— О боже, — закатил глаза Росс и повернулся к Энни: — Вы простите Марию, она у нас неисправимый романтик.
Мария вспыхнула — и от злости, и от смущения, заметила Энни.
— Ничего страшного, — улыбнулась она и взглянула на девушку: — Он обсуждал с вами свои отношения с Лоуренсом?
— Нет. Просто Марк стал более спокойным… расслабленным. Я никогда его таким раньше не видела.
— Но недавно все вновь изменилось?
— Да.
— А с Лоуренсом вы знакомы?
— Он пару раз приходил к нам в театр.
— Опишите его, пожалуйста.
— Рост примерно метр восемьдесят, симпатичный, в нем чувствовалась порода. Темные волосы, на висках легкая седина. Худощавый, довольно мускулистый. Обаятельный, но не душа нараспашку. Чуть-чуть сноб. Типичный выпускник закрытой частной школы для мальчиков.
— А где он работает? Чем занимается? — сыпала вопросами Энни.
— Не знаю. Марк никогда об этом не говорил. Но мне кажется, Лоуренс отставник. А занимается… коллекционер антиквариата. В общем, что-то в таком духе.
— А возраст?
— Немного за пятьдесят, впрочем, точно не скажу.
— Вы знаете, где он живет? Мы бы очень хотели с ним побеседовать.
— Извините, — пожала плечами Мария. — Могу только предположить, что дом у него шикарный, он весьма состоятельный мужчина. Во всяком случае, мать у него точно богатая. С какого-то момента Марк с ним почти не расставался, практически переехал к нему, — добавила девушка.
Уинсом сделала пометку в своем блокноте.
— Вы сказали, что в последнее время мистер Хардкасл переменился, — продолжила Энни. — А в чем именно это проявлялось?
— Да ни в чем особенно. Просто в последние две недели у него было паршивое настроение. Однажды даже наорал на меня за то, что я не туда поставила стол. А это на него совсем не похоже.
— Когда это случилось?
— Не могу вам точно сказать. Дней десять назад.
Вернон Росс так посмотрел на Марию, словно она разгласила государственную тайну.
— Думаю, они просто поругались с Лоуренсом, вот и все, — сказал он.
— Что, целых две недели ругались без перерыва? — усомнилась Энни.
Росс снова сурово глянул на Марию.
— Весь этот инцидент яйца выеденного не стоил. Ну да. А Мария и впрямь поставила стол не туда, куда надо было. Глупая ошибка, из-за которой актер мог растеряться — такие перемены здорово сбивают с ритма. Но ничего страшного не произошло. Марк просто был не в духе. С кем не бывает. Ничего такого, что подтолкнуло бы его к самоубийству, это уж точно.
— Предположим, Марк и впрямь покончил с собой. Что его могло на это толкнуть? Есть какие-нибудь предположения, мистер Росс?
— Нет. Никаких.
— Может, кто-то из вас знает людей, с которыми мистер Хардкасл близко общался за пределами театра? С кем мог говорить по душам, делиться своими проблемами? Не считая Дерека Ваймена. — Энни вопросительно окинула всех взглядом.
Все молчали.
— Тогда следующий вопрос: кто-нибудь в курсе, откуда родом был Марк?
— Из Барнсли, — ответила Мария.
— Откуда вам это известно?
— Он по этому поводу как-то пошутил. Сказал, что в юности вынужден был изображать из себя фаната местной футбольной команды, чтобы его не дразнили гомиком. Тогда команда Барнсли как раз вышла в полуфинал, побив Ливерпуль и Челси, и все только про них и говорили. Тут Марк и упомянул, что вырос в Барнсли. К слову. Отец у него работал на шахте. В общем, не лучший город для гомосексуалиста.
— Могу себе представить, — кивнула Энни.
Она в глаза не видела Барнсли — лишь знала, что в этом городке Южного Йоркшира когда-то было множество угольных шахт. Вряд ли шахтеры симпатизировали геям.
— Помимо мисс Уолси и мистера Росса, кто-нибудь из вас дружил с Марком Хардкаслом? — обратилась Энни к людям на сцене.
— Мы все с ним дружили, — заговорила одна из девушек. — С ним было так легко! Можно было говорить с ним о чем угодно, а уж человека щедрее я просто не знаю.
— А свои проблемы он с вами не обсуждал?
— Нет, но всегда готов был выслушать и дать совет, если я в нем нуждалась. Но он никогда не поучал и был таким мудрым, таким добрым. Поверить не могу, что его больше нет. — Расплакавшись, девушка вытянула из кармана платок.
Энни взглянула на Уинсом и легким кивком дала ей понять, что им пора. Вытащив из портфеля пачку визиток, Энни раздала их каждому.
— Если вы вдруг что-нибудь вспомните, пожалуйста, немедленно с нами свяжитесь. — Она перевела взгляд на Вернона Росса: — Мистер Росс, если вы сейчас свободны, прошу вас проехать с нами в морг.
— Нашла! — торжествующе вскричала Энни.
В это субботнее утро они с Уинсом и констеблем Дагом Уилсоном сидели в конференц-зале штаба полиции Западного района. Вчера вечером они закончили работу около семи, после того, как Вернон Росс опознал тело Марка Хардкасла. Забежав в бар выпить по стаканчику, они разошлись по домам.
