Алексей Антонов - Ёж

Ознакомительная версия.

Из вездехода, перепуганные ее криком, высыпали остальные, они недоуменно озирались вокруг, не в силах произнести ни слова.

– Твою ж, налево! – выругался Степаныч, он смачно плюнул на асфальт и посмотрел на Сергея. – Приехали, выходит.

– Приехали… – как-то обреченно повторил тот. Он отказывался верить, он не хотел ничего понимать, они были в шаге от спасения, всего пара часов пешего хода, и Еж остался бы лишь неприятным воспоминанием, а через несколько лет и вовсе страшной байкой, в которую мало кто поверит.

Женька просто опустилась на колени, обдирая кожу о грубый асфальт, и зарыдала, зарыдала, как маленький ребенок, который внезапно узнал, что Деда Мороза вовсе нет, что Снегурочка – это вымысел, а сказки не более чем плод фантазии взрослых. Они были сломлены, Еж медленно и верно перекраивал их, играя, как злой маленький ребенок, фантазии которого хватало на маленькие жестокие пакости. Подарить надежду и тут же отнять ее, зло посмеиваясь над беспомощными людишками.

Юлька просто стояла, пытаясь отрешиться от реальности, ей хотелось верить, что вчерашний день был не просто плодом их воображения, не просто коллективным психозом, она хотела оказаться там, в тайге, рядом с вездеходом, в котором просто кончилось горючее, и им осталось сделать последнее усилие для того, чтобы добраться до цивилизованных мест. Как там говорил Сергей? Егеря, связь с Большой Землей – все это сулило скорое избавление от этого кошмара, который никак не желал закончиться.

– Надо возвращаться в лагерь! – Седой говорил спокойно, пытаясь выглядеть уверенно, и это у него неплохо получалось, словно у них был еще шанс на спасение, надо было только отдохнуть немного и собраться с силами. Он не хотел, чтобы они задавали вопросы, и больше всего он боялся, что кто-то из них спросит: «А что дальше, что им всем делать дальше?» Но никто не стал задавать глупых вопросов, и он облегченно вздохнул. Он пытался продумывать варианты исхода из Ежа, но все они разбивались о простейшую фразу Степаныча, Еж решил прибрать их к рукам, прибрать всех без исключения, он сгреб в свои огромные ручищи их маленькие фигурки, решая, что сделать с каждым из них. Кто был следующим? Он сам, Юля, Женя или Степаныч, в каком порядке он будет лишать их всех жизненных соков?

…Они шли по широкой центральной улице, собственно говоря, это была единственная улица этого проклятого города, стоящего то ли на проклятой земле, то ли на проклятой реке. Слева тянулись пятиэтажки, справа частные домики. До клуба, или уж теперь, вернее говорить, лагеря, оставалось всего несколько десятков метров.

Сергей первым заметил его, несмотря на то, что было ясное утро и солнце уже достаточно высоко поднялось, разогревая землю после прохладной ночи, он не мог разглядеть его лица, он даже не мог понять, одет ли незнакомец или нет. Фигура казалась сгустком темноты посреди ясного дня, которая то и дело подергивалась дымкой. Он, молча, остановился, медленно снял с плеча карабин и щелкнул предохранителем. Только теперь все остальные заметили незнакомца, они остановились за спиной Седого, и тот услышал, как Тимофей Степанович снял с предохранителя своего верного друга калибром семь шестьдесят два.

– Что надобно? – говорил он все так же спокойно, было видно, что незнакомец не вооружен и причин для волнения нет, в случае чего он продырявит его в нужных местах и глазом не поведет.

– Странно как-то он выглядит, – Юлька тоже говорила спокойно, полагаясь на опытных охотников.

– Как мираж, – поддержала подругу Женька. – Или это испарения от асфальта.

– Черт его разберет! – Седой поднял карабин и прицелился. – Уйди с дороги! – гаркнул он так, что, будь на месте незнакомца даже медведь, он постарался бы убраться подальше, но темная фигура не шелохнулась.

– Я буду считать до трех, потом продырявлю твою дурью башку. – Тон его голоса должен был убедить любого в серьезности намерений, Женька даже невольно потянулась к ушам, для того чтобы вовремя их заткнуть и не слышать выстрела. – Раз!

Фигура оставалась на месте, если это и был человек, то он был под два метра ростом, достаточно худощавый, и имел чертовски крепкие нервы.

– Два!

Юлька видела, как палец Седого привычно улегся на курок карабина и слегка потянул его, она поняла, что он будет стрелять в любом случае, стрелять на поражение, только ради того, чтобы выпустить пар.

– Три! – Одновременно с этими словами он нажал на курок, не давая шансов незнакомцу. Прогремел выстрел, на миг мелькнуло пламя, любовно охватывая дуло.

