Инспектор подпер щеки руками. Его начинало это раздражать.
– Вот и представьте, – продолжал Луи. – У меня эта мания в крови. Так пусть приносит пользу, как говорит Паклен.
– Вы знаете комиссара?
– Хорошо знаю, даже очень хорошо. Но он меня нет. У него плохая память на лица, а при вашей профессии это довольно досадно. Скажите, вы уже служили здесь, когда вон в той камере появилась царапина?
Инспектор потер ладонью глаза. Этот легавый, похоже, не выспался, и Кельвелер понимал его муки лучше всякого другого. Дожидаясь, пока инспектор решится отфутболить его выше по иерархической лестнице, Луи вынул Бюфо и держал его в левой руке. Он не мог позволить Бюфо задыхаться в кармане, не важно, комиссариат тут или нет. У земноводных свои законы жизни.
– Это еще что такое? – спросил инспектор, отступая назад.
– Ничего особенного, – ответил слегка задетый Луи. – Это моя жаба. Она ведь никому не мешает, правда?
Что поделать, люди несправедливы к жабам, вечно поднимают шум. А они в сто раз безобиднее собак. Инспектор снова потер глаза.
– Ладно, идите откуда пришли, – сказал он.
– Не могу. Я бы не пришел, если бы собирался уйти. Я человек очень упорный. Знаете того парня, который не хотел уходить и которого невозможно было вытолкать даже штыками?[2]
В общем, парень тут ни при чем, надо только усвоить, что он был моим предком. Я не говорю, что тут есть чем похвастать, но ничего не поделаешь. Вы увидите, от меня трудно избавиться.
– А мне плевать! – рявкнул инспектор.
– Хорошо, – ответил Кельвелер.
Он сел и принялся молча жевать. Главное, чтобы бутерброда хватило. Мало было доблести в том, чтобы раздражать этого сонного служаку, и все же это довольно забавно. Жаль, что он не настроен повеселиться. Каждый может придумывать себе предков, это не запрещается. А по части родни фантазия Луи была особенно богата.
В комнате стало тихо. Инспектор набрал номер. Старшего инспектора, разумеется. Теперь принято говорить «капитана».
– Тут один тип не желает очистить помещение… Да, может быть. Займись этим субъектом и, будь другом, сделай из него паштет… Не знаю… Да, конечно…
– Спасибо, – сказал Кельвелер. – Но мне нужен Паклен.
– Гражданство?
– Что?
– Вы француз, черт бы вас подрал?
Кельвелер неопределенно развел руками.
– Возможно, лейтенант Ферьер, очень возможно.
Теперь принято говорить «лейтенант». Инспектор качнулся вперед:
– Вы знаете мое имя?
Старший инспектор мягко, с угрожающим спокойствием открыл дверь. Он был невысок, и Кельвелер тут же воспользовался этим, чтобы встать. Луи был ростом метр девяносто, и ему это часто помогало.
– Выпроводи его, – сказал Ферьер, – только сначала допроси. Парень знает мою фамилию, умника разыгрывает.
– Вы пришли сюда для чего? Есть?
Что-то в глазах старшего инспектора говорило о том, что он не из тех, кто покорно подставляет спину под палку начальства. Кельвелер решил, что на этом можно сыграть.
– Нет, у меня к Паклену дело насчет свиной ножки в панировке. Вам нравится Паклен? На мой взгляд, он слишком суров, есть у него такой перегиб.
Инспектор на секунду задумался.
– Идите за мной, – сказал он.
– Не спешите, – отозвался Кельвелер, – у меня колено не гнется.
Луи взял пакет, они поднялись на второй этаж, и инспектор закрыл дверь.
– Вы знали Адамберга? – спросил Луи, сажая Бюфо на стул. – Жана-Батиста Адамберга? Небрежный такой? Интуиция и никаких правил?
Инспектор кивнул.
– Вы Ланкето? Капитан Ив Ланкето? Или я ошибаюсь?
– Откуда вы взялись? – настороженно спросил Ланкето.
– Из Рейна.
– А это жаба? Жаба обыкновенная?
– Приятно встретить человека, который в этом разбирается. У вас есть жаба?
– Не то чтобы… В общем, в загородном домике, прямо под порогом живет.
– И вы с ней разговариваете?
Инспектор помедлил.
– Бывает, – признался он.
– Тут нет ничего плохого. Мы с Бюфо часто болтаем. Он милый. Глуповатый, но от него нельзя много требовать, правда же?
Ланкето вздохнул. Он не совсем понимал, как ему поступить. Выставить вон этого парня и его жабу было рискованно: похоже, он много чего знает. Оставлять здесь бесполезно, он хочет видеть Паклена. Если он с ним не встретится, то будет продолжать бузить и сорить крошками по комиссариату. Но отправлять его к Паклену с этой историей про свиную ножку было также небезопасно, верная головомойка. Если только этот тип не попытается досадить Паклену, тогда игра стоит свеч, это послужит утешением. Ланкето поднял глаза:
– Вы не хотите доесть бутерброд?
