Эшли отчаянно зажмурилась.
– Вы правы, доктор. Я постараюсь. Когда…, когда это будет?
– Завтра утром.
Эшли обреченно кивнула.
***Назавтра, погрузив Эшли в забытье, доктор Келлер начал с Тони.
– Тони, я хочу, чтобы вы и Алетт поговорили с Эшли.
– А почему ты воображаешь, что она готова к этому?
– Я просто уверен. Мы должны попытаться.
– Ладно, доки, как скажешь.
– Алетт, вы согласны встретиться с Эшли?
– Если Тони разрешит.
– Валяй, Алетт. Кажется, пора. Доктор Келлер, немного помедлив, собрался с духом:
– Эшли, поздоровайтесь с Тони. Последовало долгое молчание. Потом послышалось застенчивое:
– Привет, Тони…
– Привет.
– А теперь поговорите с Алетт.
– Здравствуй, Алетт.
– Добрый день, Эшли… Келлер облегченно вздохнул.
– Вам необходимо получше узнать друг друга. Пришлось пройти через ужасные испытания, которые надолго вас разлучили. Но тяжелые времена кончились, и всем троим пора подружиться. Стать одной здоровой, цельной личностью. Считайте, что мы сделали первый шаг по длинной, но прямой дороге. Но даю слово, самый каменистый участок вы уже одолели.
***С этого дня состояние Эшли начало улучшаться на глазах. Она и ее чужеродные “я” постоянно говорили друг с другом. Девушка узнавала про себя то, что было до сих пор надежно скрыто защитными резервами памяти и мозга.
– Мне приходилось оберегать тебя, – объясняла Тони. – Наверное, каждый раз, расправляясь с очередным мужчиной, я вновь и вновь убивала отца за то, что он сделал с тобой.
– Я тоже старалась отгородить тебя от этого кошмара, – добавила Алетт.
– Мне…, я так вам благодарна! Не знаю, что бы делала без вас, – призналась Эшли и, повернувшись к Гилберту, сухо осведомилась:
– Ведь я в действительности разговариваю сама с собой, не так ли? Вам не смешно?
– Но почему? – искренне удивился он. – Ваше сознание расколото, и вы общаетесь с двумя остальными частями собственной души. Давно пора слиться в единое целое и снова возродиться.
Эшли улыбнулась и кивнула:
– Вы правы, Гилберт. Наконец и я это осознала. Пора. Я готова.
***После ухода Эшли Келлер долго сидел за столом, сжав виски ладонями. Кажется, настал самый важный момент в жизни его пациентки. Да, если быть честным, и в его тоже. Эшли, родная, милая, самая лучшая… Она уйдет навсегда, и ему в утешение останутся лишь сладостно-горькие воспоминания.
Тяжело поднявшись, он направился к Отто Луисону.
– Говорят, вы все-таки добились своего, Гилберт, – приветствовал Отто.
– Эшли просто не узнать, – кивнул Келлер. – Еще несколько месяцев, и мы ее выпишем. Далее она может продолжать лечение амбулаторно.
– Искренне рад за вас. Поздравляю! – воскликнул Отто.
«Я стану тосковать по ней. Безумно тосковать…»
***– Мистер Сингер, доктор Сейлем на второй линии, – сообщила секретарь.
– Слышу.
Дэвид озабоченно потянулся к трубке. Что от него нужно Сейлему? Они не виделись уже много лет.
– Алло! Ройс?
– У меня для вас интересная информация. Это насчет Эшли Паттерсон.
Знакомая тревога стиснула сердце Дэвида.
– С ней что-то случилось?
– Помните, как долго и безуспешно мы пытались выяснить причину ее душевного заболевания?
Еще бы ему не помнить! Самое слабое место в тщательно выстроенной схеме защиты.
– Разумеется.
– Так вот, теперь я знаю ответ. Только сейчас звонил мой друг доктор Луисон, главный врач Коннектикутской психиатрической лечебницы. Недостающее звено головоломки – Стивен Паттерсон. Он постоянно насиловал Эшли, когда та была совсем еще ребенком.
– Что?! – неверяще охнул Дэвид.
– Доктор Луисон сам лишь недавно узнал об этом. Дэвид рассеянно слушал Сейлема, хотя мыслями был далеко. В мозгу настойчиво прокручивались слова Паттерсона: “Вы единственный, кому я доверяю, Дэвид… Кроме дочери, у меня никого нет. Она самое дорогое, что есть у меня на свете. Спасите ее… Прошу вас защищать Эшли… Не желаю, чтобы в этом деле был замешан кто-то еще… Никаких помощников…"
И тут Дэвид внезапно понял, почему доктор Паттерсон так упорно настаивал, чтобы он один представлял на суде Эшли. Стивен был в полной уверенности, что если Эшли и откроет что-то Дэвиду, тот промолчит и не станет выносить сор из избы. Поставленный перед выбором между дочерью и своей репутацией, Стивен выбрал репутацию. Хотел остаться чистеньким, пусть даже ценой жизни единственного ребенка! Сукин сын! Подонок! Дэвид, а ты круглый идиот! Но что тогда можно было сделать?! Чудо, что он вообще выиграл тот процесс! Иначе на совести у Дэвида была бы еще одна невинная жертва!