Юлька во все глаза смотрела на темную фигуру, потому не сразу поняла, что произошло, что-то липкое, усеянное тысячей острых иголок, брызнуло ей на лицо, залепило глаза, от неожиданности она дернулась в сторону, смазывая с лица непонятную субстанцию резким движением рук. Она посмотрела на свои ладони, они были покрыты чем-то буро-красным, с неприятными, плотными, почти черными комками. Только потом она услышала Женькины вопли и непрекращающуюся канонаду выстрелов. Все еще ничего не понимая, она посмотрела туда, где совсем недавно стоял Седой с взведенным карабином. Вместо уверенной фигуры Сергея она увидела какую-то дурацкую куклу с оторванной головой, из шеи которой все еще хлестала фонтанчиками кровь. Кукла стояла с обвисшими по бокам руками, карабин валялся рядом с ней, она была даже одета, как он, но в ней не было его воли, не было его силы, готовой смять все на своем пути. Колени куклы подкосились, и она шлепнулась об асфальт, будто мокрая тряпка, набитая костями.

Мурашки побежали от основания позвоночника к затылку, роясь на темечке, сжимая кожу, на миг она потеряла зрение, дикий, первобытный ужас охватил ее разум и тело, остались лишь инстинкты первобытного человека, который увидел, как его сотоварища только что разорвал взбешенный ягуар. Она бросилась куда-то в сторону, все равно куда, лишь бы подальше от этого места. Сделав два шага, она почувствовала сильную руку на плече, она удержала ее, через секунду в голове зазвучал голос Степаныча. Он кричал, перемешивая обычную речь с отборной бранью, он убеждал ее остаться на месте, иначе стоит ей скрыться из поля его зрения, Еж приберет ее к рукам или водам, хотя разницы уже не было, что у этого монстра вместо рук. В другой руке Тимофея Степановича билась Женька, видимо, она тоже пыталась бежать, но он удержал ее.

Юлька успокоилась и дала понять, что ее уже незачем удерживать. Вскоре успокоилась и ее подруга, она просто безвольной куклой повисла на руке Степаныча, который и сам не знал, что ему делать с ними там, где и свою-то жизнь сохранить нелегко.

– К лагерю, – он отпустил их обеих, ожидая от них полного повиновения, – бегом!

Степаныч вскинул карабин на плечо и кинулся в ближайший проулок, пригибаясь так, будто по нему ведется пулеметный огонь. Девчонки последовали за ним.

На миг я оторвался от чтения. Все это походило на чью-то злую шутку, как она могла знать про кота, откуда она знала про темную фигуру, что преследовала меня? Этого просто-напросто не могло быть. Эта маленькая группка покинула город, уехала от него на несколько сот километров и на следующий день оказалась в точке отправки. Что это, игры всемогущих или массовый психоз, сопровождаемый серьезными галлюцинациями? Я попытался вспомнить лесопилку и центральную площадку, вокруг которой сгрудились ангары. Стоял ли там вездеход? Помнится, я его даже похлопал по ржавому борту, представляя себе его славное прошлое, когда он преодолевал серьезные препятствия, лишь натужно ревя двигателем. Вездеход все-таки был, я даже мог вспомнить его модель, если бы напряг память, но это второстепенно. Что-то очень важное неуловимо проскальзывало в моем сознании, что-то, что могло послужить ответом на все загадки этого проклятого места.

Я посмотрел на кота, который мирно спал под массивным стулом, попытался вспомнить, а видел ли я хоть раз, как он ест, и сколько времени прошло с тех пор, как этот пушистый комок сопровождает меня? Могла ли кошка не есть неделю?

Я закурил, стряхивая пепел прямо на пол, мысли лихорадочно вращались в голове, пытаясь собрать эту головоломку в одно единое целое. Тысяча ярких частей была заботливо перемешана и выложена передо мной.

А может, девочка, писавшая дневник, и вовсе страдала шизофренией или чем-то там еще, вызывающим серьезные галлюцинации, в которые больной верил безоговорочно? Она все это придумала и с особым тщанием записала, сопровождая собственными скупыми комментариями. Но в этом случае болен был и я, пусть частично, я видел то же, что видела и она, а этого уж никак не могло быть. Нас разделял не один год, и я был уверен в том, что экспедиция, за гибелью которой я наблюдал на этих пожелтевших страницах, была в Еже как минимум лет пять назад, а то и больше.

А может, болен я? Я затравленно осмотрел комнату, ожидая увидеть, как из-за печки вылазит домовой с большим окровавленным топором в прескверном настроении. А если это все придумал я и сейчас лежу в какой-нибудь клинике, Юлька – это моя медсестра, которая колет мне ежедневно лекарства, Степаныч – завхоз, а Седой – доктор? Остальным придумывать роли в этом шизофреническом бреду не хотелось, хотелось выбраться из этого города и оказаться дома.

Ознакомительная версия.