— А вы были знакомы с моим патроном?
— Да. Но без разрешения Эсклармонды я не стану вам ничего о нем говорить.
— А кто эта женщина?
— Сестра Роме, — ответила аббатиса. — Она теперь проживает здесь, в этом монастыре.
При этих словах Шюке вздрогнул, как от удара хлыстом. Сестра Акена! Викарий вспомнил о юной девушке, о которой упоминал Альшер де Моза.
— А можно мне с ней встретиться? — поспешно спросил он.
— Сомневаюсь. Сестра Эсклармонда ведет жизнь затворницы. Она ни с кем не видится и никогда не покидает свою келью. Я попробую, учитывая сложившиеся обстоятельства, убедить ее встретиться с вами, однако не гарантирую, что мне это удастся. Сегодня четверг и мы начинаем молиться перед Страстной неделей. Приходите в следующий понедельник.
Шюке ни за что не хотел ждать так долго.
— Сестра, — твердо сказал он, — я привез с собой останки его преосвященства Акена.
Восковое лицо аббатисы впервые изменило свое выражение. Она на некоторое время задумалась.
— Я должен его похоронить, — продолжал Шюке. — Я не могу ждать.
Аббатиса согласилась с тем, чтобы он пришел завтра.
Шюке отправился искать какой-нибудь постоялый двор. В монастыре Сестер Марты запрещалось находиться мужчинам, а идти в гостиницу епископства викарию не хотелось. Он предпочел затеряться среди других путников. Ему удалось найти пристанище на постоялом дворе Бека. Шюке заплатил за ночлег двумя оставшимися у него экю и немедленно пошел вверх по лестнице в свою комнату. Находясь на верхней площадке лестницы, он услышал, как кто-то еще вошел в здание. Он не видел, кто это, однако тут же узнал голос вошедшего. Это был Дени Ланфан.
Фовель де Базан сидел за своим письменным столом в огромной приемной Артемидора во дворце Латран в Риме. На одной из деревянных скамей томился в ожидании отец Профутурус.
— Канцлер вас скоро примет, — доброжелательно сказал дьякон.
Аббат кивнул.
В этот самый момент в глубине зала появились трое францисканцев и толстенький доминиканец. Трое монахов в подвязанных веревками рясах были как раз теми францисканцами, с которыми два раза пересекался Энгерран дю Гран-Селье: сначала в этой самой приемной во дворце Латран, а затем на вилле у Шендоле, где Энгерран встретился с Артемидором и организованным им комитетом. У монахов по-прежнему были суровые и властные лица. Дьякон с плохо скрываемым страхом смотрел, как они приближались.
— Вот этот человек вчера обратился к нам, — сказал первый францисканец, показав на сопровождающего их доминиканца.
— Я — отец Мерль, из посольства Франции в Риме, — представился доминиканец.
Он был низенького роста, с подвижными глазами и ранними залысинами надо лбом.
— У него два послания из Парижа, — пояснил францисканец, — а еще кое-какие вопросы, которые, по нашему мнению, больше касаются канцелярии, чем нас.
— О чем идет речь? — спросил де Базан.
— Мне нужно навести кое-какие справки для архивариуса епископства Парижа, — сказал Мерль. — По поводу некоего Роме де Акена, бывшего епископа Драгуана, находившегося в Риме при Папе Григории IX…
Несмотря на то что де Базан уже поднаторел в дипломатии, он не смог сдержаться и швырнул свое перо на стол.
— Подождите здесь, — сказал он.
Затем он исчез за дверью, ведущей в кабинет канцлера.
— Я думаю, вы пришли по адресу, — произнес францисканец.
Все трое францисканцев повернулись и вышли из приемной канцлера, оставив своего спутника одного.
Профутурусу пришлось еще долго ждать аудиенции у Артемидора: отца Мерля немедленно пригласили в кабинет канцлера.
— Это что еще за история? — гневно набросился Артемидор на своего секретаря, после того как доминиканец ушел. — Я думал, что вопрос по материалам о Драгуане в Париже окончательно разрешен!
— Я тоже так думал, ваше высокопреосвященство.
— По какому праву этот архивариус пытается проводить какие-то расследования? И как они узнали о смерти епископа? С какого времени у них возникли подозрения, что он некогда находился в Риме? И как об этом узнал этот доминиканец?
— Французы, так же как и англичане, весьма искусны в применении перенятых нами на Востоке способов доставки корреспонденции. Они обмениваются письмами очень быстро. Даже зимой.
— Поставьте в известность Жорже Ажа. Именно он должен решить эту проблему.
