Ознакомительная версия.
Пришлось долго ждать, пока освободится судья. А потом столь же долго и нудно втолковывать, опираясь на собранные по делу доказательства, клянчить санкцию. Но из их просьб ничего не вышло. «Подозреваемый скрылся, – судья (женщина) была строга и холодна, – какая может быть в этом случае санкция на прослушивание? Вы что, закона, коллеги, не знаете?»
Колосов закон-то знал, но… Он собрал в кулак все свое обаяние, всю силу убеждения и обрушил их на голову судьи. Дебаты шли, за окном уже полыхал закат. Последнее слово оказалось, естественно, за судьей. И оно, увы, было «нет». Отказ. Облом.
Из здания суда Колосов вышел злой как черт. Вернулся в главк, но там тоже его не ждало никаких ободряющих новостей. Однако и головомойку устраивать (душу отводить) было некому – все трудились в поте лица, наперегонки. Пришли данные по следам крови на секаторе и платке, найденных в «Мерседесе» Балмашова. Хотя это пока еще была только биологическая экспертиза, а не ДНК, но и эти результаты подтверждали все прежние выводы: кровь и там и там оказалась той же группы, что и кровь Марата Голикова.
В начале восьмого тот, кого Колосов так хотел бы прослушать негласно, – Сергей Тихомиров, друг и компаньон беглеца, – позвонил сам.
– Добрый вечер, – голос его звучал не особо приветливо. – Вы просили нашу финансовую документацию подготовить, ну вот, все готово. Приезжайте, проверяйте.
– А адрес фабрики гобеленов отыскали, Сергей Геннадьевич? – спросил Колосов.
– Да, там у нас и расходные чеки есть. Вам же бумажки небось все подай.
– Когда приехать, ознакомиться?
– Да хоть сейчас, я в Воронцове. Или завтра вечером. С утра я занят на таможне, у нас там грузы пришли. Срочно надо оформлять.
Колосов прикинул: если завтра вечером, то еще целый день коту под хвост. А может быть, там, в этих документах, что-то полезное, важное. Он глянул на часы.
– Я выезжаю к вам, Сергей Геннадьевич.
Он двинул в Воронцово и уже на Кутузовском влип в затор. В этот летний вечер, казалось, вся Москва устремилась за город, на дачи. Перманентная пробка была и на МКАД, и потом на Ильинском шоссе, куда он рванул в объезд. Настроения, естественно, это не подняло.
Когда он вот так парился и изнывал в машине, несмотря на включенный кондиционер, позвонила Катя.
– Привет, Никита.
– Привет. – Он критически разглядывал себя в зеркале: ну и рожа, господи ты боже мой!
– Новости есть?
– Целый ворох, хоть стой, хоть падай.
– А ты где сейчас? В прокуратуре?
– Был в прокуратуре. Теперь в Воронцово мчу. – Он еле-еле полз в это время в общем потоке. – Там их финансы надо скачать да забрать и адреса, ну то, чем я Тихомирова озадачил.
– Никита, а что насчет военных? Что-нибудь выяснилось? – тревожно спросила Катя.
– Да ничего пока. Круг клиентов фирмы мои орлы проверяют. А ты почему не зашла?
– Ты же в разъездах сегодня сплошных.
– Знаешь, я вспомнил. – Колосов в эту минуту действительно вспомнил разговор с Балмашовым – там, на тропинке у озера. – Он ведь сам меня спрашивал.
– О чем?
– Ну, не из бывших ли я военных… Что-то еще про спецназ вякал и про…
Он не договорил – машины впереди шустро рванули вперед.
– Катя, все, я погнал к Тихомирову, завтра сам с утра к тебе загляну.
Впереди, оказывается, была авария, и вся километровая пробка упиралась в нее. Дальше ехать было гораздо свободнее. Но, несмотря на всю спешку, он попал на территорию Воронцова только уже около девяти вечера.
Однако и вечером там вовсю бурлила жизнь. Возле здания конторы стоял черный «Лендкрузер» с тонированными стеклами. В оранжереях, на делянках, на клумбах, на полях, как и днем, трудился «батальон» китайцев, поливавших цветы, рассаду, половших грядки. Воздух был здесь свежий, напоенный влагой. На газонах работал автополив. Аромат цветов к вечеру как будто даже усилился троектратно. У Колосова аж виски заломило – вот что значит привычка вечно нюхать бензин и сигаретный дым.
Смеркалось. Небо над головой было чистым и прозрачным. Тихомирова Колосов отыскал позади конторы среди делянок каких-то карликовых хвойников, оказавшихся молодой порослью тиса. Он разговаривал с двумя мужчинами средних лет в безупречных костюмах и модных темных очках. Завидев Колосова, те конец беседы явно скомкали, быстро попрощались, сели в «Лендкрузер» и уехали.
– Добрый вечер, всполошил я ваших клиентов, – сказал Колосов, поздоровавшись.
