— Меня зовут Денис. Денис Спиридонович Боровский, генерал милиции. О Прошкине забудь.
— Ладно, генерал. Но где же справедливость? Нагорный убирает свидетелей. Он хочет удрать. Кто-то его спугнул. Я знаю, куда он смотается. Я все знаю.
— Хорошо. Я тебя выслушаю. Если мне твой рассказ покажется^ похожим на правду, я подумаю, что с тобой делать. Если ты начнешь вилять, то я уйду, а тебя сожрут крысы.
Рублев подскочил на месте.
— Какие крысы? Я мышей и тех боюсь. Зачем пугать, я так все расскажу.
— Тебя не пугают. У нас нет карцера. Но тех, кто плохо себя ведет, мы наказываем и здесь. Видишь у пола окошки с решетками? Они открываются с пульта надзирателя. Через пять минут пол под тобой оживет. Голодные крысы ворвутся в камеру. Прогнать их назад еще никому не удавалось. По динамикам тебе продиктуют код сейфа, встроенного в стену. Там нет ничего, кроме противогаза. Твое дело успеть его надеть, так как из верхних окошек в камеру пустят ядовитый газ. Только он способен выгнать крыс. Но за это время они успеют откусить тебе пальцы на ногах, кончик носа, мочки ушей и сожрать твои мужские причиндалы. Процедура длится не более пяти минут. После этого заключенные становятся шелковыми. Но если они повторно нарушают режим, то газ в камеру не пускают, а позволяют крысам насытить свои желудки. После их нашествия в камере даже пятен крови не остается. Слизывают все. Зачем я тебе это рассказываю? Да так! Вроде того, как зачитывают права при аресте. Информация к размышлению. Тюрьма с ее режимом и правилами создавалась твоим любимым шефом. Ты считаешь его гением, так что должен восхищаться его детищем, а не дрожать как осиновый лист.
— Он сволочь, генерал! Пусть сам здесь сидит. Отпусти меня, я все отдам. Ты станешь миллионером.
— Рассказывай про золото. И помни, что может с тобой случиться при даче ложных показаний.
— Я помню. Шахта и сам завод по переплавке находятся в шестнадцати километрах от города, за горным хребтом. Там же расположен аэродром с двенадцатью самолетами и тремя взлетными полосами. Через хребет прорыт тоннель длиною в четыре километра. Даже я не знаю его точного расположения. На аэродром меня везут в железном фургоне без окон. На заводе золото очищают от примесей и делают слитки по банковскому клише. Добывают его немного. Один ящик в неделю грузят на самолет и отправляют на восток. Все самолеты приписаны к фирме «Транзит». По сути, они собственность мэра.
— Куда идет золото?
— Большая часть обменивается на валюту японцами. Им достается львиная доля. В трех портах Японии у Нагорного и Фокина есть свои причалы. Они также владеют сетью ресторанов и рыболовными судами. Валюта идет на подкуп чиновников и рыболовной мафии. Десятки судов вылавливают краба-трубача и разгружаются в японских портах, часть идет в рестораны, а часть получают японцы в качестве налога на розничную продажу. Это Клондайк. На личных счетах в японских банках осели миллиарды долларов. Деньги вкладываются в японскую радиопромышленность, в корабли, идут на взятки чиновникам, рыбакам, таможне, береговой охране, за квоты на вылов. Сумасшедшие деньги. Докопаться до правды невозможно. Золото кормит всех: от судей с прокурорами до губернаторов и японских бизнесменов. Фокин давно уже купил всех дальневосточных воротил, его поддерживают коллеги из важных для дела регионов. Все находится под контролем. Это не липовая фирма-однодневка, а система, работающая десятилетия, проверена, выверена, выстроена и действует по строгим законам и собственным порядкам. Такую махину в одночасье не опрокинешь. Нет еще силы, способной разрушить неприступную стену.
— Имея такое состояние, Нагорный сидит в этой глуши?
— Сидит на чемоданах. Готов уйти в любую минуту, но не может, пока в шахтах еще есть золото. Но и это не так важно, как власть, к которой он привык. С властью труднее всего расставаться. Удерет к японцам и станет очень богатым, но эмигрантом без права голоса. Там демократия. Где есть равенство, Нагорному делать нечего. Для мэра и губернатора Япония хуже ссылки. К тому же они потеряют контроль над нашими берегами, их суда перейдут в чужие руки, а значит, закончатся поставки краба. Или им придется платить за контрабанду, как всем. Они не выдержат конкуренции с японцами. Как только перестанут поставлять им золото и пушнину, японцам они будут не нужны.
— К заводу и аэродрому подступа нет?
