— Вы оба идите к пожарному выходу, — сказал Митчелл. — Мы его туда выведем.
Бун поднял боковое стекло и проехал вниз по улице. Припарковав машину в двух кварталах от клуба, сунул руку под переднее сиденье и достал черную кожаную перчатку.
— Вы пойдете со мной, доктор. У мистера Ромеро может оказаться нужная нам информация.
Ричардсон отправился вслед за Буном в переулок, куда вел запасный выход клуба. В стальную дверь глухо била ритмичная музыка. Через несколько минут дверь распахнулась, и детектив Краузе вытолкнул на улицу худого пуэрториканца. Парень потерял равновесие и упал на асфальт. Жизнерадостный детектив Митчелл подошел к упавшему и пнул его в живот.
— Познакомьтесь, господа. Пайус Ромеро собственной персоной. Сидел в зале для особо важных персон и попивал что-то фруктовое с зонтиком в бокале. Разве это честно? Мы с Краузе преданно служим обществу, а в зал для особо важных персон нас никогда не приглашали.
Пайус Ромеро, задыхаясь, лежал на асфальте. Бун надел черную перчатку и взглянул на молодого человека так, словно тот был всего-навсего пустой картонной коробкой.
— Слушай меня внимательно, Пайус. Мы не собираемся тебя арестовывать. Мне просто нужна кое-какая информация. Если соврешь, мои люди найдут тебя и обработают так, что мало не покажется. Ты меня понял? Я спрашиваю — ты меня понял?
Пайус сел и потрогал расцарапанный лоб.
— Я ничего плохого не делал.
— Кто поставляет тебе ЗБЗ?
Услышав название наркотика, молодой человек слегка вздрогнул.
— Никогда про такой не слышал.
— Ты продал его нескольким людям. Меня интересует, кто продал его тебе?
Ромеро кое-как поднялся на ноги и попытался сбежать. Бун поймал наркодилера и, пихнув к стене, принялся правой рукой бить его по лицу. Кожаная перчатка при каждом ударе издавала чмокающий звук. Из носа и рта молодого человека хлынула кровь.
Доктор Ричардсон понимал, что на его глазах избивают человека — по-настоящему избивают, — однако ничего не чувствовал. У него появилось ощущение, что он смотрит на происходящее со стороны, на экране кинотеатра или телевизора. Бун продолжал избивать Ромеро, и доктор посмотрел на двух детективов. Митчелл улыбался, а Краузе одобрительно кивал, будто бейсбольный болельщик, который только что увидел отличный трехбалльный бросок.
Бун остановился и заговорил тихо и убедительно:
— Я сломал тебе нос, Пайус. Если я сейчас ударю вот так, снизу вверх, то сломаю тебе кости носовой раковины. Эти кости, в отличие от рук или ног, никогда не срастаются удачно. Ты будешь мучиться от боли весь остаток своей жизни.
Пайус Ромеро по-детски поднял руки к лицу.
— Чего вам надо? — забормотал он. — Имена? Скажу я вам имена. Я все скажу…
Около двух часов ночи они отыскали нужный адрес — неподалеку от аэропорта Кеннеди, в районе Флашинг. Человек, который изготавливал ЗБЗ, жил в белом дощатом домике с крыльцом. Рядом стояли алюминиевые садовые стулья, прикрепленные к перилам цепочкой. Это был тихий рабочий район, где жители сами подметали улицы, а на крохотных лужайках перед домом ставили бетонные статуи Девы Марии. Бун припарковался и велел доктору вылезти из автомобиля. Детективы остались сидеть на заднем сиденье.
— Помощь нужна? — спросил Митчелл.
— Оставайтесь здесь. Мы с доктором пойдем внутрь. Если возникнут сложности, я вызову вас по телефону.
Чувство отстраненности, которое защищало Ричардсона в то время, когда Бун избивал Ромеро, по пути в Квинс успело исчезнуть. Доктор устал и был испуган. Ему хотелось бежать от этих людей, но он понимал, что в побеге не было бы никакого смысла.
Дрожа от холода, доктор поплелся за Буном через улицу.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
Бун остановился на тротуаре и всмотрелся в освещенное окно третьего этажа.
— Пока не знаю. Сначала надо выяснить, в чем проблема.
— Я ненавижу насилие, мистер Бун.
— Я тоже.
— Но вы ведь чуть не убили того молодого человека.
— Ничего подобного, — возразил Бун, и у него изо рта вырвался белесый пар. — Вам стоит подучить историю, доктор. Великим преобразованиям всегда сопутствуют боль и разрушения.
Они прошли по подъездной дорожке к задней двери дома. Бун поднялся на крыльцо и кончиками пальцев прикоснулся к дверной раме. Затем отступил назад и резко ударил ногой чуть выше дверной ручки. Раздался треск, и дверь распахнулась. Бун вошел в дом, а за ним последовал и Ричардсон.