– Это не клиенты, это из банка к нам, – хмуро ответил Тихомиров. Выглядел он из рук вон плохо. Ясно было, что все происшедшее с Балмашовым и «Царством Флоры» было принято им слишком близко к сердцу.
– Из какого банка? – поинтересовался Колосов. – Не из того ли, часом, с кем судились?
– Угадали. Вот как-то прознали уже, что с Андреем беда. Слетелись, как воронье.
– Как банк-то называется?
– «Прогресс и развитие».
– Это у них офис на углу Тверской и Палашевского? Крутой банк, крутые ребята, – хмыкнул Колосов. – Вы уж меня извините, Сергей, что я вас так долго заставил ждать. Из города к вам не так-то просто вырваться.
– Ничего, мы тут допоздна. – Тихомиров махнул рукой рабочим. – Пойдемте.
Они направились к зданию, обшитому белым сайдингом.
– Что с Андреем? Вы так и не нашли его? – спросил он хрипло.
– Непросто найти того, кто скрывается, Сергей Геннадьевич.
– Но отчего вы так уверены? Может быть, с ним несчастье стряслось!
– С ним давно уже стряслось несчастье. С тех самых пор, как он стал убийцей.
– Андрей не убийца, нет, – Тихомиров остановился (они поднимались на крыльцо офиса). – Он… нет, никогда. Вы ошибаетесь.
– Мы располагаем доказательствами его вины, я это вам уже говорил. А вы… Вы так и не подумали о моих словах? И зря.
– Я подумал, – Тихомиров пропустил его внутрь. – Я голову сломал, ночь не спал.
– Давайте смотреть ваши финансовые отчеты. – Колосов уже знакомым путем направился к стойке с компьютером и кассой.
В зале все было по-прежнему – цветы, цветы, цветы в горшках, емкостях, керамических вазах, на подставках. А на стене – гобелен. Колосов, отрываясь от монитора, заполненного столбцами цифр, таблицами и прочей финансовой дребеденью, то и дело смотрел на него. Надо же… Оказывается, и на классике, на живописи старинной можно долой с катушек сорваться. Стать маньяком.
Стать маньяком в царстве флоры, среди цветов…
– Сергей Геннадьевич, – спросил Колосов тихо, – ну признайтесь, только честно – он, ваш друг Балмашов, он ведь странный человек?
– Он гений, – ответил Тихомиров, – я вам это сколько раз повторял.
– Но он же странный. Я это, например, сразу заметил. Еще тогда, в первый раз, как он обратился к нам.
– Он просто смотрит на мир несколько иначе. По-другому. Шире, что ли, чем мы.
– Ну да, шире, – хмыкнул Колосов. – Спросил у меня: а почему это, интересно, нельзя убивать людей? Кем это запрещено?
– Он так говорил? Это все потому, что он часто думал, размышлял. Слишком часто даже…
– О чем?
– О жизни, о смерти. Ему было всего семнадцать лет, когда умерла его мать от рака. А потом через два года и отец. Он рано с этим столкнулся – с потерями, с горем, со смертью. Поэтому не мог уже больше быть прежним.
– Он о смерти размышлял? О своей или чужой?
– Он как-то сказал мне, что это все две стороны одной медали. И нет никакой разницы… Смерть, жизнь – это как две половинки одного целого, того, что и в нас самих, и вокруг нас. – Тихомиров помолчал. – А то, о чем вы мне говорили… Я думал об этом. И я не понимаю. При чем здесь эта картина? – Он кивнул на гобелен.
– А я в ответ повторю свой вопрос: разве она не была для вашего Балмашова настоящим наваждением?
– Она была лишь источником творческой фантазии, он сам так говорил.
– Фантазии творческой? По составлению цветочков в букеты? По убийствам – вот каким источником, – Колосов покачал головой. – Эх, Сергей, дружба-то дружбой, а голову надо на плечах иметь. Вот давайте опять начистоту, мужской ведь разговор у нас с вами – позвонит вам ваш приятель, объявится, так вы ведь нам об этом не сообщите.
– Нет.
– А как же ответственность уголовная?
– Еще детей моих вспомните снова.
– Вы сами лучше о них подумайте. А то сиротами вполне могут остаться. А у нас еще один труп будет. Четвертый по счету. Ладно, где адрес фабрики, на которой он заказывал гобелены?
– Вот, – Тихомиров отыскал файл, – а вот тут в папке чеки. У нас все прозрачно. И мы своих расходов друг от друга никогда не скрывали.
– Версаль? – Колосов прочел адрес. – Фабрика что же, прямо там, во дворце? А, в городе… Ладно… А вас не удивляло, что на этих ваших гобеленах так крови много, словно нарочно, напоказ сделано?
– Нет, так ведь у Пуссена.
– Да вот все и дело-то, что не так. Совсем не так у него.
– Может, это просто фабричный дефект? – Тихомиров пристально вглядывался в картину. – Это же просто картина. Я вообще никогда ей значения не придавал особого…
Ознакомительная версия.