— До хребта шестнадцать километров через тайгу, а дальше тупик. Горы. Если вы даже и войдете в тоннель, выйти из него вам не дадут. На другом конце подготовят достойную встречу. Дорога одна, и она охраняется, как Кощеева игла, а пройти через тайгу не дадут охотники. Стреляют без предупреждения во все, что движется. До приисков никто еще не доходил живым. Бессмысленно.
— Как можно обезвредить Нагорного?
Ответа Боровский не услышал.
— Послушай, Рублев. Пока мэр на свободе, он может приказать тебя уничтожить, и мы обязаны подчиниться.
— Ни в доме, ни в резиденции его не возьмешь -это равносильно идти в атаку на Кремль. Только в момент передвижения.
— Четыре машины охраны, бешеная скорость и…
— Нет. Взрывать бесполезно. Броня. Нагорный со своим главным телохранителем всегда садится в третью машину. В четвертой едут трое, а первые две пустые. Только шоферы,
шторки задернуты. Эти машины и должны в случае налета принять весь огонь на себя. Но, как вам известно, за десять лет таких случаев не было. Главное, его не настораживать. Он уже давно потерял бдительность, а охрана — навыки. Если сработать быстро, в считанные секунды, может получиться. Без Нагорного вся его банда превратится в стадо баранов. Они не умеют действовать самостоятельно, не приучены. Есть мэр, есть шеф охраны, они отдают команды, а те строго их выполняют.
— Я тебя понял, Рублев. Ты будешь главным свидетелем обвинения, а для твоей же безопасности тебе лучше оставаться здесь. Мы найдем камеру покомфортней этой, сядешь за стол и начнешь писать все, что тебе известно. Получится многотомный труд, но время у тебя есть.
— Вы меня выпустите, генерал?
— Чистосердечное признание может поставить тебя в ранг свидетеля. А я, со своей стороны, оформлю твой арест как явку с повинной. Чем больше ты расскажешь, тем меньше получишь, а то и вовсе выйдешь на свободу. Думай, Рублев, и действуй.
Боровский вышел, оставив дверь камеры открытой.
2
Неожиданное известие застало мэра врасплох. Он заканчивал партию в бильярд со своим телохранителем и собирался идти спать, как раздался звонок по спутниковому телефону. В такое время его никогда не беспокоили. Немного помешкав, он все же ответил.
— На проводе главный диспетчер аэродрома, господин мэр. На подлете самолет губернатора. Запрашивают разрешение на посадку.
— Я понял. Дайте ему резервный эскорт и пусть его доставят ко мне домой. Все.
Нагорный подошел к окну и долго стоял, глядя на бледную луну, выглянувшую из-за черной тучи.
— Ночью гроза будет. А? Как считаешь, Марк?
Охранник замер с кием в руках над бильярдным столом и, не шевелясь, наблюдал за шефом.
— Если верить прогнозу, то будет.
— Рублев все еще не вернулся?
— Нет, Иван Борисыч.
— Крысы бегут с тонущего корабля. Далеко не убежит.
— Рублев не сбежит. Он в деле.
— Если не служит губернатору. Что нужно Фокину здесь? Москву захватили китайцы? Или он попался на крючок? Такой прыти я от него не ожидал.
Мэр подошел к внутреннему телефону и попросил соединить его с милицейским участком. Трубку снял капитан Лебедев.
— Где Прошкин?
— Патрулирует город, господин мэр.
— Он выпустил заключенного, как его там…
— Бартеньева. Выпустил согласно вашей директиве и посадил под домашний арест. За домом ведется скрытое наблюдение.
— Значит, он еще жив. Хорошо. Если понадобится, привезете его ко мне домой. Это все.
— Будет исполнено.
Мэр положил трубку.
Вряд ли Фокина интересует какой-то там арестант. В чем же причина его скоропалительного приезда? У губернатора каждая минута на год вперед расписана. Бросить все дела и сорваться с места? Для такого решения должна быть очень серьезная причина.
В догадках и ожидании пришлось провести полтора часа. Наконец кортеж губернатора вкатил в ворота особняка мэра Тихих Омутов.
Встреча состоялась один на один в кабинете хозяина на втором этаже. Губернатор обошелся без вступлений.
— Ты меня убеждал, Иван, десять лет назад, что все концы экспедиции Ольшанского похоронены, а документы уничтожены. На этом вопросе мы поставили крест. Теперь, когда мы достигли таких успехов и стоим на пороге важнейших соглашений с японцами, нам грозит крах.
— Я тебя не понимаю, Лев Акимыч. О чем идет речь?
— О документах, связанных с экспедицией. Такие существуют. Мало того, есть письма, составленные Ильиным, Девяткиным и Маркушиным, адресованные генеральному прокурору и премьер-министру.
