- Ты где? – спросил я, отчаянно оглядываясь вокруг.
- Ты мой отец? – переливался детский голос.
- Нет, я тебе не отец. Скажи, где ты?
- Здесь, - его голос звучал уже с другой стороны. – Кто ты, если ты мне не отец?
- Я твой дядя, а твоя мать приходится мне сестрой. Ты - мой племянник…
Он вышел, и я увидел его в лучах лунного света. Он уже не прятался за исчезновение: для своих тринадцати лет он был далеко не крупного телосложения, на вид я бы ему дал меньше, на его лбу извивалась прядь черных волос. Он поднес руку к носу и высморкался. Его глаза метались по сторонам. Он убрал руку, и я увидел его отвратительный и распухший нос, совсем не соответствующий его лицу. В его лице я искал знакомые черты, присущие Роз или Аделарду, а может и мне самому. Но не найдя ничего похожего мне вдруг показалось, что во всем этом была ошибка. Мне здесь нечего было делать, и надо было возвращаться обратно в Монумент, чтобы забыть об этом кошмаре. Он немного переступил с ноги на ногу, и теперь свет поймал его совсем по-другому. Да, я нашел признак эха Морё в легкости движения его тела. Оно напомнило мне кузена Джуля, а также выражение в его глазах – оно было мягким, как у Роз, и это невозможно было утаить.
- Я должен тебя убить, - сказал он.
Это был его голос, и вместе с тем не его. Он был надрывным, искаженным, уродливым, отделенным от него, будто звучащий из щелей где-то внутри его хрупкого тела.
- Ты не должен меня убить, - ответил я. – И, вообще, ты не должен делать того, чего ты не хочешь.
- Я знаю… я знаю… - это снова был его собственный голос. Передо мной был растерявшийся и перепуганный мальчишка, и я видел дрожь его хрупкого подбородка.
Из его носа начало течь. Он вытер его тыльной частью ладони.
- Но я все равно собираюсь тебя убить, - сказал он другим голосом, острым и проникновенным. – А затем, монахиня…
- А кто затем? – спросил я, скрывая облегчение от мысли, что монахиня была в безопасности. Но что его другой голос? - Ты собираешься убить каждого в этом мире?
- Я никого не хочу убивать, - это снова был голос мальчика. – Да, это я убил старого мошенника, и я не сожалею об этом. Я бил его и бил по голове за то, что он сделал со мной, - он коснулся своего носа. – И за то, что он сделал с моей Ма, которая ни разу и мухи не обидела в своей жизни. И я продолжал бы и продолжал…
- А что старик? – спросил я осторожно, но, приближаясь к нему, пытаясь показать, что я – не враг, а кровь его крови, член его семьи.
- Старик выдал тебе нас, – снова был этот уродливый голос. - Он должен был умереть. Его голова должна была быть размозжена вдребезги. Монахиня – следующая.
Теперь я наблюдал за опасным соперничеством. Мне противостояли уже два противника, кроме мальчика самого, был еще некто, существующий в пределах него, будто использующий его личность для собственных целей, превращая его в убийцу.
- И что такого сделала монахиня, чтобы ее убить? – спросил я. – Зачем ей нужно причинять какой-либо вред?
Было ли возможно оставаться в контакте с мальчиком через эту его другую индивидуальность?
- Она знает… - затрещал голос. - Она притворяется, что столь добра ко мне, а на самом деле она следит за мной, наблюдает…
- Заткнись, - закричал я. – Я не с тобой говорю. Мне нет дела до тебя. Я говорю с мальчиком, Оззи Слатером - не с тобой…
Мальчик посмотрел прямо мне в глаза, и я понял, что он смотрел куда-то не в мою сторону с самого начала нашей встречи. Его взгляд фокусировался где-то за моим плечом. Теперь наши глаза встретились.
- Ты на самом деле моя дядя? – спросил он.
- Да, - ответил я. - А моя сестра Роз - твоя мать. Ты бы любил ее, Оззи, если бы знал. И она тебя любит…
- Она бросила его, - это был уже другой голос – резкий и обвиняющий.
- Ей пришлось это сделать, - сказал я мягко, тактично, пытаясь игнорировать этот голос, стараясь поддержать разговор с мальчиком. – У нее не было другого выбора. Она была молода в то время и не следила за собой. Она была в отчаянии…
- Что за мать, которая бросает свое дитя?
- Она хотела, чтобы ты жил. Она хотела, чтобы ее дитя жило. Она могла бы сделать аборт и убить тебя в утробе. Вместо этого, она прошла всю боль беременности, родов и крови. И она отдала тебя монахиням, чтобы они нашли для тебя хороший дом. Разве это не похоже на заботу?