– Я жду, когда окажусь у Паклена, это мое стратегическое оружие. Конечно, оно не всегда годится, для этого нужно быть голодным.
– Как ваша фамилия? Настоящая, я имею в виду…
Кельвелер пристально взглянул на инспектора. Если он не изменился и остался таким, каким его описывал Адамберг, то можно рискнуть. Хотя иногда под новым руководством можно войти во вкус, перегнуть палку и измениться. Кельвелер посмотрел ему прямо в глаза.
– Кельвелер, – ответил он, – Луи Кельвелер, вот мои документы.
Ланкето кивнул. Он слышал о таком.
– Что вам нужно от Паклена?
– Надеюсь досрочно отправить его на пенсию. Хочу предложить ему дело, от которого он откажется. Если согласится, что ж, тем хуже для меня. Если откажется, на что я рассчитываю, я справлюсь один. И если это дело к чему-нибудь приведет, я обвиню его в халатности.
Ланкето все еще колебался.
– Вас я ни в коем случае впутывать не собираюсь, – сказал Луи. – Я только прошу вас отвести меня к нему и разыграть дурачка. Если вы сможете присутствовать при нашей беседе, в случае необходимости это послужит мне свидетельством.
– Это легко устроить. Достаточно захотеть уйти, чтобы Паклен приказал остаться. Что у вас за дело?
– Речь идет об одной мелочи, непонятной и весьма любопытной. Думаю, Паклен вышвырнет меня вон раньше, чем поймет всю ее важность. Он ничего не смыслит в запутанных делах.
Ланкето снял трубку:
– Комиссар? Да, знаю, много работы. Но у меня в коридоре один странный тип, который требует встречи с вами… Нет, легче его принять… за словом в карман не лезет… довольно подозрительный… да, камера… он про нее говорил… Может, на неприятности нарывается, может, придуривается, но лучше вы его сами отправьте. Это получится, у него даже документов нет. Хорошо, сейчас приведу.
Ланкето взял документы Кельвелера и сунул в карман.
– Идем. Я вас слегка втолкну к нему в кабинет, для достоверности.
– Ради бога.
Ланкето скорее швырнул, нежели завел Кельвелера в кабинет комиссара. Луи поморщился, от достоверности у него заболела нога.
– Вот он, месье комиссар. Документов нет. Имя меняет каждые две минуты. Гранвиль, Гравилье, на выбор. Я вас оставлю.
– Вы куда, Ланкето? – спросил комиссар.
Голос у него был хриплый, взгляд быстрый, худое лицо, собой недурен, если бы не отталкивающий рот, который Луи хорошо помнил. Луи достал бутерброд, и крошки посыпались на пол.
– Пойду выпью кофе, комиссар, с вашего позволения. Я очень устал.
– Останьтесь здесь, Ланкето.
– Слушаюсь, месье комиссар.
Комиссар Паклен поглядел на Луи, не предлагая ему сесть. Луи посадил Бюфо на свободный стул. Комиссар все видел, но промолчал. Паклен не так прост – его не выведешь из себя, усадив жабу на стул.
– Ну что, приятель? Заваруху решил устроить?
– Возможно.
– Фамилия, имя, гражданство, род занятий?
– Гранвиль, Луи, француз, нет.
– Чего нет?
– Занятий больше нет.
– Что за игру вы затеяли?
– Я не затеваю игр, я пришел, потому что это главный комиссариат, вот и все.
– И что дальше?
– Вам судить. Меня беспокоит одна находка. Я подумал, что будет правильно рассказать вам о ней. Ни в чем другом меня подозревать не стоит.
– Я буду подозревать вас, когда сочту это нужным. Почему вы не оставили заявление у одного из моих подчиненных?
– Они бы не придали этому значения.
– Чему?
Луи положил бутерброд прямо на стол комиссара и не спеша порылся в карманах. Достал оттуда скомканную газету и медленно развернул ее перед Пакленом.
– Осторожно, – предупредил он, – оно воняет.
Паклен наклонился над предметом:
– Что это за дрянь?
– Именно этот вопрос я и задал себе, когда ее нашел.
– У вас привычка подбирать всякие отбросы и относить в полицию?
– Я исполняю свой долг, Паклен. Долг гражданина.
– Меня следует называть «месье комиссар», и вы это знаете. Ваши провокации смехотворны и гнусны. Так что это за дрянь?
– Вы видите это так же хорошо, как я. Это кость.
Паклен ниже склонился над газетой. Рыжеватый кусочек был обглодан, чем-то разъеден и покрыт множеством булавочных вмятин. Комиссар знал, как выглядят кости, но этот мужик явно издевается.
– Это не кость. Что вы затеваете?
