Это был цейтнот. Во всяком случае, для меня. После обеда у нас урок рисования на пленэре, а я отстал от остальных и теперь опаздывал. Выйдя из метро в районе Сканстуль, я ввинтился в людской поток.
Как обычно, я бросил взгляд на витрину рыбного магазина. Рекламировали свежее мясо акулы катран, и, переходя дорогу, я задумался о том, как его готовят: варят или жарят.
Я очнулся от своих мыслей, когда два парня в кабриолете «Пежо 204» посигналили мне. Я устремился к тротуару. Под мышкой я держал большую папку с эскизами и рисунками, которые нужно было доделать дома.
Помню, я подумал, что вот уже и лето на носу. Первый раз в этом году я увидел кабриолет. Был теплый апрельский день, над Сёдером[1] светило бледное, почти серебристое солнце.
Может, из-за этих мыслей о лете я ничего не замечал вокруг себя. Меня уже переполняли планы и легкое беспокойство.
Внезапно ногу пронзила острая боль. Затем я растянулся на тротуаре во весь рост. Вокруг легкомысленно порхал целый сонм белых ангелочков.
Я стоял на четвереньках и глупо озирался. Правая нога ужасно болела. Ангелочками оказались листы из моей папки, ветер кружил их над Гётагатан. На тротуаре лежала гора библиотечных книг. В чувство меня привела девушка, сидевшая передо мной в инвалидной коляске. Она была вне себя от гнева.
— Смотри себе под ноги! — прошипела она.
Люди останавливались и неуклюже пытались поймать разлетавшиеся листы. Я ползал по тротуару на коленках и собирал книги. Безусловно, это была моя вина. Должно быть, я налетел прямо на коляску, запрыгивая на тротуар. Со стороны могло показаться, будто я столкнулся с автобусом передвижной библиотеки. Наконец я поднялся на ноги.
— Слушай, мне ужасно жаль, — сказал я и протянул девушке стопку книг.
Она посмотрела на меня печальным взглядом, и я понял, кто передо мной.
— Мари-Лу! — воскликнул я.
Она выглядела весьма элегантно. Кончики длинных каштановых волос ровно подстрижены. Совершенно другой человек. Мари-Лу не узнала меня. Я видел, что ей трудно вспомнить, кто я такой.
— Адам! — воскликнул я. — Это же я, Адам из деревни!
Наконец она, кажется, вспомнила меня и сказала:
— Здорово, что мы встретились.
— Я давно собирался позвонить тебе.
Я не стал ей объяснять, почему до сих пор не сделал этого.
Рядом затормозил автомобиль. Мои рисунки вызвали настоящий хаос на проезжей части.
— Собирай скорее, иначе их сдует на Рингвэген, — сказала Мари-Лу.
Припадая на правую ногу, я побежал по улице. Было больно. Большая часть листов лежала в сточной канаве. Один за другим я выудил их оттуда. Несколько мальчишек помогали мне. Хромая, я вернулся к Мари-Лу. Она следила за мной взглядом.
Прохожие случайно толкали нас, торопясь пробиться вперед. Мари-Лу нерешительно взглянула на меня, словно спрашивая, что нам делать дальше. Я рассматривал книги, в беспорядке лежавшие у нее на коленях.
— Давай зайдем туда, — сказал я и кивнул в сторону «Макдоналдса».
Коляска Мари-Лу направилась ко входу. Я попытался идти рядом с ней, но мешал поток людей, выходивших из кафе, и я пошел впереди. Мы расположились у окна. Она вытирала книги салфеткой. Две черные галки сидели на тротуаре. Птицы уставились на нас цепким взглядом. Мне захотелось нарисовать их, но сейчас было неудобно.
Вместо этого я принялся рассматривать Мари-Лу. Вглядывался в мелкие детали ее облика, которые упустил раньше: зеленая кожаная сумка фирмы «Малберри», синий шелковый шарф, элегантно повязанный под воротник светлого пальто. Она была похожа на юную стюардессу. Настоящая аристократка. Хотя я давно знал ее и был в курсе, что это вовсе не так.
— Как твоя голова, все так же кружится? — спросила она, аккуратно положив на колени последнюю книгу.
— Даже чаще, чем раньше, — сказал я и рассмеялся.
Она задумчиво посмотрела на меня, словно пытаясь себе что-то уяснить.
— Ты изменился.
— Не так сильно, как ты, — ответил я.
Я не знал, как продолжить разговор. Она тоже. Мы стояли и молчали. Тогда я решил рассказать о своих планах:
— Я поеду за город на все лето и буду жить в нашем доме один. Свежий воздух и все такое.
— Правда? — удивилась она.
— Конечно. Я и так здесь почти всегда один, у папы вечно какая-нибудь работа. Сам о себе забочусь, ну и о папе, когда он дома.
