А мой рабочий день близится к концу.
Когда я выхожу из здания, на часах уже семь утра, и солнце брызжет мне в глаза. С утра уже жарко. Я иду к подземному паркингу, спускаюсь на лифте на пятый уровень и бреду вдоль рядов машин к месту номер 541, где стоит ее автомобиль. Это лимонно-желтый «Мерседес», модель нынешнего года. Она содержит его в идеальной чистоте.
Я достаю из кармана брелок с ключами, который храню вот уже две недели, и вставляю один из ключей в замок багажника.
Крышка багажника открывается.
Я заглядываю внутрь и замечаю рычаг открывания изнутри – великолепная мера предосторожности для маленьких детей, которые могут случайно залезть в багажник.
По пандусу ползет чья-то машина. Я быстро закрываю багажник «Мерседеса» и ухожу.
Десять кровавых лет шла Троянская война. Девственная кровь Ифигении, пролившаяся на алтарь в Авлиде, помогла греческим судам выйти в море и двинуться на Трою, но их ожидала нескорая победа, ибо боги на Олимпе разделились. На стороне Трои оказались Афродита и Арес, Аполлон и Артемида. На стороне греков стояли Гера, Афина и Посейдон. Победа улыбалась то одной стороне, то другой, как меняет свое направление ветер. Герои убивали героев, погибали сами, и, как говорит поэт Вергилий, земля была залита потоками крови.
В конце концов не сила, а хитрость поставила Трою на колени. На рассвете последнего дня осады ее воины пробудились от вида огромного деревянного коня, оказавшегося у ворот города.
Когда я думаю о Троянском коне, меня всегда поражает тупость троянских воинов. Неужели, вкатывая этого бегемота в город, они не могли додуматься до того, что там прячется вражеское войско? Зачем вообще они затащили его за ворота? Зачем всю ночь пировали, преждевременно празднуя победу? Мне нравится думать, что я бы никогда не допустил подобной глупости.
Возможно, это неприступные стены Трои ввергли их в состояние самоуспокоенности. Раз ворота закрыты, а баррикады надежны, как может прорваться враг? Он стоит там, за стенами.
И никому не приходит в голову, что враг, возможно, уже внутри. Совсем рядом.
Я размышляю о деревянном коне, размешивая сахар и сливки в кофе.
Потом берусь за телефон.
– Отделение хирургии, Хелен, – отвечает секретарь.
– Могу я сегодня днем прийти на прием к доктору Корделл? – спрашиваю я.
– У вас экстренный случай?
– Не совсем. У меня какая-то мягкая шишка на спине. Она не болит, но я бы хотел, чтобы врач посмотрела.
– Я могу записать вас на прием через две недели.
– А сегодня днем никак нельзя? Я могу прийти в самом конце приема.
– Мне очень жаль, господин... как ваше имя?
– Трой.
– Господин Трои, у доктора Корделл все расписано до пяти вечера, а потом она сразу поедет домой. Через две недели – это все, что Я могу вам предложить.
– Что ж, не беспокойтесь. Я обращусь к другому врачу.
Я повесил трубку. Теперь я знаю, что вскоре после пяти она выйдет из больницы. Она будет усталой и наверняка поедет прямо домой.
Сейчас девять утра. Для меня сегодня день ожидания, предвкушения.
Десять кровавых лет греки осаждали Трою. Десять лет они упорствовали, бросались на стены врага, и удача то улыбалась им, то отворачивалась по воле богов.
Я ждал всего два года, чтобы получить свой приз.
Достаточно долгий срок.
Секретарь по работе со студентами медицинского факультета университета Эмори внешне была вылитая Дорис Дей – яркая блондинка, с возрастом превратившаяся в знойную южную матрону. В кабинете Уинни Блисс рядом со шкафчиком для студенческой почты уютно расположились и кофейник, и хрустальная вазочка с домашним печеньем – Мур вполне мог себе представить, как измученный учебой студент-медик приходит сюда за утешением. Уинни проработала на этой должности двадцать лет и, поскольку своих детей у нее не было, отдавала всю свою нерастраченную материнскую любовь студентам, которые каждый день являлись в ее кабинет за почтой. Она кормила их печеньем, помогала подыскать комнату, давала советы в делах сердечных и утешала в случае провала на экзаменах. И каждый год в день выпуска она проливала слезы по ста десяти деткам, покидавшим ее навсегда. Все это она рассказывала Муру своим бархатным южным голосом, угощая печеньем и кофе, и он охотно ей верил. Уинни Блисс была на редкость мягкой и заботливой.
