— Поразительно.
Карсон зевнул.
«И скорее всего, недостоверно», — подумал он.
— Алонсо Кабеса де Вака был одним из первых европейских колонистов в Америке в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. Мы ведем свое происхождение от одной из самых древних и почтенных европейских семей в Америке. Впрочем, я никогда не придавала большого значения таким вещам.
Тем не менее Карсон видел гордость на лице де Ваки, когда она рассказывала о своих предках, — конечно, для нее это было важно.
Некоторое время они ехали, наслаждаясь солнечным теплом и плавной поступью лошадей. Женщина держалась немного впереди, верхняя часть ее тела двигалась в такт со скакуном. Левая рука свободно держала поводья, правая лежала на поясе. Они приблизились к руинам, и де Вака остановилась, поджидая Карсона.
Когда он подъехал, она посмотрела на него, и ее фиалковые глаза заблестели.
— Тот, кто будет последним, — pendejo,[67] — сказала она, наклоняясь вперед и пришпоривая лошадь.
К тому моменту, когда Карсон пришел в себя и направил Роско за ней, де Вака опережала его на три корпуса. Ее конь мчался вперед, прижав уши, от копыт в лицо Карсону летели мелкие камешки. Он принялся нетерпеливо пришпоривать Роско.
Карсон постепенно настигал соперницу, и вскоре их лошади скакали рядом, перепрыгивая через низкие мескитовые кустики. Ветер ревел в ушах. Руины стремительно приближались, огромные каменные стены четко вырисовывались на фоне синего неба. Карсон знал, что у него более сильный скакун, но с удивлением увидел, как де Вака наклонилась к уху своей лошади и стала что-то напряженно шептать. Карсон вновь пришпорил Роско и закричал — тщетно. Они промчались между двух разрушенных стен, и теперь женщина опережала его на полкорпуса; ее волосы разметались по спине, точно черное пламя. Впереди Карсон заметил низкую стену, неожиданно возникшую из коричневых песков. Стая воронов с пронзительным криком метнулась вверх, когда они вместе перепрыгнули через препятствие и вновь оказались в пустыне. Они замедлили бег своих лошадей, перешли на рысь и повернули обратно.
Ученый посмотрел на де Ваку. Ее лицо раскраснелось, волосы рассыпались по плечам. Хлопья пены от разгоряченной лошади упали на ее бедро. Она усмехнулась.
— Неплохо, — сказала ассистентка. — Ты почти меня догнал.
Карсон тряхнул поводьями.
— Ты поступила нечестно, — сказал он и почувствовал, что его голос звучит раздраженно. — Ты стартовала первой.
— Но твой конь лучше, — возразила она.
— А ты легче.
Де Вака ухмыльнулась.
— Посмотри правде в глаза, cabron, ты проиграл.
Ученый мрачно улыбнулся.
— В следующий раз я тебя догоню.
— Это никому не удавалось.
Они подъехали к развалинам, спешились и привязали лошадей к скале.
— Великая кива обычно находится в самом центре пуэбло или далеко за его границами, — сказала де Вака. — Будем надеяться, что она не обрушилась полностью.
Вороны кружили у них над головой, их далекое карканье повисло в воздухе.
Карсон с любопытством огляделся. Стены были сложены из кусков застывшей лавы, которым придали форму, а потом скрепили глиной. Они поднимались с трех сторон подковообразных развалин, четвертая выходила на центральную площадь. Глиняные черепки и осколки кремня устилали землю у них под ногами. Все покрывал песок.
Они вышли на площадь, заросшую юккой и мескитовым кустарником. Де Вака опустилась на колени перед крупной колонией огненных муравьев. Они спрятались внутрь, спасаясь от полуденного жара, и женщина осторожно разглаживала пальцами камешки, внимательно изучая холмик.
— Что ты делаешь? — спросил Карсон.
Вместо ответа де Вака что-то вытащила из муравейника большим и указательным пальцами.
— Вот, взгляни, — сказала она.
И положила что-то на его ладонь. Карсон наклонился, чтобы лучше разглядеть ее находку — шарик из бирюзы с дырочкой не шире человеческого волоса, просверленной в центре.
— Они полируют материал травинками, — сказала де Вака. — Никому не известно, как муравьи умудряются делать такие идеальные крошечные отверстия, не используя металла. Возможно, часами трут бирюзу крошечным осколком кости. — Она встала. — Пойдем отыщем киву.
Они вышли к центру площади.
— Здесь ничего нет, — сказал Карсон.
— Мы разделимся и начнем поиски снаружи поселения, — ответила де Вака. — Я возьму на себя северный полукруг, а ты — южный.