Внутри оказалось тепло, но запах стоял резкий и очень неприятный, будто здесь пролили бутылку нашатырного спирта. Двое мужчин прошли через темную кухню, и доктор Ричардсон случайно наступил в мисочку с водой. По полу и на столах двигались какие-то существа. Бун щелкнул выключателем, и в кухне загорелся свет.
— Кошки. — Бун чуть ли не выплюнул это слово. — Терпеть не могу кошек. Их ничему не научишь.
По кухне бродили четыре кота, и еще два оказались в коридоре. Они тихо передвигались на мягких лапах, а их глаза отражали тусклый свет и становились то золотыми, то розовыми, то темно-зелеными. Хвосты у кошек поднялись вверх в форме маленьких вопросительных знаков, усы настороженно шевелились.
— Наверху горит свет, — сказал Бун. — Давайте-ка поднимемся и посмотрим, кто есть дома.
Они поднялись по деревянной лестнице на третий этаж. Бун открыл дверь и увидел чердак, переоборудованный в лабораторию. На столах стояла стеклянная посуда для химических опытов, спектрограф, микроскопы и горелка Бунзена.
В плетеном кресле сидел старик с белым персидским котом на коленях. Он был гладко выбрит и опрятно одет, а на кончике его носа сидели бифокальные очки. Вторжению незнакомцев он, судя по всему, ничуть не удивился.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказал хозяин дома, четко выговаривая каждый слог. — Я знал, что рано или поздно вы должны появиться. Собственно говоря, я это предвидел. Третий закон Ньютона гласит, что действию всегда соответствует равное и противоположно направленное противодействие.
Бун уставился на старика так, будто тот мог куда-то сбежать.
— Меня зовут Натан Бун. А как ваше имя?
— Ландквист. Доктор Джонатан Ландквист. Если вы из полиции, то можете уходить отсюда прямо сейчас. Ничего противозаконного я не сделал. Препарат ЗБЗ не запрещен, потому что правительство о нем не знает.
Пестрая кошка собралась потереться о ноги Буна, но тот ее отпихнул.
— Мы не из полиции.
Доктор Ландквист удивленно приподнял брови.
— Тогда вы, вероятно… ну, конечно… вы работаете на Братство.
Бун, похоже, собирался натянуть свою черную кожаную перчатку и сломать старику нос. Ричардсон слегка покачал головой: «Не стоит». Он подошел к хозяину дома и сел на складной стул.
— Меня зовут Филипп Ричардсон. Я невролог из Йельского университета, занимаюсь научными исследованиями.
Ландквист, по всей видимости, был рад знакомству с другим ученым.
— И вы работаете на фонд «Вечнозеленые»?
— Да. Работаю над особым проектом.
— Много лет назад я подавал заявку на получение гранта от «Вечнозеленых», но на мое письмо даже не ответили. Это случилось до того, как я прочитал в интернете о Странниках. — Ландквист мягко рассмеялся. — Потом я понял, что работать самостоятельно гораздо лучше. Не надо писать никаких отчетов. Никто не заглядывает тебе через плечо.
— Вы хотели повторить то, что случается со Странниками?
— Нет, доктор, не просто повторить. Я пытался ответить на фундаментальные вопросы. — Ландквист перестал гладить кота, и тот спрыгнул с его колен. — Несколько лет назад я работал в Принстоне, преподавал органическую химию… Мало-помалу делал карьеру — неплохую, но в то же время не блестящую. Меня всегда интересовала общая картина мира. Не только химия, но и другие области науки. Как-то раз я посетил семинар, который устроили на кафедре физики. Семинар был посвящен так называемой теории мембраны. У современной физики масса проблем. Все теории, которые объясняют устройство вселенной — такие как Эйнштейнова теория относительности, — в некоторой степени противоречат квантовой механике и миру микрочастиц. Некоторые физики обходят это противоречие при помощи так называемой цепной теории. Они утверждают, что вся вселенная составлена из крохотных субатомных частиц, которые колеблются в многомерном пространстве. Их расчеты довольно убедительны, однако «цепи» эти настолько малы, что экспериментально ничего не доказать. Теория мембраны идет дальше и пытается дать ответ с космологической точки зрения. Ученые полагают, что мироздание представляет собой нечто вроде мембраны из пространства и времени. Вселенную обычно сравнивают с захламленным прудом, где тонкий слой бытия плавает на чем-то гораздо более объемном. Все сущее, включая наши тела, находится в той самой тонкой мембране. Другие мембраны, другие измерения или другие миры — называйте, как хотите — могут находиться очень близко друг от друга, однако мы ничего о них не знаем, потому что ни свет, ни звук, ни радиоактивное излучение не в состоянии вырваться из собственного измерения.