Мы опять замолчали.
— А ты приезжай ко мне! — предложил я. — Я как раз собирался позвонить тебе и поболтать об этом.
— Не уверена, что захочу снова поехать туда.
— Все равно, имей в виду.
Она кивнула.
— Ты живешь здесь, в Сёдере? — спросил я, удивившись про себя, что не видел ее раньше.
Она покачала головой:
— Нет, мы с подругой договорились встретиться здесь неподалеку. Ее зовут Мона. Мы поем в хоре в церкви Святой Софии. Но я слишком рано приехала.
— Там похоронили мою бабушку, — сказал я.
Она открыла зеленую кожаную сумку, достала маленький золотистый листок и протянула его мне.
Я уставился на него — визитная карточка. Мари-Лу Арвнелль. Адрес в районе Остермальма: Сибиллегатан 13. Номер телефона.
— Твоя мама вышла замуж?
Мари-Лу кивнула.
— А твой отец все так же живет на хуторе?
Она снова кивнула. Я подумал о том, сколько же ей пришлось пережить. Сколько времени прошло? Неужели три года? Да, точно. Если я в чем и уверен, то именно в этом — летом будет три года.
— А как дела с этим? — спросил я и едва заметно кивнул на коляску.
Она пожала плечами и ответила небрежным тоном:
— Всё в порядке. Начинаю привыкать. Когда мы сюда переехали, я всем говорила, что упала с Эйфелевой башни. Чтобы в школе меня оставили в покое. Мона говорит, что со мной было чертовски трудно, — усмехнулась она и повторила:
— Но сейчас всё в порядке. Ничего особенного.
Я подумал, что это не так. Посмотрел на часы и понял, что мне пора. Сегодня среда. Моя команда юниоров по флорболу[2] должна вот-вот закончить игру. Мне нужно зайти в «Метро» купить чипсы и ящик лимонада, а еще успеть приготовить папе что-нибудь съедобное. Он должен вернуться домой из Аммана.
Мы познакомились благодаря моему папе. Он общался с родителями Мари-Лу. Полагаю, что он и ее мама поддерживали контакт даже после того, как они переехали.
— Сегодня вечером папа возвращается из Иордании, — сказал я.
— Он все так же много путешествует?
— Даже еще больше.
Я сунул золотистую визитку в карман джинсов и попрощался с Мари-Лу.
— И все же, подумай, — сказал я напоследок.
— Не могу обещать, — ответила она.
— Я тебе позвоню.
Я позвонил через несколько дней, в субботу. Мари-Лу смотрела телевизор. Мы немного поболтали. Я понял по ее голосу, что теперь она окончательно вспомнила меня. Она сказала, что разговаривала обо мне с мамой и та передала привет моему отцу.
Еще она сказала, что это странно, что мы так вот столкнулись. Я ответил, что такое происходит со мной постоянно.
Я продолжал звонить. Иногда попадал на автоответчик и тогда клал трубку. Она никогда не звонила первой. Бывало, ее голос звучал раздраженно и расстроенно. В таких случаях мы разговаривали совсем недолго.
Я спросил, что она думает о моем предложении. Она ответила, что еще не знает. Но мне показалось, что она все уже решила.
Рано утром меня будят крики серебристых чаек. Я лежу под красным одеялом и слушаю их. Издалека доносится приглушенный рокот рыбацкого катера, и мне кажется, что его мотор стучит, словно встревоженное сердце, быстро и тяжело, по сравнению со спокойным дыханием озера. Я пытаюсь дышать в такт волнам. Тихо, сердечко, успокойся. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, вдыхаю и выдыхаю. Так же, как волны.
Снова засыпаю.
Солнечно, небо ясное, так я запишу в дневнике. Позже, когда проснусь. «Солнечно, небо ясное. Температура +19 °C, ветер слабый, юго-западный».
Я ставлю кастрюлю с водой для чая на плиту, ногой распахиваю дверь, выхожу из дома и мочусь на высокие цветы иван-чая, украшающие торец дома. Солнце припекает шею. Утро. Я, прищурясь, смотрю на море. Самка большого крохаля[3] скользит по воде прочь от мостков, за ней цепочкой тянутся пушистые птенцы. Птица бросает на меня взгляд. Я насчитываю шестерых малышей, но вскоре замечаю еще одного, отставшего, плывущего слегка поодаль. «Поторопись, кроха», — шепчу я.
Я возвращаюсь в дом. Вода уже кипит, я быстро снимаю кастрюльку с плиты и бросаю в нее пакетик чая. Отрезаю от батона три ломтика и намазываю их плавленым сыром без масла.
Выхожу на улицу и сажусь на деревянную лавочку перед домом. В воздухе пахнет лесом. Несколько парусных лодок неуклюже пытаются поймать слабый ветерок. Таковы теперь мои будни: ветер и волны.