Карсон подошел к границе развалин и зашагал по широкой дуге, внимательно глядя на песок у себя под ногами. Мощная буря и сухие ветры стерли отпечатки любых следов; невозможно было определить, побывал ли здесь Барт. Столетия назад крыша подземной кивы находилась на одном уровне с пустыней — лишь отверстие для дыма выдавало ее присутствие. Конечно, крыша могла давно обвалиться, и все же оставался шанс, что она не пострадала, просто переместившийся песок ее полностью скрыл.
Карсон нашел храм примерно в ста ярдах к юго-западу. Крыша обвалилась, и кива превратилась в круглую впадину в земле диаметром в тридцать футов и глубиной в семь. Ее стены были сделаны из обтесанного камня, из которого торчали обломки древних балок. Де Вака прибежала на его зов, и они вместе встали у края. Возле дна ученый разглядел место, где стены были замазаны глиной и красной краской. Ветер намел песок, и он полностью скрыл пол.
— И где же сипапу? — спросил Карсон.
— Он всегда находится в самом центре кивы, — ответила ассистентка. — Помоги мне.
Она ловко спустилась вниз, подошла к центру, встала на колени и начала осторожно разгребать руками песок. Карсон спрыгнул в яму и стал ей помогать. На глубине в шесть дюймов их пальцы наткнулись на гладкую поверхность. Де Вака торопливо смела в сторону песок и отодвинула камень.
Здесь, в отверстии сипапу, стояла большая пластиковая банка для хранения препаратов с клеймом «Джин-Дайн». Внутри они нашли маленькую книжечку с загнутыми уголками, переплетенную в покрытый пятнами оливкового цвета холст.
— Madre de Dios,[68] — прошептала де Вака.
Она вытащила банку, открутила крышку и аккуратно вынула дневник. Затем открыла книжечку, Карсон заглянул ей за плечо.
На первой странице, исписанной удивительно мелким аккуратным почерком с минимальным расстоянием между строчками, было написано: «18 мая».
Карсон наблюдал, как де Вака потрясенно листает дневник.
— Мы не можем принести его в «Маунт-Дрэгон», — сказал он.
— Я знаю. Значит, нужно его прочитать.
Она вернулась к первой странице.
18 мая
Дорогая Амико!
Я пишу тебе на развалинах священной кивы анасази, находящейся неподалеку от моей лаборатории.
Когда мы собирали мои вещи, в то последнее утро перед вылетом в Альбукерке, повинуясь импульсу, я сунул старый дневник в карман куртки. Я планировал использовать его для наблюдения за птицами. Но сейчас мне кажется, что я нашел для него лучшее применение.
Я ужасно скучаю по тебе. Люди здесь по большей части ведут себя дружелюбно. Некоторых, скажем директора Джона Сингера, я даже могу считать своими друзьями. Но прежде всего мы коллеги, у которых общая цель, и лишь потом — приятели. Мы все подвергаемся давлению; от нас требуют стремительного движения вперед, достижения быстрого успеха. И под таким воздействием я все больше ухожу в себя. Бескрайняя безысходность этой ужасной пустыни лишь усиливает мое одиночество. Возникает ощущение, будто мы оказались за краем мира.
Здесь запрещено пользоваться карандашом и бумагой. Брент хочет отслеживать все наши действия. Иногда мне кажется, что он желает контролировать наши мысли. Я использую этот маленький дневник в качестве спасательного троса, связывающего нас. Есть вещи, которые я со временем расскажу тебе. О них я никогда не напишу в своем компьютере, принадлежащем «Джин-Дайн». Глава корпорации во многих отношениях остается мальчишкой, полным юношеских мечтаний. Среди прочего он уверен, что ему по силам управлять всем, что делают и думают другие.
Надеюсь, ты не станешь тревожиться, когда услышишь мой рассказ о подобных вещах. Впрочем, я забыл: когда ты прочитаешь эти строки, я буду находиться рядом. И записи в дневнике превратятся в воспоминания. Возможно, позднее я смогу посмеяться над собой и моими мелочными жалобами. Или даже гордиться тем, что я сумел достичь.
До этой кивы довольно далеко, а ты знаешь, какой я плохой наездник. Но мне кажется, что проведенное с тобой время идет мне на пользу. Дневник будет в безопасности здесь, среди песков. Никто не покидает жилой корпус, за исключением начальника службы безопасности, а у меня сложилось впечатление, что у него есть собственные дела в пустыне.
Скоро я снова сюда приду.
25 мая
Моя любимая жена!