Он не ответил.
— Риан не обладал твоей деликатностью. Правда, если бы не он, меня сейчас бы здесь не было.
Мари посмотрела на искрившееся серебром бескрайнее море, вспоминая человека, жизнь которого началась в Ирландии, а закончилась здесь, в Ландах. Риан сменил один остров на другой, но судьба все-таки его настигла. Отчего она испытывала к нему сострадание? Заговори писатель раньше, можно было бы спасти ее братьев и племянника.
Размышления Мари прервал Морино, сообщивший, что обломки катера переданы в лабораторию судебной полиции, а тело Риана все еще не найдено. Стефан протянул им номер «Телеграмм де Брест», на первой полосе которого поместили большую фотографию улыбавшегося в объектив Риана, снятого на месте, где они сейчас стояли. Заголовки гласили: «Трагическая смерть писателя Патрика Риана» и «Стал ли бывший заключенный новой жертвой убийцы в Ландах?».
— А если Риан прав? — предположила Мари. — Вдруг дочь Ивонны действительно убирала свидетелей, намереваясь завладеть остатками добычи?
— Гвен амбициозна, решительна, умна. Ясно, что амплуа заурядной фабрикантши ее не удовлетворяет. Вот почему она добивается поста мэра, и на этом ее честолюбивые замыслы не кончаются. Она любой ценой стремится заполучить то, в чем ей было отказано при рождении. — Немного выждав, Люка добавил: — Хотя право такое она имела.
— Можно подумать, Гвен была обманута.
— Как раз тот случай. — И Люка в нескольких словах пересказал Мари то, что ему удалось узнать в тюрьме. Его собеседница поверила не сразу.
— Дочь Ивонны от Артюса? Гремучая смесь! — заключила она.
— Да, вполне подходит на роль убийцы, — подтвердил Ферсен.
— Нет, Гвен никогда бы не причинила зла Никола, — возразила Мари с негодованием.
— Может, и не она лично, а кто-нибудь из близких, полностью от нее зависящий.
В ту же секунду перед глазами Мари возникла тень существа, бредущего по берегу неровной тяжелой походкой с тряпичным свертком под мышкой.
Люка угадал ее мысли и кивнул:
— Пьеррик как нельзя лучше подходит на роль карающего меча в руках «Всевышнего».
«Ничего общего с матерью», — думал Люка, уже час сражавшийся с Гвенаэль и уставший от ее едких острот. Она упорно все отрицала: бурю, золото и, разумеется, убийства. В те ночи она мирно спала дома с мужем.
К несчастью для Гвен, Филипп, которого в это время допрашивала Мари, оказался более откровенным. Они с женой, как выяснилось, имели разные спальни.
— Ивонна утверждала, что так принято у людей из «хорошего общества», — заметил он с грустью. — Теща говорила, что тесная близость между супругами обусловлена недостатком средств, а не чрезмерной любовью.
Нет, он не собирался обвинять Гвен в супружеской неверности, но два-три раза она вернулась домой в такое время… которое люди из «хорошего общества» сочли бы неподобающим.
Выяснилось, что эти «два-три раза» совпадали с ночами, когда убили Жильдаса, Ива, Шанталь и Никола.
— Я была с Лойком, — гордо заявила Гвен. — Мы любовники уже много лет, — добавила она с вызовом. И, не сводя глаз с мужа, особо подчеркнула, что они с Лойком очень дорожили этой связью.
Филипп побледнел. Ему с трудом удавалось владеть собой, и Мари его пожалела.
— Увы, Лойк уже не может ничего подтвердить, — грубо оборвал Ферсен дочь Ивонны.
— Хотите обвинить меня в его смерти? Давайте! Чего вы ждете?
— Лойк покончил жизнь самоубийством, — спокойно произнесла Мари.
Новость застигла Гвен врасплох. По ее лицу пробежала судорога, плечи поникли, глаза подернулись влагой — она превратилась в старуху. Мари теперь знала, как Гвен будет выглядеть лет через десять-пятнадцать.
Самоубийство! Гвен ощутила прилив ненависти к тому, кого она так сильно любила. Он покинул ее по доброй воле, вероломно, подло! Из ее глаз брызнули слезы бессильной ярости.
— Раньше у меня была мать, которую я уважала, брат, о котором я заботилась, и мужчина, говоривший, что он меня любит. Теперь мать в тюрьме, Пьеррик в коме, а Лойк меня предал. Вам мало? Собираетесь повесить на меня убийство двух друзей, малыша Нико, Шанталь и этого писателя, которого я едва знала? Ну, не стесняйтесь, мне уже нечего терять.
— Риан прямо тебя обвинил, Гвен.
— Увы, он тоже не может ничего подтвердить, — с возмущением повторила она довод Ферсена.
Так или почти так могла ответить Ивонна.