– Я поначалу не поверила, когда мне позвонили из полиции Саванны два года назад, – сообщила она, грациозно опустившись в кресло. – Я сказала им, что это, должно быть, ошибка. Я видела Эндрю каждый день, он приходил сюда, ко мне, за почтой, и это был самый что ни на есть приятный молодой человек. Вежливый, никогда от него слова грубого не услышишь. Знаете, детектив, я привыкла смотреть людям в глаза, просто чтобы дать понять, что я их вижу. В глазах Эндрю я видела хорошего мальчика.
«Лишнее свидетельство того, как легко нас обмануть», – подумал Мур.
– За те четыре года, что Капра учился здесь, вы не припоминаете, были ли у него близкие друзья? – спросил Мур.
– Вы имеете в виду возлюбленных?
– Меня больше интересуют его друзья-мужчины. Я говорил с его прежней домохозяйкой здесь, в Атланте. Она сказала, что к нему иногда заходил молодой человек. Она думала, что он тоже студент-медик.
Встав из-за стола, Уинни подошла к шкафу с документами и достала оттуда компьютерную распечатку.
– Вот список курса, на котором учился Эндрю. Всего сто десять студентов, из них половина – мужчины.
– У него были близкие друзья среди них?
Она бегло просмотрела три страницы списка и покачала головой.
– Мне очень жаль. Я просто не могу вспомнить никого, с кем он был особенно близок.
– Вы хотите сказать, что у него вообще не было друзей?
– Нет, я просто не знаю никого из его друзей.
– Могу я посмотреть список?
Она протянула ему распечатку. Мур просмотрел первую страницу, но, кроме имени Капры, ни одно из имен ему не было знакомо.
– А вы знаете, где сейчас живут все эти студенты?
– Да. Я обновляю их почтовые адреса для рассылки бюллетеня выпускника.
– Кто-нибудь из них проживает в Бостоне или его окрестностях?
– Дайте-ка мне проверить. – Она повернулась к компьютеру, и ее пальчики с розовым маникюром весело забегали по клавиатуре. Наивная Уинни Блисс казалась женщиной из другой эпохи, и ему было странно видеть, как она ловко работает с компьютерными файлами. – Вот, есть в Ньютоне, Массачусетс. Это недалеко от Бостона?
– Да. – Мур придвинулся ближе к монитору, чувствуя нарастающее волнение. – Как его зовут?
– Это не он, а она. Латиша Грин. Чудесная девочка. Она всегда приносила мне огромные пакеты с печеньем. Конечно, это было нечестно с ее стороны, поскольку она знала, что я блюду фигуру, но мне кажется, ей просто нравилось кормить людей. Такая уж натура.
– Она была замужем? Был ли у нее бойфренд?
– О, у нее потрясающий муж! Я таких великанов больше никогда не встречала! Ростом под два метра и с такой красивой черной кожей.
– Черной... – повторил он.
– Да. Такая, знаете, шелковистая...
Мур вздохнул и вновь обратился к списку.
– И вам неизвестен больше никто из однокурсников Капры, кто жил бы поблизости от Бостона?
– Нет, если смотреть по моему списку. – Уинни повернулась к нему. – О, похоже, вы разочарованы. – Она произнесла это с такой печалью в голосе, как будто лично была виновата в его неудаче.
– Мне сегодня выпадают одни нули, – признался он.
– Съешьте конфетку.
– Нет, спасибо.
– Тоже блюдете фигуру? – Она лукаво посмотрела на него.
– Я не сладкоежка.
– Тогда вы точно не южанин, детектив.
Он не мог удержаться от смеха. Уинни Блисс с ее широко распахнутыми глазами и мягким голосом просто очаровала его, как наверняка очаровывала всех студентов – и юношей, и девушек, – которые заходили к ней в кабинет. Его взгляд скользнул по стене за ее столом, на которой были развешаны групповые фотографии выпускников.
– Это студенты медицинского факультета? Она обернулась и посмотрела на стену.
– Я вменяю в обязанность своему мужу делать фотографии выпускников. Это непросто, собрать их вместе. Как любит говорить мой муж, студенты – как кошки, которые гуляют сами по себе. Но мне хочется иметь такие фотографии, и я заставляю их всех собираться. Разве они не милые?
– А где курс Эндрю?
– Я покажу вам альбом. Там и имена указаны. – Уинни встала и подошла к книжному шкафу со стеклянными дверцами. С благоговением она взяла с полки тонкую папку и провела ладонью по обложке, словно смахивая пыль. – Это выпускной курс Эндрю. Здесь фотографии его сокурсников, и здесь же вы найдете названия клиник, где они проходили интернатуру. – Она на мгновение заколебалась, потом протянула ему альбом. – Это мой единственный экземпляр. Поэтому не могли бы вы посмотреть его здесь, не вынося отсюда?
