Дуглас Престон - Гора Дракона

Скоро я снова сюда приду.

Моя любимая жена!

Сегодня ужасно жаркий день. Я постоянно забываю, как много воды требуется в этих проклятых песках. В следующий раз я прихвачу с собой две бутылки.

Стоит ли удивляться, что в лишенных воды ландшафтах появилась религия анасази, полностью направленная на то, чтобы контролировать природу. Здесь, в киве, жрецы дождя обращались к Громовой Птице,[69] умоляя ее даровать им дождь.

Так они молились. Какое древнее желание, какая жажда знаний и могущества, мечта об управлении тайнами природы, чтобы принести дождь!

Но дождь не приходил. Как нет его и в наши дни.

Что бы они подумали, если бы могли увидеть, как мы день за днем работаем в наших норах под землей, пытаясь не просто контролировать природу, но изменять ее по нашему желанию?

Сегодня я больше не могу писать. Проблема, которой я занимаюсь, отнимает у меня все время и силы. От мыслей о ней трудно спрятаться даже здесь. Но я скоро вернусь, любовь моя.

Дорогая Амико!

Пожалуйста, прости мое долгое отсутствие. Наше рабочее расписание в последнее время было просто жутким. Если бы лаборатория не нуждалась в периодической дезинфекции, Брент заставил бы нас находиться там круглые сутки.

Брент. Много ли я тебе о нем рассказал?

Это странно. Никогда не представлял себе, что способен испытывать такое глубокое уважение к человеку, который вызывает у меня резкую неприязнь. Возможно, я его ненавижу. Даже в те моменты, когда он не заставляет меня работать быстрее, я продолжаю видеть его хмурое лицо — Брента не устраивают наши результаты. Я слышу, как он шепчет мне в ухо: «Еще хотя бы пять минут. Еще одна серия тестов».

Наверное, Брент — самый сложный человек из всех, кого я знаю. Одаренный и глупый, инфантильный и хладнокровно-безжалостный. Он помнит множество остроумных афоризмов, которыми с наслаждением пользуется при каждом удобном случае. Брент с легкостью расстается с миллионами и жестко спорит из-за сотен. Он может быть излишне добрым к одному человеку и невероятно жестоким к другому. Его знание музыки поражает. Он владеет единственным в мире, лучшим роялем Бетховена, вдохновившим композитора на написание трех последних сонат. Можно лишь догадываться о цене инструмента.

Никогда не забуду наш первый разговор с Брентом. В то время я работал на «Джин-Дайн» в Манчестере, вскоре после моего прорыва при использовании ГЭФ.[70] У нас получились превосходные предварительные результаты, и все были возбуждены. Новая система обещала вдвое сократить время производства. Команда лаборатории трансформации клеток была в полнейшем восторге. Они сказали, что собираются выдвинуть мою кандидатуру на пост директора.

Именно в этот момент позвонил Брент Скоупс. Я полагал, что он хочет меня поздравить, сообщить о большой премии. Но он велел мне следующим же рейсом прилететь в Бостон. Я должен бросить все, сказал он, чтобы возглавить важнейший проект «Джин-Дайн». Он даже не дал мне завершить последние тесты ГЭФ; пришлось все оставить на коллег в Манчестере.

Ты помнишь мою поездку в Бостон. У тебя наверняка сложилось впечатление, что после возвращения я пытался увильнуть от ответов на твои вопросы, и сейчас я об этом сожалею. Брент обладает удивительным даром убеждения, он привлекает людей под свои знамена, заряжает энтузиазмом. Но сейчас мне нет смысла что-то от тебя скрывать. Все равно об этом через несколько месяцев напишут во всех газетах.

Моя задача — если все упростить — состояла в том, чтобы синтезировать искусственную кровь. Я мог использовать мощные ресурсы «Джин-Дайн» для создания человеческой крови при помощи генной инженерии. Брент заверил меня, что подготовительные работы уже завершены. Он хотел, чтобы человек с моим опытом довел этот важнейший проект до конца. Моя работа над ГЭФ, когда я занимался проблемами фильтрации, делала меня самым подходящим кандидатом на эту должность.

