме и пошел повидаться с тем человеком, ну насчет выставки.
— Выставки? — переспросил Берден.
— Ну да, — нетерпеливо ответил Марголис, — выставки моих работ. По правде говоря, у вас здесь прямо колония филистеров. Вчера я выяснил, что никто как будто не знает моего имени. — Он бросил на Вердена подозрительный взгляд, словно сомневался и в его кругозоре. — Итак, я пошел повидаться с этим человеком. Он директор галереи Мориссо в Найтсбридже, и, когда мы закончили разговор, он довольно неожиданно пригласил меня отобедать. Но я совершенно вымотался, раскатывая по округе. Он ужасный зануда, просто сидеть с ним и слушать его болтовню — уже тяжкий труд. Вот почему, увидев свет, я не встал с постели.
— А вчера утром, — сказал Берден, — вы обнаружили ее машину на обычном месте.
— Мокрую и омерзительно грязную, да еще с «Нью Стейтсмен», налипшей на ветровое стекло, — вздохнул Марголис, — Газеты валяются по всему саду. Я не надеюсь, что вы пришлете кого-нибудь собрать их. Может, хотя бы совет дадите, что делать?
— Нет, — твердо отказал Берден. — В среду вы вообще не выходили из дома?
— Я работал, — ответил Марголис, — и спал. — Затем добавил неопределенно: — Вперемежку. Я подумал, Энн приходила и опять ушла. Каждый из нас живет своей жизнью. — Голос его внезапно зазвенел на высокой ноте. Вердену начало казаться, что Марголис все-таки слегка свихнутый. — Но без нее я погиб. Она никогда не уезжала, не сказав ни слова! — Он резко вскочил и сбил на пол бутылку из-под молока. Горлышко отлетело в сторону, на циновку из кокосовой пальмы пролилась прокисшая сыворотка. — Пойдемте в студию, если не хотите больше кофе. У меня нет фотографии, но я написал ее портрет. Может быть, он вам поможет?
