Я пожал ее руку в ответ.
— Спасибо, — произнес я, — от Лили-Энн.
Может быть, это тоже выглядело излишне театрально, но я с трудом представлял, как положено себя вести в такой ситуации. Я встал и взял монтировку. Возможно, она и не была таким уж эффективным оружием, но лучше хоть что-то. Я подошел к двери и постарался втиснуться рядом с косяком так, чтобы меня не увидели через окошко, я выбрал ближайшую к ручке сторону — дверь открывалась наружу, — и первым они увидят противоположный угол. Мне оставалось только надеяться, что они ничего не заметят и, заглянув внутрь и увидев Саманту, сидящую на раскладушке, войдут в комнату, ничего не подозревая. Тогда, если мне повезет, это будет легко — раз-два, и Декстер на свободе.
Я провел, скорчившись в своем углу, уже минут пять, когда сквозь толстую дверь послышались голоса. Я глубоко вздохнул и постарался стать еще меньше и незаметнее. Саманта в ответ на мой вопросительный взгляд, облизнула губы, но тем не менее утвердительно кивнула. Я ответил ей тем же и сразу услышал, как поворачивается ручка. Дверь распахнулась.
— Привет, свинка, — произнес кто-то с очень гадким смешком. — Хрю-хрю.
В дверь вошел мужчина с красной нейлоновой сумкой-термосом в руках. Я опустил ему на голову монтировку, и он упал вперед, не издав ни звука. Со скоростью смазанной маслом молнии я перешагнул через него и бросился в дверной проем, готовый ко всему…
Кроме встречи с огромным кулаком, который уже летел в мое лицо. Он отбросил меня обратно, и я успел только мельком заметить огромную фигуру бритоголового вышибалы, который прижал меня за горло к стене, и услышать крик Бобби Акосты:
— Убей эту сволочь!
Кулак размером с рояль ударился мне в подбородок, и наступила темнота.
Я был далеко отсюда, в неведомом пространстве, где крошечные искры света пронзали бесконечный океан тьмы, в котором дрейфовал Декстер, поскольку его свинцовые ноги и руки оказались совершенно неспособны двигаться. Я испытывал неприятную внутреннюю опустошенность и легкость. Очень долго все, что я чувствовал, было лишь ощущением бытия, но наконец пришедший издалека звук добрался до меня и принес на своей спине идею, которая воплотилась в одном ясном и чистом восклицании: «Ау!» И я понял: это не какое-то таинственное заклинание, которое следует использовать при медитации, и не название утраченной земли, о которой говорится в Библии, но, строго говоря, единственное, что полностью отображало состояние Декстера выше плеч.
— Ау!
— Декстер, ну давай просыпайся, — прозвучал тихий женский голос, и я почувствовал, как прохладная ладонь легла мне на лоб.
Я не имел ни малейшего понятия о том, кому принадлежали голос и рука, но, честно говоря, этот вопрос терял свою важность перед океаном боли, разлившейся в моей голове, и тем фактом, что я не мог повернуть шею.
— Декстер, пожалуйста, — настаивал голос. Прохладная ладонь похлопала меня по щеке с намного большим усилием, чем принято в обществе. Каждый хлопок заставлял очередное «ау» прокатиться по моей голове, и наконец я нашел в себе силы совладать с руками и пошевелил одной, чтобы убрать терзающую меня ладонь.
— Ауу, — произнес я вслух, и это прозвучало как донесшийся издалека крик большой и очень усталой птицы.
— Ты живой, — снова возник голос, и чертова рука вернулась, чтобы опять похлопать меня по щеке. — Я действительно беспокоилась.
Мне показалось, я уже слышал этот голос, но не мог вспомнить, где именно. Впрочем, если учесть, что в голове у меня полыхал стог сена, этот вопрос был не первостепенной важности.
— Ауу! — взвыл я еще раз, вложив в это междометие несколько больше чувства. Я не мог ни подумать, ни сказать что-либо еще, но не расстраивался из-за этого, поскольку «ау» идеально отображало текущее положение вещей.
— Ну давай же, — сказали мне, — открывай глаза, Декстер, ну.
Я задумался. Слово «глаза» было мне определенно знакомо. Оно имело какое-то отношение к… как его, зрению? И они находятся где-то неподалеку от лица, если не прямо на нем. Это было похоже на правду, и я почувствовал, как внутри меня затеплилась радость. Я угадал правильно. Хороший мальчик.
— Декстер, пожалуйста, — продолжал настаивать женский голос, — открывай глаза, ну.