Обойдя окрестные магазины, Уинсом выяснила, что Марк Хардкасл купил желтый шпагат в пятницу днем в скобяной лавке мистера Оливера Грейнджера. Мистер Грейнджер заметил на ладонях и лице Хардкасла следы крови — он тогда еще подумал, что покупатель, наверное, порезался во время ремонта. Грейнджер поинтересовался у Хардкасла, что с ним случилось, тот отшутился. Черная ветровка была наглухо застегнута, и хозяин лавки не мог видеть, была ли кровь где-нибудь еще. От Хардкасла сильно пахло виски, хотя, судя по поведению, он был трезв. Согласно показаниям Грейнджера, Марк показался ему неестественно спокойным и даже каким-то заторможенным-.
Просматривая отчеты криминалистов, Энни узнала, что при обыске машины среди газет и журналов в багажнике было обнаружено письмо. Само по себе оно особого интереса не представляло — обычная реклама винного магазина, — но внимание Энни привлек адресат: Лоуренс Сильберт, проживающий в доме номер пятнадцать по Каслвью-Хайтс. Район, считающийся весьма престижным.
— Что нашла-то? — спросила Уинсом.
— Любовника. Его зовут Лоуренс Сильберт, живет в Каслвью. — Вскочив на ноги, Энни сняла со спинки куртку. — Уинсом, побудь тут за главную, ладно? Если я вовремя не вернусь, займись допросами сама. Хорошо?
— Конечно, — кивнула Уинсом.
Энни повернулась к Дагу Уилсону. Молодой, с мальчишеским лицом, в очках — благодаря всему этому его и наградили прозвищем «Гарри Поттер». Даг не отличался терпением и в стрессовых ситуациях начинал заикаться. Не самый лучший работник для ведения допросов. Впрочем, Энни считала, что ему просто не хватает уверенности в себе, это пройдет, когда он наберется опыта.
— Хочешь со мной, Даг? — спросила она.
Уинсом ему кивнула — мол, не беспокойся, я справлюсь.
— Конечно, — обрадовался Даг. — С удовольствием.
— А вы не хотите прежде разведать обстановку? — поинтересовалась Уинсом.
— В каком смысле? — спросила Энни, уже стоявшая в дверях вместе с Уилсоном.
— Ну, ты же понимаешь, райончик там довольно крутой. Может, выяснится, что Сильберт женат? Нельзя же вот так бросаться туда, не прощупав предварительно почву. Вдруг у него дома супруга сидит с детьми?
— Вряд ли. Помнишь, Мария Уолси ведь сказала, что они с Марком чуть ли не жили вместе, — ответила Энни. — Но даже если у Лоуренса Сильберта имеются жена и дети — что с того? Разве им не надо знать про Марка Хардкасла?
— Тоже верно, — согласилась Уинсом. — Просто вы там поосторожнее на поворотах. Поделикатней. Между прочим, в этом элитном квартале у начальника полиции и его зама куча друзей, — напомнила она. — Вы там как разберетесь, звякните мне, ладно?
— Хорошо, мамочка, — улыбнулась Энни. — Как только, так сразу. Пока!
Констебль Уилсон нацепил на нос очки и вышел вслед за Энни.
М-да, Уинсом явно недооценила крутизну этого «райончика». Вот о чем подумала Энни, пока констебль Уилсон парковался возле дома номер пятнадцать. Самый что ни на есть шикарный, любимое место всех богатеев Иствейла. Дома тут стоят около миллиона фунтов, и в продаже их почти не бывает. Ну а если кто и решится сюда переехать, без одобрения домовладельцев и соседей у него ничего не выйдет. Раз уж они приняли в свой круг Лоуренса Сильберта, значит, он богат и достаточно уважаем. К геям тут относились вполне терпимо, если, конечно, те не особо выпячивали свои любовные пристрастия и не закатывали шумные вечеринки с мальчиками по вызову.
Вылезая из машины, Энни огляделась. Понятно, почему местные так тщательно подходили к выбору своих соседей и до трясучки боялись разновсяческого быдла. За все время, пока она живет в Иствейле, Энни была тут всего пару раз и почти забыла, какой же чудесный отсюда открывается вид.
К югу, если взглянуть поверх крытых шифером крыш с изогнутыми трубами, ярким пятном сияла рыночная площадь, полная резво снующих туда-сюда букашек, хлопочущих в своих лавках. Слева от норманнской церкви, сразу за кварталом, прозванным «лабиринтом», на холме возвышались руины старого замка. Чуть ниже, под живописными садами на склоне, извивалась река Свейн с каскадом маленьких водопадов — вода, обрушиваясь вниз, поднимала в воздух облака брызг. Вдоль реки тянулись георгианские особняки со старыми величественными дубами во дворах. Дальше вид уже не так радовал глаз: сквозь зеленые насаждения просматривался жилой массив Истсайд-Истейт с его домами из красного кирпича, двухэтажными многоквартирными бараками и железной дорогой. Ну а за ним, до крутого берега реки Саттон, простиралась Йоркская долина.