- Как она выглядит? Она красива?
- Она прекрасна. И она любит тебя в глубине души. Это она рассказала мне о Ремзи. Я знал, что один из моих племянников должен быть наделен даром исчезновения, он где-то в этом мире. Она рассказала о тебе, где ты. Это от нее я узнал, как она тоскует о тебе, как ей тебя не хватает. И я нашел тебя. Для нее…
- И что ты от меня хочешь? – спросил он с уже искренним любопытством.
- Помочь тебе, как я уже это говорил. Я владею такой же способностью, как и ты. Эта способность может принести много бед. Она есть и у меня. До меня она была у моего дяди. Он приехал, чтобы найти меня, чтобы помочь мне так же, как и я собираюсь помочь тебе. Это передается от дяди одному из его племянников на протяжении сотен лет.
- Ты блефуешь, - заревел резкий обличительный голос. – Все это, чтобы использовать эту способность. Вот, что тебе от нас надо – использовать нас. За этим ты приехал.
- Мне самому от тебя ничего не надо, - возразил я. – Это нужно только тебе, а я лишь хочу помочь…
- И как ты сможешь… помочь мне? - и теперь это был совсем другой голос, слабый голос ребенка, не только растерянного и изумленного, но и совсем запутавшегося. Ребенок, который должен бы стать следующим поколением исчезателей.
- Сначала, ты должен прекратить все, чем ты занимаешься, - сказал я. - С монахиней. С ней ничего не должно случиться. Ты должен оставить ее в покое. Идем со мной…
- В полицию?
- Нет, не в полицию. В первую очередь побываем у врача. Затем уедем из Ремзи. В Бостоне я отвезу тебя в больницу, где занимаются случаями, подобными твоему. А затем, да, в полицию, но не зачем ты думаешь. Туда обращаются и за другими вещами. Ты не виноват, Оззи, в том, что ты успел наделать. Ты – жертва…
Понял ли он что-либо? Сумел ли я хоть что-то ему доказать?
- Ты врешь, - закричал он, его рука быстрым и внезапным движением достала из-за пояса нож. Его лезвие блеснуло в лучах лунного света.
Инстинктивно, я подскочил к нему и выбил нож из его рук на землю. Когда я поднял глаза, то увидел, что мальчик начал таять, будто рассеивающийся в воздухе дым, и это происходило настолько быстро, что было трудно поверить, что секунду или две до того он стоял передо мной.
Отступив назад, позади себя я почувствовал стену, поняв, что пути для спасения у меня нет. В тот же момент я увидел, как нож отрывается о земли, и он уже в его невидимых руках.
Как загипнотизированный, я наблюдал за ножом, который хлестал в воздухе, будто миниатюрный меч. Затем нож остановился. Его острие смотрело прямо на меня, и он снова начал двигаться в мою сторону. Сомнений не было. Меня собираются убить. По мере приближения ножа к моему животу, внутри меня все стало ежиться. Острие ножа уже вспороло мне рубашку и остановилось, прежде, чем окончательно погрузиться в мою плоть.
Но этого не произошло.
Вместо этого начался смех - непристойный и похотливый, это был хохот триумфа.
- Сначала ты, а затем Сестра Анунсиата…
Ее имя зазвенело в моих ушах, и я вспомнил голос Роз: «Сестра Анунсиата, она такая маленькая, похожа на пожарный гидрант». Монашка, сделавшая все, чтобы сын моей сестры был усыновлен. Это было в самые трудные дни ее жизни.
- Убей его.
- Подожди, - возразил голос мальчика.
- Чего ждать? Он должен умереть в любом случае.
- Он - моя кровь. Он - мой дядя…
- Он лжет.
- Он сказал, что у него такая же способность, как и у меня. В наших венах течет одна и та же кровь.
- Пусть это докажет.
Нож все еще был у моего живота, его острие касалось моей плоти, и я чувствовал точку колющей боли. Но мне было ясно, что мое положение было сомнительным. В любой момент голос мог приказать мальчику нажать на рукоятку ножа.
- Заставь его это доказать, - потребовал голос.
- Ладно, - уступил мальчик голосу грубо и резко. А затем уже мягче он обратился ко мне: - Докажи мне, - сказал он. - Докажи это голосу. Стань невидимым, исчезни.
- Кто этот голос? – спросил я шепотом, пытаясь продолжать свою отчаянную игру, чтобы еще немного протянуть время.
- Не знаю, - ответил он шепотом, присоединяясь к моему усилию в заговоре против голоса. - Но он слишком настойчив, и у меня не получается не следовать его указаниям. Я перестаю быть собой, когда начинаются эти указания.
