Я — ярость - Делайла Доусон

и вынужденно тормозит. Через дорогу напротив — маленькое желтое здание, практически лачуга, с выцветшей вывеской «Полы Большого Фреда», перед входом — грубо сколоченные витрины, на которых представлено нечто, что могло бы сойти за напольное покрытие, линолеум, плитку и имитацию под дерево. Все блеклое и старое. Никто в здравом уме не стал бы заходить в крошечный магазинчик, чтобы пообщаться с Большим Фредом. На табло над входом бежит красная строка:

«ЕСЛИ ПОПАЛ В НЕМИЛОСТЬ, ПОМНИ: ЕЕ НОЖКИ ЗАСЛУЖИВАЮТ ХОДИТЬ ПО НОВЫМ ПОЛАМ!»

Патрисия выразительно приподнимает бровь: как будто ей нужен какой-то предлог в виде «немилости», если она захочет сменить полы! Вообще-то она хотела бы перестелить полы в солярии, но Рэндалл все еще припоминает ей, как чихал от пыли после того, как они сделали ремонт в ванной. Придется подождать, пока он не отправится со своими коллегами из суда на очередную двухнедельную рыбалку на Багамы. Разумеется, она закажет новые полы не в покосившейся лачуге, похожей на ту однокомнатную квартиру, в которой они жили во времена детства Челси. Патрисия приложила массу усилий, чтобы те дни — бесконечная борьба за выживание, хаос, суета — остались в прошлом. Она на высоте. Те годы позади. Эта хибара — просто гротескное напоминание о том, как труден был пройденный путь.

Слава богу, светофор наконец-то переключается на зеленый, и Патрисия перестает прокручивать в голове варианты того, как бы организовать очередной ремонт. Визиты к Челси так утомляют, а ехать на еженедельный обед с Рэндаллом еще рано — но в клубе, к счастью, всегда есть чем заняться, ведь она состоит в комитете по благотворительным аукционам. Первый муж тоже был членом загородного клуба «Изумрудная бухта», и на этом основании Патрисия пользовалась их услугами почти два десятка лет. Хэнк, стоя у ворот, машет ей, пока Патрисия паркуется — куда дальше от входа, чем хотелось бы, но, по крайней мере, в тени. Шагая по тротуару, она незаметно касается браслета, ожерелья, сережек, волос, поправляет кардиган, разглаживает складки на брюках и бросает беглый взгляд на педикюр. Патрисия не религиозна, но она неизменно исполняет этот ритуал, как иные крестятся. Так она благословляет себя саму, так собирается с силами. Если все детали в идеальном порядке — она в безопасности.

Автоматические стеклянные двери распахиваются, и Патрисия невольно прикрывает глаза, когда холодный воздух омывает ее, счищая гнетущую жару, пот и убожество внешнего мира. В декорациях клуба Патрисия чувствует себя как дома. На стенах — безобидные пастельные картины в золотых рамах, на полу — безупречные узорчатые ковры. Пластиковые растения не умирают, не вянут, даже кончики листьев не желтеют, и с них ежедневно убирают пыль (не то что с люстры в доме Челси). Барбара Чатем как-то попыталась привести в клуб собаку-поводыря, и все были в таком шоке, что ей пришлось переехать, — вот насколько здесь чисто и аккуратно. Неудивительно, что Патрисия в клубе как рыба в воде.

— Доброе утро, миссис Лейн, — фальшиво улыбается молодой человек за стойкой регистрации. Патрисия едва приподнимает руку в знак приветствия и натягивает стандартную улыбку. Столько лет прошло! Она и сама забывает, что теперь она «миссис Лейн», а не «миссис Уортингтон» (и где-то в прошлом, еще до миссис Уортингтон, осталась молодая незамужняя мать с засаленным пластиковым бейджем «Пэтти» на груди).

Двери ресторана еще не открыли, и Патрисия чуть хмурится, прежде чем, спохватившись, возвращает на лицо улыбку и направляется в гостиную. Шум настигает ее раньше, чем открывается вид: в гостиной одновременно говорит множество женщин и их бормотание сливается в сплошной рокот:

— Я в самом деле думаю…

— Не стоит ли нам рассмотреть вариант того, что…

— Все в самом деле так, но, конечно, не мне решать…

По затылку пробегает дрожь. Что-то творится в ее королевстве, а она не в курсе. Патрисия сворачивает за угол и через распахнутые французские двери проходит в зал, куда набились ее знакомые, возглавляемые женщиной, которую Патрисия считала когда-то своей подругой.

— О, Пэтти, это ты? — Голос звучит как-то чересчур торжествующе. — Где же ты была?

Патрисия проходит в центр комнаты — и воцаряется тишина. Двадцать женщин изучают ее с ног до головы, их взгляды бегают по телу Патрисии, словно муравьи, выискивающие трещинку или изъян. Она высоко поднимает подбородок и одаривает их той самой отточенной улыбкой, призванной подчеркнуть, что люди, у которых есть власть, никогда не оправдываются.

— Пришла бы раньше, если б знала, что ты планируешь вечеринку в мою честь, Карен, — почти мурлычет Патрисия.

— У нас экстренное совещание, — поясняет Линн. Голос у нее какой-то сдавленный. — По поводу цветов.

Карен сердито смотрит на одну из своих приспешниц, но ничего не говорит. Патрисия приподнимает бровь, молчаливо требуя объяснений.

— Флорист отменил заказ, так что нам нужно нанять нового для аукциона.

Будь в зале свободный стул, Патрисия села бы туда — но уж об этом Карен позаботилась (точно как о том, чтоб Патрисию никто не предупредил об этой секретной встрече). Эта склонная к драмам старая летучая мышь, должно быть, планирует организовать гвоздики, которые пахнут как детское дыхание, или еще какую-нибудь мерзость.

— Проще простого. — Патрисия прищелкивает пальцами, отчего бриллианты на ее запястье звенят. — У Рэндалла есть приятель по гольфу, его жена — флорист. Сегодня Рэндалл играет с ним, так что я всё устрою. Видите? Никакой проблемы нет. Надеюсь, это… экстренное совещание, которое организовала Карен, не причинило вам слишком много неудобств. — Патрисия бросает взгляд на новые часики на запястье и лучезарно улыбается. — Ох, вы только гляньте, который час! Обедаю с судьей, не хочу опоздать. Давайте я после обеда пришлю по имейлу подтверждение насчет нового флориста. И, разумеется, я прослежу, чтоб она не отклонялась от нашего первоначального плана насчет экзотики. Райские птички, чистая классика… Та-дам!

Махнув рукой на прощание, Патрисия разворачивается и через те же двери направляется к ресторану. Пусть он еще не открыт, но в подобных сражениях ключ к победе все тот же, что и во времена ее молодости, когда сучка по имени Кэнди из закусочной пыталась присвоить ее чаевые. Налетай внезапно, бей в цель, уходи прочь, пока они не опомнились. Где-то, наверное, еще осталась вырванная с корнем прядь волос Кэнди, боевой трофей, который неизменно напоминает Патрисии: лучший способ избавиться от врага — заставить его пожалеть, что он вообще ввязался