Оба выстрелили одновременно. Тедди схватился за грудь и опрокинулся назад, а Ллойд почувствовал, как пуля попала ему в пах. Его палец дернулся на курке. Отдача была такова, что пистолет вырвался из его рук. Он упал и увидел, как Тедди ползет к нему. Гвозди на бейсбольной бите поблескивали в ослепительно белом свете прожектора.
Ллойд вытащил свой короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и выставил его дулом вверх, ожидая увидеть перед собой глаза Тедди. Когда тот склонился над ним, когда бейсбольная бита устремилась к его лицу, опускаясь все ниже и ниже, когда он различил, что у его брата по крови голубые глаза, Ллойд шесть раз спустил курок. И ничего не случилось. Только негромкие щелчки металла о металл. Ллойд закричал, и тут изо рта у Тедди хлынула кровь. Ллойд не понимал, как это могло случиться. Может, он умер и все это ему чудится в загробной жизни? Но тут, за миг до того, как Ллойд потерял сознание, перед глазами у него возник Датч Пелтц. Он вытирал окровавленный стилет, выскочивший из каблука его тяжелого кованого ботинка.
Долгое путешествие в кошмар закончилось, и трое выживших медленно тронулись в обратный путь к выздоровлению.
Датч перенес Ллойда и Тедди в свою машину. Плачущая Кэтлин села рядом с ним. Он поехал прямо домой к знакомому врачу, которому запрещено было практиковать за торговлю морфином. Под дулом пистолета Датча врач осмотрел Ллойда и объявил, что тот нуждается в немедленном переливании трех пинт крови. Датч проверил водительские права Ллойда и удостоверение личности Тедди Верпланка. У них была одна и та же группа: нулевая, резус положительный. Сердце Тедди стимулировали при помощи импровизированной центрифуги, и доктор произвел переливание крови. Все это время Датч непрерывно шептал на ухо бесчувственному Ллойду, что снимет с него все обвинения, чего бы ему это ни стоило. Ллойд пришел в себя, пока врач вводил обезболивающее Кэтлин и разрезал стежки кетгута, скреплявшего ее верхние веки с бровями. Датч не сказал Ллойду, откуда взялась кровь, не хотел, чтобы тот это знал.
Оставив Ллойда и Кэтлин в доме доктора, Датч повез останки Тедди Верпланка к месту его последнего успокоения: на «приговоренный» участок морского берега, куда свозили и сваливали токсичные промышленные отходы. Протащив тело поверх нескольких заграждений из колючей проволоки, он проследил, как ядовитый отлив уносит его в море, словно страшный сон.
Всю следующую неделю Датч провел с Кэтлин и Ллойдом. Ему удалось уговорить врача оставить их у себя и понаблюдать за выздоровлением. Дом превратился в больницу с двумя пациентами. Очнувшись от наркоза, Кэтлин рассказала Датчу, как Тедди Верпланк заклеил ей рот, взвалил на плечо и пронес по холмам Сильверлейка к месту засады на Ллойда.
Датч, в свою очередь, поведал ей, как стихотворные пометки на календаре Тедди Верпланка привели его к электростанции, и предупредил, что она должна быть очень добра к Ллойду и никогда не упоминать при нем о Тедди Верпланке, если хочет, чтобы Ллойд выжил и остался полисменом. Кэтлин, рыдая, согласилась.
Кроме того, Датч сказал, что уничтожит все официальные следы пребывания Тедди Верпланка на Земле, а вот ее задача – любовью смягчить истерзанную страхами память Ллойда.
– Всю душу на это положу, – ответила она.
Больше недели Ллойд метался в бреду. Телесные раны стали заживать, но на место физической боли пришли кошмары. Постепенно, расточая нежнейшие ласки, Кэтлин сумела убедить его, что чудовищу пришел конец, а добро хоть и чудом, но восторжествовало. Держа зеркало у него перед глазами, она рассказывала ему добрые сказки и заставила Ллойда поверить, что Тедди Верпланк не его брат, а совершенно отдельное существо, посланное, чтобы перевернуть последнюю страницу в книге страданий, выпавших на его долю в первые сорок лет жизни. Кэтлин была хорошей рассказчицей, и Ллойд, хоть и не сразу, начал ей верить.
Но по мере того как Кэтлин сочиняла для Ллойда историю его борьбы и победы над Тедди, ее саму стали преследовать кошмары. Ее звонок в ателье «Сильверлейк-камера» спровоцировал убийство Джоани Пратт. Ее нежелание поверить Ллойду и отказаться от своих жалких, смехотворных иллюзий привело к смерти ни в чем не повинной женщины. Эту вину Кэтлин ощущала и переживала с каждым вздохом. Всякий раз, прикасаясь к израненному телу Ллойда, она представляла, будто над ней самой вот-вот свершится смертный приговор. Она попыталась описать свои чувства, но от этого ей стало только хуже. Речь шла уже не о смертном приговоре, а о пожизненном тюремном заключении без права на апелляцию и возможность искупить вину.