Мари смотрела на сидевшую перед ней женщину и недоумевала, действительно ли Гвен так переменилась, или она сама раньше была слепа. Удивительное дело: ее воспоминания о прошлом исчезали одно за другим, как пустые половинки матрешки, у которой внутри почти ничего не остается.
Ей стало грустно, но она заставила себя уйти от этой мысли. Одно Мари знала наверняка: Гвен боится, очень боится. Возможно, обвинения в убийстве, а возможно, и того, что станет следующей жертвой.
— Чем бы ни был порожден этот страх, — сказал Люка после того, как Гвен и Филипп ушли, — для нее единственный выход — как можно скорее бежать отсюда.
— Ты не знаешь Гвен! Она не откажется от всего, что создано ею и матерью. Жизнь ее тесно связана с островом, в любом другом месте она будет полным нулем, и ей это отлично известно.
— С сегодняшнего дня за ней установят круглосуточное наблюдение.
Часом позже неподалеку от замка Ле Бианов и фаянсовой фабрики незаметно припарковались два автомобиля.
Вернувшись домой, Филипп стал приставать к жене с запоздалыми упреками:
— Знаешь, что мне пришло в голову, когда ты распространялась в полиции насчет вашей любви с Лойком? Не похоже это на тебя — трясти при людях грязное белье! Если ты пустилась в откровения, значит, решила половить рыбку в мутной воде. — Он брезгливо поморщился: — Ах, прости, выражение не слишком удачно! Уверена ли ты, что те ночи проводила с Лойком?
— Не таскайся за мной как собачонка! — взорвалась его жена. — Оставь меня в покое.
— Я слишком долго давал вам волю, Гвен. Теперь с этим покончено. Мать в тюрьме — она тебе не поддержка, и я собираюсь реализовать свои права мужа и отца.
— Посмотрите на него! — расхохоталась Гвен. — Жалкий воробей изображает Рэмбо!
Тот молча проглотил оскорбление.
— Из разговора с Ронаном я узнал, что Жюльетта ждет ребенка. Не позволю разрушить их чувства, как Ивонна разрушила наши! Если нужно, я увезу их подальше отсюда.
— Каким образом? — Она поднесла к его носу пальцы и легко потерла их друг о друга, намекая, что у супруга нет денег. — Дом, фабрика — все принадлежит мне. Напоминаю: наш брак заключен на основе раздельного владения имуществом. Здесь ты — обычный служащий!
Мягкий взгляд карих глаз Филиппа стал ледяным.
— Служащий напоминает, что через два часа состоится церемония прощания с Лойком и Никола.
Она вздрогнула.
— Неужели пойдешь?
— И не один. Мы явимся вместе и покажем всем, что снова стали единой семьей, с тех пор как вмешательство высших сил оборвало жизнь разлучника.
— Ни за что! Слышишь?!
— У тебя нет выбора, Гвен: или ты пойдешь, или я передам кассету Мари.
Вынув из кармана диктофон, он нажал кнопку воспроизведения звука. Гвен побледнела, услышав запись ее последнего разговора с Лойком, когда тот звонил из больницы. Она вырвала диктофон у него из рук в тот момент, когда Ивонна заявляла, что найдет способ заткнуть рот Мари.
Филиппа это позабавило.
— Имеется копия, в надежном месте. Видишь, как здорово, что я столько ночей провел в постели один. Ну и насмотрелся же я детективов, которых ты терпеть не можешь! Они и правда в основном — дрянь, но очень полезны!
— Чего ты хочешь? — спросила она, пораженная такой переменой в этом на вид слишком мягком человеке. — Денег?
Он грустно усмехнулся. Решительно, Гвен никогда его не понимала.
— Я уже сказал: мы должны снова стать семьей.
В полумраке гостиной рыбачьего домика Кермеров, освещенного лишь десятком свечей, мебель была придвинута к стенам, а посередине на подмостках стояли два гроба.
Длинной вереницей жители острова один за другим подходили к гробам и опускали цветы в знак прощания с покойными. Ферсен и Морино наблюдали за церемонией, укрывшись в другой комнате.
Первым разделить горе Жанны, их верной экономки, пришел Артюс. Он поклонился ей, уверил в своей поддержке и уступил место сыну, снохе и внучке. Вслед за Керсенами к гробам приблизились Гвен, Филипп и Ронан.
Стоя в углу, Мари смотрела, как встретились Гвен и Артюс, не обменявшись и взглядом, хотя в их жилах текла одна кровь. И плоть у них была одна — нашпигованная гордыней и замешенная на ненависти.
Не только Мари бросала на Гвен любопытные взгляды: несмотря на особую торжественность момента, поведение любовницы Лойка интересовало многих. Но все ошиблись в расчетах. Поддерживаемая Филиппом, чья твердая рука была скорее напоминанием о необходимости соблюдать приличия, чем опорой в несчастье, Гвен удалось скрыть свои истинные чувства: она, подобно остальным, просто опустила венок на гроб покойного возлюбленного.