– Спасибо, Ройс, что сообщили. Какая мерзость!
– И мы еще удивляемся, почему бедняга стала убивать мужчин! Здорово ей, должно быть, пришлось натерпеться.
Они долго говорили о прошлом, прежде чем распрощаться.
***Днем, зайдя в комнату отдыха, она увидела на столе небрежно сложенную газету “Уэстпорт ньюс” и, сама не зная почему, подошла ближе. На первой странице красовалась фотография отца в обнимку с Викторией Энистон и Катриной.
В глаза сразу бросились набранные крупным шрифтом строчки: “Прославленный кардиолог доктор Стивен Паттерсон объявил о своей помолвке с известной в светских кругах Викторией Энистон, имеющей от предыдущего брака трехлетнюю дочь Катрину. Доктор Паттерсон согласился работать в больнице Святого Иоанна на Манхэттене и в ближайшие месяцы переезжает в Нью-Йорк. Он и его будущая супруга уже купили дом на Лонг-Айленде…"
Эшли отбросила газету, как ядовитую змею. Лицо исказилось уродливой гримасой, превратившись в маску неудержимой ярости.
– Я убью эту сволочь! – истерически завопила Тони. – Убью!
Она совершенно не владела собой: вырывалась, царапалась, лягалась… Потребовалось несколько дюжих санитаров, чтобы усмирить ее и отнести в обитую войлоком палату, предназначенную специально для буйно помешанных, чтобы она не поранила себя. Пришлось также сковать ее по рукам и ногам. Когда служитель пришел покормить ее, Тони попыталась его убить, после чего Келлер отдал приказ не подходить к ней близко. Тони полностью завладела Эшли.
Теперь она не верила никому. Даже Гилберту. Увидев его, она злобно прошипела:
– Немедленно выпусти меня, ублюдок! Ненавижу!
– Мы обязательно выпустим вас, – пообещал Гилберт, – но прежде вы должны успокоиться.
– Я спокойна, мать твою! Совершенно спокойна! Разве не видишь? Отпусти! – визжала Тони. В уголках губ показалась пена, глаза закатились. Но Гилберт невозмутимо улыбнулся и присел на край кровати.
– Тони, когда вам на глаза случайно попался снимок отца, вы пообещали отомстить ему и…
– Лжешь! Я собиралась его прикончить!
– От ваших рук погибло достаточно людей. Не хотите же вы снова пустить в ход кинжал? Поверьте, вам это не к лицу. Совсем как в дешевом романе!
– Я не собиралась пускать в ход нож. Слышали когда-нибудь о соляной кислоте? Она разъедает все на свете, включая кожу и глаза. Погодите, пока я…
– Не стоит даже думать об этом, Тони.
– Ты прав! Пожалуй, лучше сжечь его живьем. Тогда ему не придется ждать, пока черти утащат его в ад и начнут поджаривать. Я сумею все обтяпать так, чтобы меня не поймали, если…
– Тони, забудьте об этом.
– Ладно, у меня в запасе еще немало способов… Гилберт огорченно вздохнул:
– Почему вы так рассердились?
– Разве не знаешь? Эх ты, медицинский гений! Он женится на женщине с трехлетней дочерью! И что будет с этой несчастной малышкой, мистер Знаменитый Психиатр? Не нужно быть ясновидящей, чтобы предсказать: то же, что случилось с нами. Ну так вот, больше я этого не допущу!
– Я надеялся, что за это время вы успели избавиться от ненависти.
– Ненависть? Хочешь знать, что такое настоящая ненависть?
***Шел дождь, непрестанный, многодневный. Струи воды лились с неба, образуя серую стену. Капли уныло стучали по крыше несущегося с огромной скоростью автомобиля. Бесконечная блестящая лента шоссе уходила вдаль. Девочка украдкой взглянула на сидевшую за рулем мать и, счастливо улыбнувшись, запела:
Вокруг тутовника вприпрыжку
Гонялась за хорьком мартышка…
Мать дернулась, словно от удара и, на миг забыв обо всем, прикрикнула:
– Немедленно замолчи! Сколько раз повторять: не смей выть эту идиотскую песню! Меня от тебя тошнит, жалкая маленькая…
***Она не успела договорить. Все происходило как при замедленной съемке. Машина не вписалась в поворот и, слетев с дороги, врезалась в дерево. Девочку выбросило из окна. Она больно ушиблась, но даже не потеряла дознания и почти сразу же вскочила. Мать зажало между креслом и рулевым колесом. Она истерически кричала:
– Эшли, вытащи меня! Помоги! Помоги! Но дочь молча наблюдала, не двигаясь с места, пока не раздался взрыв.