Канцлер стукнул кулаком по столу.
— О господи! Как я ненавижу, когда прямо у меня под носом начинают ворошить истории едва ли не столетней давности!
Де Базан весьма благоразумно отреагировал на вспышку гнева своего патрона: он в знак полного согласия с ним слегка наклонил голову.
* * *
Вскоре в кабинет канцлера наконец-то пригласили и отца Профутуруса.
— Итак, святой отец, — сказал все еще мрачный Артемидор, — как обстоят наши дела?
— Все идет просто чудесно, ваше высокопреосвященство.
— Что там с Эймаром дю Гран-Селье? Он выжил?
— Да, он оказался живучим.
— В каком он состоянии?
— К нему вернулись чувства… и вера.
— Хорошо. А память?
— Он снова стал осознавать, кто он такой и что с ним произошло. Пока его психика довольно податлива.
— Что значит «пока»? У вас есть какие-то сомнения в этом?
— Он — очень непростой человек, ваше высокопреосвященство, и способен буквально на все. Я даже не знаю, сможем ли мы долго удерживать его в нужном для нас состоянии. Если мы хотим как-то его использовать в своих целях, то это надо сделать быстрее. Он постоянно стремится быть независимым. Подчиняться кому бы то ни было — это не для него.
— Вы испытывали его?
— Несколько раз. Неизменно с положительным результатом.
— В чем он может быть нам полезен?
— Как в хорошем, так и в плохом: он способен на все. При должной подготовке он станет превосходным орудием в наших руках.
— Вы с ним разговаривали?
— Еще нет. Я ждал ваших распоряжений, ваше высокопреосвященство.
— В данном вопросе я полагаюсь на ваше мнение, Профутурус. Расскажите ему, чем мы занимаемся. Дайте ему какое-нибудь задание!
— Кто должен его опекать?
— Пусть это будет Мерси-Дьё. Так надежнее.
— Наш подопечный несколько раз упоминал о каком-то юноше, который сопровождал его в Рим.
— Да, вспоминаю. Ну и что?
— Он уверен, что именно ему он обязан своим возрождением.
— Того юношу зовут Жильбер де Лорри.
— Именно он, по мнению Эймара, помог ему обрести веру.
— Если вы посчитаете нужным его использовать, — прервал Профутуруса Артемидор, — то смело делайте это. Он — ваш.
Профутурус в знак благодарности слегка поклонился.
— А что думает об Эймаре Дрона? — спросил канцлер.
Аббат заколебался.
— Он еще толком не разобрался, ваше высокопреосвященство, и до сих пор не знает, создали ли мы наше лучшее орудие или же нашего самого опасного врага. Этот безбожник обрел веру, но как-то уж слишком кардинально изменился. Как бы он в один прекрасный день не выступил против нас.
— Для этого нужно, чтобы мы дали ему повод. А мы не дадим. Будьте осторожнее, Профутурус.
— Конечно, ваше высокопреосвященство…
На следующий день после своего приезда в Труа Шюке на рассвете вышел с постоялого двора Бека и направился в женский монастырь. Он постарался при этом сделать так, чтобы его никто не заметил и не пошел за ним вслед. Внезапное появление Дени Ланфана подтвердило подозрения викария, а потому он хотел закончить свои дела в этом городе и уехать отсюда как можно быстрее. По-прежнему шел сильный снег. Из-за снегопада, пожалуй, будет не так-то легко добраться до Драгуана.
Викарий прождал два долгих часа возле комнаты настоятельницы, держа свой ящик и пачку писем.
Аббатиса так и не появилась. Вместо нее пришла Мелани — девушка из города, работавшая служанкой при монастыре, и, не говоря ни слова, отвела викария в ту часть монастыря, куда посетителей обычно не пускали. Галереи были пусты: для монахинь наступило время молитв. Девушка завела Шюке за апсиду небольшого храма. Находившаяся там крутая каменная лестница вела в подземелье. Мелани жестом показала викарию, чтобы он спускался вниз.
— Вы не дадите мне факел? — спросил Шюке.
— Нет. Сестра-затворница уже не способна выносить яркий свет. Она не выходила из своей кельи в течение семи лет.
— А я смогу ее там найти?
— Насколько я знаю, святой отец, внизу кроме нее никого нет.
Юная служанка повернулась и ушла. Шюке, немного поколебавшись, стал на ощупь спускаться вниз.
«Эсклармонда… — подумал он. — Странное имя для затворницы…»
Викарий продвигался вдоль стены, касаясь ее плечом. Окончательно растерявшись и уже опасаясь, что заблудился, он начал громко звать монахиню.
