Ознакомительная версия.
– И не нужно этого представлять, – пробормотала Лариса. – Что до того, что я буду сидеть и постоянно смотреть на дверь. На дверь комнаты, в которой Люблянский хранил вещи моего сына и других жертв… Да, это будет служить мне напоминанием. Напоминанием того, что все могло быть иначе. И никогда уже не будет. И что со своими другими сыновьями я такой ошибки уже больше не допущу.
Шеф снова вздохнул:
– И к чему это самобичевание? Извини, не так выразился… А как дела у этого… этого мальчика-убийцы? Ты что, на полном серьезе хочешь оформить над ним опекунство? Он же псих и прирожденный киллер! Он был готов истязать и убить твоего второго сына! У тебя на глазах!
Голос шефа звенел от негодования и ужаса, а Лариса проговорила:
– Да, он киллер. Но не прирожденный. Ибо киллерами, как и монстрами, как и «пособниками сатаны», становятся, но не рождаются. Родители Тимофея отказались от него. Я их не осуждаю. Но ведь он не только преступник, но и жертва. Помочь ему можно, хотя в очень узких рамках. Конечно, он никогда уже не выйдет из клиники. Никогда не сможет вести нормальную жизнь. Никогда не заведет семью. Но ему нужна любовь – или хотя бы сострадание. И это сделает его чуточку лучше.
Шеф качал головой, будучи с Ларисой совершенно не согласным. Те же аргументы приводил и Валерик. А вот Тимыч сразу сказал, что понимает Ларису. И что не держит зла на Тимофея, который намеревался его тогда убить.
– Только, мамочка, ты его к нам домой не приводи и ко мне в комнату не сели, – попросил ребенок. – А то мне все-таки страшно…
Лариса пообещала, что не приведет и не поселит и что Тимофей останется до конца своих дней под наблюдением врачей в специальной клинике. И что она будет его навещать несколько раз в месяц. И Тимыч, подумав, добавил, что, может быть, как-нибудь поедет вместе с ней навестить нового родственника.
– И все же можно говорить о большом везении, что этот юный киллер был в курсе, что Люблянский похоронил вашего сына там, под дубом, на сорок девятом километре, – заметил шеф. – Иначе бы вы никогда не нашли останков сына. Генетическая экспертиза ведь подтвердила, что это ваш сын?
Лариса долго не отвечала, а потом сказала глухим голосом:
– Да, подтвердила. Я не хотела проводить, но Валера настоял. Это останки Тимыча, сомнений быть не может…
Она снова надолго о чем-то задумалась, а потом оживилась:
– Кстати, я сейчас вам открою большую тайну. Об этом еще никто не знает. Это мне сообщил Тимофей во время моего последнего посещения…
Глаза у шефа вспыхнули, он пробормотал:
– Мальчишка тебе что-то сообщил? То, что никому не говорил? О, ведь Люблянский ему много чего наговорил…
Лариса прошла в комнату-сейф и поманила за собой шефа:
– Да, вы правы. Потому что доктор Перепелкин, конечно, кое-что знает, но далеко не все. Ибо сынок Никулина – только один из боссов этого мерзкого клуба. Имеются и другие, сейчас затаившиеся. И Люблянский, который, конечно, всех их знал, оставил полный перечень известных ему членов клуба – начиная с мелкой сошки и постоянных клиентов и кончая боссами.
– Оставил перечень? – взвизгнул шеф. – Но где? У него же ничего не нашли!
Лариса усмехнулась:
– В том-то и суть! Он его тоже спрятал в комнате-сейфе, которую поверхностно обыскали и пришли к выводу, что в ней ничего больше нет. Но Тимофей в курсе, что там, в полу, имеется тайное отделение, где хранится компромат на всех членов «Клуба любителей-цветоводов».
Шеф уставился на нее:
– И ты знаешь, как открыть этот тайник?
Лариса улыбнулась:
– Да, но не хочу делать это одна, чтобы меня потом не обвинили, что я сама эти документы туда подложила. Поэтому прошу вас засвидетельствовать их выемку из тайника.
– Где он, где тайник? – заверещал шеф, а Лариса указала ему в один из углов. Лев Юрьевич бросился туда, встал на четвереньки, принялся внимательно осматривать пол.
Наконец он повернулся к Ларисе:
– Ничего не вижу! Ни малейшего зазора. Мальчишка сказал, как открыть тайник? Или, может, он наврал или ты не так что-то поняла?
Стоящая в дверях Лариса произнесла:
– Лев Юрьевич, скажите, а почему вы решили купить именно это здание для нового головного офиса нашего холдинга?
Шеф пожал плечами:
– Ну, Люблянский был под арестом, здание можно было купить по дешевке…
– Насколько я в курсе, его хотели заполучить и другие. И итоговая цена была не такой уж выгодной. Точнее, совсем невыгодной. Но вы любой ценой хотели заполучить его…
Шеф медленно поднялся, посмотрел на нее и спросил:
– Что ты хочешь этим сказать? И вообще, к чему это все? Где тайник?