Я почувствовал, как ее рука подбирается к моей щеке, чтобы похлопать по ней еще немного. При мысли об этом в моем мозгу вспыхнула идея — глаза можно открыть вот так. Я попробовал. Правый раскрылся сразу же, левый дернулся несколько раз, прежде чем распахнуться навстречу неясной картине мира. Я немного поморгал, чтобы сфокусировать зрение, и добился своего, но легче от этого не стало.
Примерно в футе над моим нависало лицо. Его нельзя было назвать неприятным, и я был совершенно уверен, что вижу его не в первый раз. Оно принадлежало молодой девушке, которая, по всей видимости, выглядела чем-то обеспокоенной в данный момент. Но пока я моргал и пытался вспомнить, где же я видел это лицо, оно расплылось в улыбке.
— С возвращением, — сказала она, — ты заставил меня поволноваться.
Я моргнул еще раз. Это оказалось тяжким трудом, и было, пожалуй, единственным, что я мог делать. Думать при этом я уже не мог, поэтому моргание пришлось прекратить.
— Саманта, — прокаркал я, очень порадовав себя этим. Да, к лицу прилагалось это имя. А само лицо было так близко к моему, поскольку моя голова лежала у нее на коленях.
— Она самая, — подтвердила Саманта. — Рада, что ты снова с нами.
Реальность постепенно просачивалась в мой пульсирующий болью мозг: Саманта, людоеды, холодильник, огромный кулак… С некоторым трудом, но мне все же удалось собрать обрывки воспоминаний в связную картину. И она оказалась куда страшнее головной боли. Я снова закрыл глаза и взвыл.
— Да, это я уже слышала, — сказала Саманта. — У меня нет аспирина или чего-нибудь еще, но это может помочь. На вот.
Я почувствовал, как она шевельнулась, и открыл глаза. Она держала большую пластиковую бутылку и открывала ее.
— Глотни, — предложила она, — медленно. Только немного, а то захлебнешься.
Я глотнул. Вода оказалась прохладной, и у нее был слабый привкус, который я не смог распознать. Только сейчас я почувствовал, как у меня пересохло горло.
— Еще, — попросил я.
— Пей понемногу, — предупредила Саманта, позволяя мне сделать еще один маленький глоток.
— Хорошо. Я хотел пить.
— Надо же, — удивилась она, — четыре слова подряд. Ты и вправду приходишь в себя.
— Можно, я еще немного выпью? — попросил я. — Это целых пять слов.
— И вправду, — произнесла она с такой интонацией, будто ее безумно радовал мой вновь обретенный талант складывать слова в предложения. Она поднесла бутылку к моим губам, чтобы я мог сделать еще глоток. Кажется, вода помогла мышцам моей шеи расслабиться, и головная боль слегка уменьшилась, а вместе с ней и нарастающее ощущение, что все идет не совсем так, как следовало бы.
Решив осмотреться, я повернул голову. И тут же был вознагражден острой вспышкой боли, пронзившей шею от плеч до самого темени. Но теперь я смог увидеть значительно большую часть мира, чем занимали лицо и рубашка Саманты, и это зрелище не внушало оптимизма. Над нами горела люминесцентная лампа, освещавшая зеленую стену. На месте, где, по здравому смыслу, должно быть расположено окно, виднелся лишь кусок некрашеной доски. Больше я ничего не мог увидеть, не пошевелив головой, а этого мне делать категорически не хотелось, принимая во внимание боль, которой сопровождалась предыдущая попытка.
Осторожно я вернул голову в исходное положение и попробовал начать думать. Я не узнавал место, в котором оказался, но по крайней мере это был не холодильник. Неподалеку слышался металлический звук, и любой, кто хоть сколько-нибудь прожил во Флориде, понял бы, что это кондиционер. Но ни он, ни доска на окне не сообщили мне ничего важного.
— Где мы? — спросил я у Саманты.
Она сделала глоток воды.
— В трейлере, где-то в Эверглейдс, точнее не знаю. У одного из членов шабаша здесь есть около пятидесяти акров земли, и на них стоит эта штука, трейлер. Он здесь охотится. И они привезли нас сюда, чтобы, как это сказать, совсем изолировать. Никто нас не найдет в этом месте.
Ее голос звучал весело, но под конец, вспомнив, что должна чувствовать некоторую вину, она попыталась утопить ее еще в одном глотке воды.
— Как? — сказал я голосом, который опять походил на карканье, и потянулся за бутылкой. Глоток, который я сделал на этот раз, был больше предыдущих. — Как они вынесли нас из клуба, чтобы никто этого не заметил?
Она взмахнула рукой, и от ее движения моя голова дернулась — крошечное движение, но оно сопровождалось изрядной болью.
— Они закатали нас в половики, — ответила она, — пара ребят в комбинезонах вынесли их на улицу и погрузили в фургон с надписью «Химчистка Гонсалеса». В нем нас сюда и привезли. Все просто.