Должен признать, что идея была благородной, а Брент мастерски все преподнес. Больницы не будут страдать из за недостатка крови в экстренных ситуациях. Люди перестанут бояться получить инфекцию при переливании. Никто больше не умрет из-за того, что не оказалось редкой группы. Искусственная кровь от «Джин-Дайн» будет чистой и подойдет людям любой группы крови, а ее запасы неограниченны.

В результате я покинул Манчестер — покинул тебя, наш дом, все, что было мне дорого, — и оказался в этом мрачном пустынном месте. Эти жертвы принесены для того, чтобы Брент Скоупс мог осуществить свою мечту — если нам повезет, сделать мир лучше. Мечта продолжает жить. Впрочем, цена очень высока.

Дорогая Амико!

Я решил продолжить историю, которую начал. Быть может, я с самого начала к этому стремился. Могу лишь сказать: после того как я покинул киву в прошлый раз, я почувствовал огромное облегчение. Поэтому я буду писать для себя, если не для потомков.

Помню одно утро, примерно четыре месяца назад. Я держал в руках колбу с кровью. Это была человеческая кровь, впрочем, она появилась как результат работы формы жизни, имеющей очень мало общего с человеком, — ее создали стрептококки, бактерии, живущие, среди прочего, в земле. Я сумел ввести ген человеческого гемоглобина в стрептококк и заставил его производить это вещество в огромных количествах.

Почему я использовал стрептококк? Дело в том, что нам известно о нем больше, чем о любых других формах жизни на планете. Мы сумели полностью расшифровать его геном. Мы знаем, как рассечь его ДНК, внедрить в ген, а потом соединить все вместе.

Надеюсь, ты простишь меня за то, что я упрощаю процесс. Используя клетки, которые я извлек из своей щеки, я взял ген, расположенный на четвертой хромосоме, 16-R-ДНК, локус D-3401. Я размножил его в миллионы раз, внедрил копии в бактерию стрептококка и стал выращивать их в больших реакторах, заполненных белковым раствором. Несмотря на сложное описание, моя часть работы оказалась довольно простой. Все это не раз проделывалось с другими генами, в том числе и с геном инсулина человека.

Мы сделали эту бактерию — предельно примитивную форму жизни — немного человеческой. Каждая несла в себе невидимую частицу человеческого существа. И этот ген стал контролировать функции бактерии, заставив ее производить гемоглобин человека.

И для меня это стало настоящей магией — невероятной истиной генетики, договором, который никогда не будет разорван.

Но именно с этого момента и началась по-настоящему сложная работа.

Возможно, мне следует пояснить. Молекула гемоглобина состоит из протеиновой группы, которая называется «глобин», с четырьмя небелковыми группами, имеющими функции охраны. Молекула собирает кислород в легких, ведет реакции обмена кислорода с двуокисью углерода в тканях, после чего выбрасывает углекислый газ во время выдоха.

Очень умная и сложная структура.

К несчастью, сам гемоглобин является смертельным ядом. Если сделать человеку инъекцию чистого вещества, то это почти наверняка приведет к летальному исходу. У гемоглобина должна быть оболочка. Обычно это красная кровяная клетка.

Вот почему нам требовалось создать нечто способное изолировать гемоглобин, сделать его безопасным. Микроскопический мешочек, если можно так выразиться. Нечто способное «дышать», позволяя проходить кислороду и двуокиси углерода. Мы решили, что создадим эти крошечные мешочки из кусков мембран, оставшихся от вскрытых клеток. Я использовал специальный фермент, носящий название «лиаза».

Теперь передо мной возникла последняя проблема: очистить гемоглобин. На первый взгляд совсем простая задача. Но это не так.

Мы выращивали бактерии в огромных реакторах. Когда количество гемоглобина стало значительным, он отравил реактор. Все умерло. У нас остался лишь «суп»; молекулы гемоглобина, смешанные с кусками ДНК и РНК; фрагменты хромосом; измененные бактерии.

Фокус состоял в том, чтобы очистить этот бульон — отделить здоровый гемоглобин от мусора — и остаться с чистым веществом, без всяких примесей. Именно оно было нам необходимо. Переливание крови — не прием маленькой таблетки. Многие пинты этой жидкости могут оказаться в теле человека. Даже небольшое содержание примесей, быстро увеличивающееся с количеством переливаемой крови, может привести к непредсказуемым побочным эффектам.