* * *
Ровно через месяц после «вальпургиевой ночи» в Сильверлейке Ллойд обнаружил, что может ходить. Датч и Кэтлин перестали навещать его ежедневно, а отлученный от практики доктор отменил болеутоляющие. Вскоре Ллойду предстояло вернуть домой семью и подвергнуться допросу инквизиторов из отдела внутренних расследований, но перед возвращением к обычной жизни Ллойд хотел навестить один памятный адрес в родных местах.
Он вышел из такси перед краснокирпичным зданием в северной части Альварадо, взломал замок на двери и поднялся по лестнице, сам не зная, чего хочет: подтверждения или опровержения самых страшных кошмаров своей жизни. Но не сомневался: от того, что там увидит, будет зависеть весь его дальнейший жизненный путь. Вот только нужно ли ему все это увидеть?
Комната кошмаров была пуста. Ллойд почувствовал, как воспарили и рухнули его надежды. Не было ни крови, ни фотографий, ни экскрементов, ни засохших веток розовых кустов. Стены выкрасили в безобидный светло-голубой цвет. Эркерные окна наглухо забили досками.
– Я знал, что ты придешь.
Ллойд обернулся, заслышав голос. Это был Датч.
– Я караулил это место несколько дней, – продолжал Датч. – Знал, что ты придешь сюда, прежде чем свяжешься с семьей или вернешься на работу.
Легонько проведя кончиками пальцев по стене, Ллойд спросил:
– Что ты здесь нашел, Датч? Мне это важно.
Датч покачал головой:
– Нет. Даже не спрашивай меня об этом. Я в тебе сомневался, чуть было не предал, но исправил все, что мог, и ничего тебе не скажу. Все, что относится к Тедди Верпланку, все, что мне удалось найти, уничтожено. Он не существует. Никогда не существовал. Если Кэтлин и мы с тобой в это поверим, то сможем жить как нормальные люди.
Ллойд стукнул кулаком по стене.
– Но я должен знать! Я должен заплатить за Джоани Пратт. К тому же я больше не коп. Мне еще предстоит осознать это и решить, что делать дальше. Мне приснился сон… Бог свидетель, я даже рассказать его не могу…
Датч подошел и положил руки на плечи Ллойду:
– Ты все еще коп. Я сам ходил к начальнику полиции. Я лгал, угрожал, унижался, заплатил за это своим повышением и назначением в ОВР. У тебя нет и не было неприятностей с департаментом полиции Лос-Анджелеса, точно так же как Тедди Верпланка нет и никогда не существовало на свете. Но ты мне задолжал, и тебе придется заплатить.
Ллойд отер слезы с глаз.
– И какова цена?
– Похорони прошлое и продолжай жить, – ответил Датч.
Ллойд узнал новый адрес Дженис и вылетел в Сан-Франциско на следующий вечер. Ее не было дома – уехала на выходные, оставив девочек со своим другом Джорджем. Стоило Ллойду появиться в квартире, как дочери повисли на нем с восторженным визгом. Если и оставалось на его избитом теле хоть одно живое место, он не сомневался, что девочки устранят этот пробел. На миг его охватила паника, когда они потребовали новую историю, но сказка о кроткой поэтессе и полицейском им очень понравилась. Правда, Ллойд не выдержал и прослезился, смяв концовку. Сказку за него закончила Пенни. Крепко обнимая Ллойда, она сказала:
– Ты никогда раньше не рассказывал сказок со счастливым концом, папочка. Но ничего, ты привыкнешь. Пикассо сумел изменить свой стиль, когда был уже стариком. Вот и ты сумеешь.
Ллойд снял номер в отеле неподалеку от квартиры Дженис и провел выходные со своими дочерьми: сводил их на Рыболовную Пристань,[45] в зоопарк, в Музей естествознания. А когда привез домой вечером в воскресенье, Джордж сообщил ему, что Дженис завела любовника, адвоката, специализирующегося на оптимизации налогов. Именно с ним и проводит выходные.
Велик был соблазн устроить скандал, разрушить их идиллию. У Ллойда непроизвольно сжались кулаки, но тут он вспомнил о Джоани Пратт, и жажда крови улеглась у него в груди. Ллойд обнял и поцеловал девочек на прощанье и ушел к себе в гостиницу. У Дженис есть любовник, а у него есть Кэтлин. Он и сам не знал, что все это значит.
В понедельник утром Ллойд улетел обратно в Лос-Анджелес и добрался на такси до Паркеровского центра. Он пешком поднялся на шестой этаж, чувствуя, как болезненно сокращаются и растягиваются мышцы вокруг раны в паху. Он знал, что еще несколько месяцев не сможет заниматься любовью, но старый коновал, лишенный практики за хранение и распространение, заверил его, что впереди еще много выходных, когда он сможет затрахать Кэтлин до потери пульса.