Лариса усмехнулась:
– Вынуждена вас разочаровать: тайник – это моя выдумка. Может, Люблянский где-то и спрятал список членов своего гадкого клуба, но явно не здесь. И еще один вопрос: откуда вы, шеф, в курсе, что останки Тимыча нашли на сорок девятом километре? О дубе, да, сообщали в СМИ. Но точное место обнаружения в прессу не просочилось…
Лев Юрьевич, кривовато улыбаясь, двинулся к Ларисе.
– Конечно, я могу сказать, что у меня свои каналы информации, но ты ведь не поверишь… Что ты мне хочешь предъявить, Лорочка?
– То, что вы тоже являетесь одним из членов «Клуба любителей-цветоводов». Вы, отец шестерых детей, насиловали и убивали чьих-то чужих отпрысков. И здание вы купили, так как знали, что если его купит кто-то другой и обнаружит улики в секретной комнате, то Люблянскому не поздоровится. А вы сделали так, чтобы их нашла я – и тем самым вовлекли меня в операцию по вызволению Люблянского из СИЗО. Ловко придумано!
Улыбка шефа стала еще шире, и он, замерев на полпути к Ларисе, заметил:
– Конечно, мне надо все отрицать, но ведь тебя это все равно не убедит. И ты, Лорочка, продолжишь копать. Я же так настойчиво пытался спровадить тебя в Шанхай, был готов платить в два раза больше, главное, чтобы ты не вела своего расследования. Но ты не пожелала! Значит, придется тебя ликвидировать. Да, я тогда сопровождал Люблянского. Так вышло, что я помог ему захоронить тело твоего сыночка. Нет, истязал и насиловал его только он. А потом, что за ирония судьбы, ты стала моей лучшей сотрудницей! Я упивался этим все эти годы и смеялся над тобой, ведь ты была мне так предана, не зная, что я причастен…
Лариса быстро вышла и захлопнула дверь секретной комнаты. И заблокировала механизм, при помощи которого замок можно было отпереть изнутри. Мгновение спустя она услышала приглушенный стук и еле слышный голос шефа:
– Лариса, открой! Немедленно открой! Ты все равно ничего не сможешь доказать!
Включив переговорное устройство, Лариса произнесла, обращаясь к пленнику:
– Сумею. Наверняка вы у себя на вилле, где обитаете с вашей любящей женушкой и шестью отпрысками, тоже храните кое-какие улики. Вы получите пожизненное, Лев Юрьевич. И сдохнете в тюрьме спецназначения в Сибири. А ваши дети вырастут, проклиная вас и наверняка взяв фамилию матери. Мне их жаль, а вас ничуть.
– Лариса, давай договоримся! Я перепишу на тебя половину холдинга! Прямо сейчас! Это же многие десятки миллионов долла…
Лариса отключила переговорное устройство. А затем, вынув смартфон, позвонила Солдатову:
– Олег, подойди, пожалуйста, в кабинет Льва Юрьевича. Он хочет что-то сказать, но я его, увы, плохо слышу. И захвати четверых своих самых сильных и ловких парней. Я жду.
Подойдя к окну и наблюдая за величественной панорамой летней вечерней Москвы, Лариса стала ждать, игнорируя приглушенные вопли шефа из секретной комнаты.
Ждать пришлось недолго.
– А как мы его назовем? – спросил Тимыч, прижимаясь к большому животу Ларисы, возлежащей на больничной койке. В родильную клинику ее доставили среди ночи, когда начались схватки, оказавшиеся, впрочем, ложными.
Врачи приняли решение, что, с учетом возраста роженицы, ей лучше всего провести оставшиеся до появления на свет малыша дни в клинике.
– Тимофей? – произнес все еще не отошедший от ночного шока Валерик.
Лариса потрепала сына по голове и взглянула на мужа.
Они поженились утром – прямо в палате. А чего, собственно, тянуть? С ускоренной процедурой помог один из знакомых Солдатова, выступивший – наряду с одной из медсестер – свидетелем на церемонии бракосочетания.
– Только не Тимофей! – сказала Лариса. – У нас уже был один. И есть второй.
Она подумала и о третьем, сидящем в специализированной клинике.
Лариса знала, что Валерик изводит врачей вопросами, беспокоясь, чтобы с его сыном все было в порядке. Ларисе же он признался, что опасается, что, с учетом возраста роженицы, ребенок может оказаться…
– С синдромом Дауна? – завершила за него фразу Лариса. – Да, чем выше возраст роженицы, тем выше вероятность. Но я отказалась проводить соответствующее исследование в начале беременности, не намерена его делать и сейчас. Скажи, Валера, если наш сын будет с синдромом Дауна или, предположим, с пороком сердца, с заячьей губой или без всех конечностей, или будет страдать от аутизма, астмы или аллергии, или от всего сразу – ты что, будешь меньше любить его?
Ознакомительная версия.